– Не понял, о чем ты? – прикинулся непонимающим Денис.

– Нужно было как следует инструктировать дядю Витю. А именно: ему надлежало при покупке срезать бирку с кейса, на которой значилось число, цена и универмаг, в котором он куплен.

Дядя Витя смущенно закряхтел, а еще через минуту натужно закашлялся, отчего Алька сделала вывод, что удар ее достиг цели.

Ее и в самом деле возмутила дурацкая выходка Дениса. Когда при свидании он ей доверительно нашептал о спрятанных в камере хранения деньгах, которые нужно взять и привезти в дом, да так, чтобы его дядька об этом ни сном ни духом, Алька прониклась к нему такой симпатией, что готова была за оказанное ей доверие служить ему с закрытыми глазами. Но когда же она приехала на вокзал, открыла указанную ячейку и внимательно исследовала то, за чем приехала, то возмущению ее не было предела.

– Ладно, извини, – миролюбиво произнес Денис, кладя ей руку на плечо. – Мне нужно было узнать.

– Что? – перебила его Алька. – Смотаюсь ли я с парой грязных футболок за границу или нет?

– Я хотел узнать: станешь ли ты кому звонить или нет, после того как выслушала мою просьбу.

– Тогда нужно было взять старый кейс, набить его чем-нибудь, чтобы у меня не закралось подозрение, – принялась выговаривать ему Алька, да с такой долей сарказма, что бедный дядя Витя не знал куда деваться. – И с этим человеком я собираюсь вершить справедливость! Кстати… А куда, по-твоему, я должна была звонить?

Денис недоверчиво хмыкнул и с подозрением уставился на нее. В машине воцарилось молчание, нарушаемое лишь монотонным урчанием мотора.

– Ну, ну, давай, – оборвала она напряженную паузу.

– Знаешь, Аленька, – вкрадчиво начал Денис, положив подбородок на спинку ее сиденья и приблизив таким образом свое лицо настолько, что она ощутила на своих щеках его дыхание. – Хотя прошло шесть лет с тех пор, как я тебя последний раз видел, в голове моей отчетливо сохранилась наша поездка к Сергею. Все инструкции, которыми тебя пичкал добренький Иван Алексеевич, возжелавший вдруг стать твоим покровителем, очень свежи в моей памяти…

– Ну и что? – перебила она его. – Разумеется, он меня учил, как говорить, как поступать, чтобы я не вляпалась в неприятную историю и не выглядела дурой. Ну и что здесь такого?

– А ничего… Просто одна его фраза меня очень насторожила. Я думал над ней несколько ночей и наконец пришел к выводу…

– К какому? – фыркнула Алька, внутренне подбираясь.

– Что ты все эти годы была его осведомительницей…

– Ты, Алька, девка неглупая и должна понять, что такая удача выпадает не всякому и не каждый день. – Задумчиво произнес Иван Алексеевич, остановив машину за два квартала от офиса своего родного брата. – Все, что я тебе ночью говорил, исполняй в точности и будешь жить, как у Христа за пазухой. А сейчас отойдем-ка в сторонку, а Дениска пускай пока карамельку пососет…

Иван Алексеевич сунул руку в карман короткой дубленки, извлек оттуда карамель «Чупа-Чупс» на палочке и, сунув ее Денису, сидящему за рулем, едко заявил:

– На вот, отвлекись. А то все слюни порастерял, пока девку эту обхаживал. А она-то, вишь, крепким орешком оказалась и не по зубам тебе пришлась. Это тебе не твои голозадые танцовщицы…

Он еще что-то добавил ему вполголоса. Что – Алька не расслышала, потому как уже успела выйти из машины и сейчас стояла, кутаясь в высокий воротник енотовой шубы, которую ей накинул на плечи перед отъездом Иван Алексеевич.

Дверь машины громко хлопнула. Иван Алексеевич подошел к девушке, подхватил ее под руку и повел по тротуару, сделав знак Денису следовать за ними.

Узкий тротуар небольшого провинциального городка, где жил брат Ивана Алексеевича, был плохо очищен от рыхлого снега, и он сейчас налипал на каблуки сапог.

– Черт! – выругался Алькин спутник, поскользнувшись на повороте. – Дороги здесь!…

– Да, это не столица, – согласилась она, притопывая ногами, пытаясь сбить налипший снег. – Вы что-то хотели мне сказать?

