Ганс вытянул губы, как бы собираясь присвистнуть, но барон Конрад больше не смотрел на него. Лицо его точно окаменело. А в это время все его спутники мучились одним невысказанным вопросом: как скоро преследователи их настигнут? Остальное и так было ясно — поравнявшись, люди барона Генри разобьют их наголо. Сомневаться в этом не приходилось — слишком неравными были силы.

Они достигли вершины холма и спустились по его склону на другую сторону, где дорога шла долиной. Несчастные беглецы двигались молча, то и дело обреченно оглядываясь назад. Они не проехали и мили, как увидели шлемы своих преследователей на вершине холма. Но что такое миля, разве это расстояние для сытых лошадей? Однако что еще оставалось делать беглецам, как не пришпоривать своих загнанных коней?

Солнце уже поднялось высоко и нещадно пекло, но несчастные не могли позволить себе ни передохнуть, ни хотя бы напоить лошадей. Только разок, когда всадники пересекали ручей, бедные животные склонили головы и сделали пару глотков холодной воды, а Ганс попытался стереть сажу с лица и рук.

Так продолжали они свое бегство. Барон Конрад ни разу не повернул головы, глядя в оцепенении прямо перед собой, в то время как бедный маленький Отто доверчиво прижимался светлой головой к его закованному в кольчугу плечу. Меж тем до Святого Михаэльсбурга оставалось еще верных восемь лье.

Достигнув небольшой возвышенности, беглецы как по команде обернулись. К своему ужасу, сквозь листву деревьев они ясно различили блеск пик настигающих врагов. В следующую минуту они перевалили в долину. Здесь пред ними простиралась широкая река с каменным мостом в месте, где, судя по замедленному течению, река была особенно глубокой.

— Стойте! — неожиданно крикнул барон и натянул удила. Остальные замерли в изумлении. Что задумал их господин? Барон Конрад обернулся к Гансу и обратился к нему неожиданно проникновенным и спокойным голосом.

— Ганс, ты давно и верно служишь мне. Скажи, готов ли ты выполнить мою последнюю просьбу?

— Да, — ответил Ганс без малейшего промедления.

— Поклянись, — потребовал барон.

— Клянусь, — и Ганс для убедительности дернул крест на своей груди.

— Хорошо. Тогда возьми моего сына и вместе с остальными скачи во весь опор к Святому Микаэльсбургу. Передайте ребенка под покровительство аббата Отто. Расскажи ему, как я принял присягу на верность императору и что за награда ждала меня за это. Скажи, что мой замок сожжен, мои люди либо убиты, либо уведены в плен, либо предали меня, а мой бедный мальчик, мой единственный сын, искалечен моим врагом.

— А как же вы, барон? — спросил Ганс.

— Я останусь здесь, — спокойно сказал барон, — и буду удерживать преследователей столько, сколько хватит моих сил.

Ропот послышался среди тех немногих, кто составлял верную свиту барона, но Конрад яростно набросился на них.

— Я что, уже упал в ваших глазах настолько, что вы возвышаете свой голос против меня? Клянусь небесами, я не пощажу никого, кто осмелится мне перечить!

И, отвернувшись от них, подошел к Гансу.

— Держи мальчика, Ганс, и не забывай о клятве, которую ты мне дал.

В последний раз барон прижал к груди своего сына.

— Мой дорогой мальчик, хоть в своей жизни я сделал злых дел много больше, чем хороших, старайся, вспоминая своего отца, не судить меня слишком строго!

Но от пережитых страданий и крайней слабости маленький Отто плохо понимал, что происходит вокруг него. Все казалось ему нереальным, как тяжелый, затянувшийся сон.

— Прощай, Отто! — произнес барон, но губы мальчика только слегка шевельнулись в ответ. Барон поцеловал его в обе щеки и в спешке обернулся к Гансу: «Прими его!». Затем он разомкнул руки мальчика, обвивавшие его шею, и Ганс бережно посадил Отто в седло перед собой.

— О, мой дорогой господин! — обратился он к барону, но спазм в горле не дал ему договорить, и он поспешно отвернул лицо, искаженное мучительной гримасой.

