Фут за футом крался он к своей цели, пока не добрался до галереи и замер, свернувшись калачиком на нижней ступени лестницы, в то время как часовой, дойдя до самого конца, остановился на ее верхней ступени. Здесь часовой встал, чтобы передохнуть, опираясь на копье. Если бы он посмотрел вниз, то непременно заметил бы незваного гостя. Но на счастье Ганса дозорный смотрел вдаль, на крыши лачуг, где ничего подозрительного видно не было.

Минута шла за минутой, а часовой не торопился. Он всматривался в ночь, а Ганс, чья жизнь висела на волоске, лежал, прижавшись к стене, у самых его ног. Наконец, устало зевнув, часовой повернулся и медленно направился к дальнему концу галереи. Неподвижная фигура тут же ожила и быстро скользнула наверх по ступеням. По обеим сторонам галереи стояли каменные колонны, и черный человек прокрался к одной из них, чтобы притаиться под ее прикрытием.

А дальше происходит вот что. Часовой идет по переходу и меч его лязгает о кольчугу при каждом шаге. Не доходя трех футов до неподвижной фигуры за колонной, он поворачивается, меняя направление своего маятникообразного движения. Тут черный человек отделяется от колонны и шаг в шаг бесшумно следует за часовым как его собственная тень. Они ступают вместе и раз и два, но затем…

Ганс нагибается и стремительно, как молния, бросается на свою жертву. Плотная тряпка наброшена на лицо часового, а сам он опрокинут и падает навзничь, издав короткий придушенный крик. Здесь, на каменном полу происходит яростная, хотя и беззвучная борьба в темноте.

И хотя стражник был крепким малым и искусным бойцом, он не мог тягаться с таким силачом, каким был Одноглазый Ганс. Тряпка, накинутая на голову дозорного, была крепко завязана, а затем, несмотря на все сопротивление, Ганс также крепко связал бечевкой его руки и ноги. Теперь, когда дело было сделано, он поднялся на ноги и отер пот со лба.

— Слушай, братец, — прошептал Ганс, приставив что-то холодное и твердое к шее своей жертвы, — тебе знакомо это ощущение? Это кинжал и, если ты развяжешь тряпку и издашь хоть единый звук, я проткну им твою глотку.

С этими словами он сунул кинжал в ножны, поднял связанного стражника и, перекинув его через плечо, как куль с картошкой, стал спускаться по лестнице. Он шел по ступеням так легко, точно его ноша ничего не весила. и затем свернул к месту под аркой, откуда недавно пришел. Опустив стражника на землю, Ганс сначала снял с него все оружие, а затем прислонил к косяку.

— Здесь, братец, нам будет удобнее потолковать с тобой. Честно признаюсь, что привело меня сюда. Мне надо найти молодого Барона Отто, которого тут держат в плену. Если ты мне скажешь, где он, мы мирно разойдемся, а если нет, мне придется перерезать тебе глотку и искать кого-нибудь другого, кто поможет мне. Скажи, ведь ты не откажешь мне в этой любезности?

Стражнику ничего не оставалось, как кивнуть головой, которой ему совсем не хотелось рисковать.

— Вот и славно! Тогда я развяжу тебя, но помни, про мой кинжал.

Ганс снял с бедняги путы, и тот медленно, с трудом поднялся на ноги. Вид у него был такой смущенный, будто он еще не совсем проснулся от кошмарного сна. Его правая рука скользнула к бедру, но не нащупала ничего, кроме пустых ножен.

— Поспеши, приятель, — сказал Ганс нетерпеливо, — время не ждет, упустишь — не догонишь. Покажи мне поскорее дорогу к юному барону Отто или… — и он выразительно провел лезвием ножа по своей твердой ладони.

Больше уговаривать бедолагу не пришлось. Повернувшись, он тронулся в путь, а Ганс двинулся за ним следом. Ночная тьма поглотила их, и вот уже в Замке Дерзкого Змеелова снова воцарилась сонная тишина.

Глава 11. ВЕРНЫЙ СЛУГА ВЫЗВОЛЯЕТ ОТТО ИЗ ТЕМНИЦЫ

Маленький Отто лежал на жесткой скамье в своей темнице, разметавшись в беспокойном сне. Внезапно тяжелая рука опустилась на его плечо, а незнакомый голос прошептал в самое ухо:

— Барон Отто, просыпайся и вставай поскорей! Одноглазый Ганс пришел спасти тебя.

