Звонок. И заполнили залу ту малу-помалу

Красивые девочки-мальчики, баловни жизни.

Всё тот же профессор читал им стихи Гумилёва,

Пытаясь в стихах показать красоту акмеизма.

И девочки-мальчики явно старались все «измы»

В тетрадь записать, чтоб запомнилось каждое слово.

А он просто слушал и думал: « От жизни далёко.

Чтоб так все туземные страсти лились водопадом –

Поэт приукрасил. Понятно, ему одиноко,

Как мне одиноко, когда никого нету рядом.

Но что-то в стихах этих есть. Может, запах пустыни?

Иль шорохи ветра в оставленном наспех жилище?

А может быть краски – от охры, оранжа и синей

Болит голова до сих пор. И еще много нищих.

Вот нищие те, их столетия не изменили

Как видел поэт, так увидел и я их отрепья.

От нищих в России их вид независимей. Или

Скорей благороднее нищее великолепье.

А что до пустыни, то там по-другому стреляют.

И нет, чтобы кто-то скакал на верблюде двугорбом.

И девочки-мальчики вряд ли себе представляют,

Как их однолетки лежат с перерезанным горлом…».

Он вспомнил всех мертвых . И дактили, ямбы, хореи

Пустою игрушкой ему показались. И прежде

Чем кончил профессор беседу, он вышел за двери

Уже без романтики – к будущей жизни в надежде.

Февраль2020 г.

СУВОРОВ

Я начинал читать роман

с конца в какой-то книге,

В конце там умирал старик,

чье имя знал весь мир.

Он перед Богом был один,

он сбросил, как вериги,

свой высший генеральский чин,

фельдмаршальский мундир.

О чём в час смертный думал он?

О Праге пред Варшавой?

О тех, кто голову сложил ,

кто был в снегах отпет?

Фельдмаршал знал, что будет он

воспет в веках державой.

Но вот простят ли мертвецы –

Бог не давал ответ.

Блаженен муж, коль защищал

в боях свою Отчизну.

Но будет ли блаженен тот

кто воевал во вне

за интересы трех держав,

и воинскую тризну

свершал от Родины вдали

совсем в чужой стране?

Он ждал ответ, он говорил:

« Мне свыше так велели.

Как мог берег, как мог берёг

солдат я от беды».

Но оправданья в счёт не шли:

в разгул ночной метели

выходят воины из могил

и строятся в ряды.

Глаза закрыл старик . Пред ним

идут безмолвным строем

во всеоружьи мертвецы

последних ретирад.

Драгунам, гренадерам, им,

как северным героям,

давно не страшен Чертов мост,

не страшен Сен-Готард.

И я не стал читать роман.

К чему судеб повторы?

К чему атаки и бои,

которых там не счесть?

Лишь пожалел я старика –

драгуны, гренадёры

сквозь старика прошли молчком

и не отдали честь.

Октябрь 2020 г.

НА ПРИЕМЕ У РЕНТГЕНОЛОГА

«Попрошу не дышать», – говорит уважительно врач-рентгенолог.

Пациент и не дышит, на миг замерев на рентгенном экране.

Ждёт вердикта , когда рентгенолог ответит, а будет ли долог

Его жизненный путь. Или скоро дышать он вообще перестанет.

Не дыша, он пытается внутренним зреньем в себя же вглядеться.

В правом легком он видит рубцы – долго в детстве болел пневмонией.

Дальше глубже глядит – переломы ушибы, им некуда деться.

Драки в юности – было. Болел, как и все, подростковой стихией.

Вот и соль в позвонках, что сточились за годы газетной работы.

Вот и сам позвоночник – что можно читать, как большую газету.

Он испытывал драйв – и корпел за письмом в воскресенья, в субботы.

Пусть потом охладел – но следы-то остались, не канули в лету.

Ах, следы, те следы, цепким нервом в лопатку напомнят иглою

Сколько он написал на потребу – и людям, и будням – впустую.

Ничего не создал, не улучшил. На что проливал свет порою,

Втуне так и осталось лежать . Жизнь, выходит, прошла вхолостую.

Но ведь все же и в ней, пусть немного, но были, ведь были просветы?

Или всё так черно? Ни просвета, цвет белый весь черным повыбит?

Он глядит в эту темень . И тщетно он ищет ответы.

Рентгенолог дышать разрешает. А смысл? Он смысла не видит.

Апрель 2020 г.

МОНОЛОГ ИГРОКА

«В школьные годы я был неказист.

Шутки терпел от жестоких проказниц.

Выросли мы – с той поры сверху вниз

Стал я глядеть на своих одноклассниц.

Если и встретимся – не узнаю,

Школьные годы, припоминая.

«Что же ты мстишь нам», – скажет иная.

Нет, никогда, никому я не мщу,

Но никому ничего не прощаю.

Та же история и во дворе.

Неженкой, рохлей меня обзывали.

Но вот как стал я в картежной игре

Всех раздевать, обзывать перестали.

Просит иной: «Я отсрочки прошу,

За все обиды прости, умоляю».

Что тут сказать, никому я не мщу,

Но никому ничего не прощаю.

Что же до женщин, до женских причуд,

Да, я не скрою, бывало прискорбно,

Что уходили. Но завтра уйдут,

А через день-два приходят покорно.

Будут просить, чтоб обиду простил,

Клясться мне будут любовью греховной.

Но у меня нет желанья, нет сил

Снова бросаться в сей омут любовный.

Я вместе с ними о том погрущу,

Но на прощанье скажу чуть скучая:

«Нет, никогда, никому я не мщу,

Но никому ничего не прощаю».

Что же до смерти – я чуда не жду,

Что, как других, и её обыграю.

Но и для смерти в предсмертном бреду

Я сил найду, чтоб сказать: «Не прощаю!».

Октябрь 2022 г.

УТОЧНЕНИЯ ПО ТЕКСТУ

Сияла тихо ночь до солнца,

Джульетта вышла за японца.

Вода исторгла города.

А лодка полетела в небо.

Орёл, взмахнув крылом нелепо

Уплыл неведомо куда.

Да нет, не так! Еще до солнца

Ушла Джульетта от японца,

Вода обмыла город зла.

И помирилась лодка с небом.

Орёл летел за лодкой слепо,

Расправив мощные крыла.

Еще точнее: та Джульетта

Нашла в Японии атлета

И стала в ту же ночь женой.

Шли к лодке оба утром ранним,

И провожал их в небе дальнем

Орел, что реял над страной.

А если быть совсем уж точным:

Прочла в романе полуночном

Джульетта про полёт орла.

Летел он в небе утром ранним

Над Фудзиямой к полю брани,

Где человечья кровь текла.

Октябрь 2019 г.

ИМЯ НОЧИ

Я слушал улицу. Она звала, манила

С окна. Автомобилей шорох гладкий

То разрастался, то подкатывал украдкой

И уходил за поворот красиво.

Я слушал улицу – всех голосов раздолье:

То детский крик, то матерщиный выкрик.

Я уши из повозки тела выпряг,

И вот они пошли пастись на воле.