— Спеши, у нас нет времени на долгое прощание, — ответил барон.

Его верные спутники подошли поцеловать его: «Прощай, Конрад, прощай!» — и, развернувшись, пустились вдогонку за Гансом. А барон Конрад остался на мосту один, чтобы лицом к лицу встретиться со своим заклятым врагом.

Глава 13. КАК БАРОН КОНРАД ДЕРЖАЛ ОБОРОНУ МОСТА

Как только последний из спутников барона скрылся за поворотом дороги и исчез из вида, он постарался взять себя в руки и отогнать тягостные мысли. Медленно двинулся он к середине моста навстречу преследователям. Здесь барон остановился, опустил забрало, укрепив его получше, и проверил, легко ли выходят из ножен меч и кинжал.

А вот уже подоспели противники барона Конрада. Они пронеслись по склону холма прямо к мосту, но тут при въезде на него им пришлось убавить пыл своих скакунов. Посередине моста они увидели безмолвно поджидавшую их закованную в железо фигуру. Всадник невозмутимо сидел на взмыленном боевом коне, который тяжело дышал, раздувая красные ноздри.

По одну сторону моста простиралась низкая каменная ограда, другая сторона обрывалась в реку, медленно несущую свои глубокие воды. Атаковать закованного в броню рыцаря в таком месте было более чем рискованно.

— Вперед! — скомандовал барон Генри, но ни один человек не шевельнулся навстречу неподвижной фигуре на взмыленном коне.

— Как? — вскричал барон Генри. — Вы боитесь одного человека? За мной!

И он решительно пришпорил свою лошадь. Однако и после этих слов никто из его людей не тронулся с места, да и самому ему пришлось осадить ретивого скакуна.

Барон Генри развернулся лицом к своей свите и стал вглядываться в нерешительные лица, пока глаза его не налились яростью.

Наблюдая за этой сценой, барон Конрад разразился пренебрежительным смехом.

— Во всей вашей своре нет ни одного храброго воина. Никто из вас не смеет ко мне приблизиться. Узнаю тебя, барон Генри. У тебя хватило отваги и силы отсечь руку маленькому мальчику. Но где тебе взять мужество потягаться с его отцом?

Барон Генри заскрежетал зубами от бессильной злобы. Уничтожающим взглядом мерил он столпившихся у моста рыцарей. Но тут счастливая мысль осенила его.

— Карл Шпиглер! Удачно, что ты прихватил свой лук. Подстрели-ка мне эту собаку. Да нет же, я конечно имею в виду не седока — твоя стрела не сможет пробить его броню, — а лошадь под ним.

Барон Конрад, услышав эти слова, вскричал в негодовании:

— Трусливый негодяй, не стреляй в доброго коня! Я смогу покончить с тобой и спешившись с него.

С этими словами он соскочил с лошади и, развернув ее, легким шлепком отогнал от себя. Добрый конь перешел через мост и стал щипать траву поодаль.

— Ну а теперь, — вскричал барон Генри, — он нам не страшен! Сметайте его с пути! Вперед, нечего ждать!

Всадники, хоть и медленно, но послушно двинулись навстречу одинокой фигуре, заслонявшей проход. При их приближении барон Конрад поднял над головой свой обоюдоострый меч так, что острая сталь грозно вспыхнула на солнце.

Как только первый всадник выдвинулся вперед, барон Конрад с криком бросился на врага. Рыцарь вонзил в него копье, и барон, шатаясь, сделал несколько шагов назад, но неожиданно с новой силой рванулся навстречу противнику.

Огромный меч вспыхнул на солнце и, просвистев в воздухе, обрушился на свою жертву. Всадник выронил копье и с безумным воплем вцепился двумя руками в гриву лошади. Но меч просвистел снова, на этот раз обагрившись кровью, и несчастный, издав предсмертный вопль, свалился к ногам своего коня.

В следующее мгновение еще несколько всадников налетели на барона. Каждый старался подмять его или свалить копьем наземь. В этой жаркой схватке барону не хватало места, чтобы размахнуться мечом, но он схватил рукоятку обеими руками и орудовал им как копьем, пронзая всех, кого мог достать, и лошадей и седоков.