Отто сейчас же проснулся и в темноте приподнялся на локте.

— Одноглазый Ганс? Кто это?

— Я забыл, что ты не знаешь меня, — ответил Ганс. — Я — верный слуга твоего отца и единственный человек, не считая кровных родственников, кто не бросил его в несчастье. Все слуги покинули его, кроме меня. Но я предан ему всем сердцем, поэтому и пришел сюда, чтобы вывести тебя из темницы на волю.

— О, дорогой Ганс, если бы тебе это только удалось! — вскричал бедный мальчик, — если бы ты смог забрать меня отсюда! Но не представляю, как ты это сделаешь. Ведь я так слаб и болен, что не сумею тебе в этом помочь.

И маленький Отто тихо заплакал в темноте.

— Да, да, — проворчал Ганс, — сочувствую тебе. Конечно, это не место для ребенка. Но скажи мне, мой маленький господин, ты можешь карабкаться по веревке?

— Нет, — вздохнул Отто, — и никогда не смогу впредь. Взгляни на это, — и он закатал рукав рубашки.

— Я не вижу, тут слишком темно, — ответил Ганс.

— Тогда пощупай, — и мальчик притянул верного слугу к себе поближе.

Ганс наклонился над бедным ребенком, лицо которого смутно белело впотьмах, и тут же отпрянул в ужасе и негодовании.

— О, грязные кровожадные ублюдки! — хрипло прорычал Ганс. — Кто посмел так над тобой надругаться?

— Барон Генри пришел сюда и сделал это, — ответил Отто и снова заплакал.

— Понятно, понятно, — мрачно кивнул Ганс, — но не плачь. Я тебя все равно заберу отсюда, хоть ты и не можешь карабкаться. Твой отец уже ждет нас под окном, и скоро я передам ему тебя из рук в руки. Обещаю тебе это, только наберись терпения и мужества.

Говоря это, Ганс снял с себя куртку коробейника, и под ней оказался толстый канат, во много рядов кольцами обмотанный вокруг тела. Он был специально завязан узлами, которые располагались один за другим. Кроме каната, Ганс запасся также веревкой и свинцовым грузилом. Он привязал грузило к канату и стал забрасывать его вверх. С третьей попытки Гансу удалось попасть между железными прутьями, и грузило полетело вниз, увлекая канат за собой.

Все это время Ганс стоял с мотком, ожидая, когда канат перестанет рваться у него из рук. Когда же это произошло, он для верности еще подергал канат и, глядя на Отто, произнес:

— Моли Бога, малыш, чтобы грузило упало на землю, потому что если это не так, мы с тобою пропали.

— Я молюсь, — ответил мальчик, кивнув головой. И точно в ответ на его молитву кто-то внизу дернул канат.

— Это твой отец, — перевел дух Ганс. — Не иначе, как тебя услышали на небесах.

И он дернул веревку барону в ответ.

Отто лежал, зачарованно глядя, как веревка ползла сначала к окну, а затем через него в темную ночь, подобно гигантской змее. «Пока все идет, как надо. Длины каната хватает», — пробормотал Ганс. Он поплевал себе на ладони и, убедившись еще раз, что внизу канат находится в надежных руках, стал карабкаться вверх к окну. Здесь, достав из мешка напильник, он принялся подтачивать железные прутья решетки, преграждавшие путь к свободе.

Это была долгая и мучительная работа. Напильник яростно скрежетал по металлу, но он оставался несокрушимым. Отто, наблюдавшему за скрюченной под потолком фигурой, стало казаться, что Ганс никогда не справится с этой работой.

Время от времени Ганс останавливался, чтобы перевести дух, и пытался выломать подпиленные прутья, но ничего не получалось, и он снова продолжал упрямо пилить.

Уже три или четыре раза бедняга испытывал прутья на прочность, и каждый раз железная решетка не поддавалась. Наконец, Ганс навалился плечом на нее с такой силой, что она стала наклоняться. Отто смотрел на это, не веря своему счастью. Внезапно раздался громкий треск, и кусок решетки вылетел наружу, в темную ночь. Ганс привязал канат к оставшимся прутьям и скользнул вниз, к Отто.