– Да… – Иван Алексеевич несколько минут помолчал, затем вкрадчиво спросил. – Как ты настроена?

Алька не стала тратить время на дежурное «в каком смысле» или что-нибудь вроде: «я вас не понимаю», а твердо ответила:

– Не скажу, что решительно, но страх от двусмысленности моего положения понемногу отпускает.

– Это хорошо, – одобрил он. – Ты сообразительная девушка…

– А вы меня не переоцениваете? – перебила она его и, смутившись под его укоризненным взглядом, виновато пробормотала: – Извините.

– Я много в жизни повидал. Зерна от плевел отличать умею. У тебя есть характер. С виду ты хрупкая, ранимая, но внутри у тебя несгибаемый стержень. Пару лет закалки – и тебя не прошибешь.

– Ну уж! – вновь не удержалась она от возгласа.

– Да, да, поверь мне. Таких, как ты, неудачи и лишения лишь закаляют.

– Иван Алексеевич, вы забываете, что я прежде всего женщина! – Алька остановилась и растерянно заморгала глазами.

– Вот, вот, именно такой взгляд, – довольно заулыбался ее наставник. – Он любого мужчину может привести в смущение, заставит думать, что перед ним милая наивная девушка.

– Да вы что?! – еще шире распахнула Алька глаза. – Вы меня совсем, совсем не знаете!

– Да ну?! Меня не проведешь, милая. И пока ты тут разыгрываешь передо мной оскорбленную добродетель, я-то знаю, что мысленно ты меня уже давно послала в одно место, определяемое небольшим буквенным набором. Скажи, что я не прав.

Поежившись под колючим взглядом своего воспитателя и подивившись его проницательности, Алька… промолчала.

– Таких, как ты, лишения лишь закаляют, – довольный ее молчанием, вновь улыбнулся Иван Алексеевич. – А теперь о деле…

Они остановились под старой липой, вытянувшей голые ветви к небу, и Иван Алексевич принялся в который раз ее инструктировать. Но на этот раз его речь имела несколько другую направленность.

– Дело у нас закручивается новое. Вложения немалые. А Сергей от горя своего совсем ослеп, – сделал он вступление. – Нужно мне, чтобы ты за ним приглядывала.

– То есть – следила? – Алька возмущенно засопела. – Иными словами, вы хотите сделать меня соглядатаем при вашем брате. Вы настолько ему не доверяете?

– Ишь, зачастила, – недовольно сморщился Иван Алексеевич. – Мне наплевать, как ты это назовешь: слежкой или еще чем, но делать будешь то, что я тебе скажу.

– А если я откажусь? – неосторожно брякнула она и тут же пожалела об этом.

– Попробуй, – по-змеиному прошипел ее спутник, грубо взяв под локоток. – Будешь звонить мне раз в месяц и выдавать полный отчет о его связях, договорах и встречах. Мне нужно знать обо всем, чем живет и дышит мой брат. И не вздумай со мной шутить!

– А если я об этом расскажу ему? Ну, вашему брату, – проговорила Алька, чувствуя, как неустойчивы в мартовской слякоти ее ноги. – Как вы думаете, что он скажет?

Резко притормозив, Иван Алексеевич несколько минут пристально ее разглядывал, а затем, запрокинув бритую голову, зычно расхохотался.

– Э-э-эх, хоть ты и умная баба, но все же баба, – выговорил он сквозь смех мгновение спустя. – Ты плохо его знаешь, если надеешься на то, что он станет тебя слушать. Он и появления-то твоего не заметит.

– А если я все же сумею сделать так, что он полюбит меня? – не сдавалась Алька. Запрятав глубоко внутрь свое возмущение, она перешла на более игривую волну.

– А вот этого-то я и хочу, – понизив тон, потому что они подошли вплотную к машине, выдал Иван Алексеевич, чем очень удивил Альку. – Это поможет и ему, и мне, а главное – общему делу. Так что, будешь умницей – озолочу, а нет – никто и отыскать не сумеет.

Видимо, эти последние слова и достигли ушей сидящего за рулем Дениса. Они насторожили его, оставив в голове трудноперевариваемую информацию. Всю дорогу до офиса Сергея он кидал в зеркало заднего вида подозрительные взгляды на Альку, криво ухмыляясь при этом. Значение этих его гримас, над истинным смыслом которых она поначалу задумывалась, открылось ей только сейчас…