Без названия и незаконченный фрагмент

Земля дикой, фантастической красоты; могучих деревьев и великих рек, запутанных, захватывающих дух джунглей и бескрайних, безграничных прерий, высоких, устрашающих скал и сырых, мрачных, охваченных лихорадкой болот, вонючих, далеко простирающихся саванн и великих озер. Земля приятного лета и жестокой, безжалостной зимы. Земля красоты и ужаса. Земля диких зверей и еще более диких людей. Могучие звери бродили по горам, равнинам и джунглям. По ночам бродили На-го-са-на, рыжевато-коричневый, Страх, Который Ходит по ночам, и Са-го-на, жестокий саблезубый. Часто на равнинах и среди зарослей саванн можно увидеть гигантскую фигуру Га-со-го, мамонта, Ходячего Холма. Среди саванн и джунглей Гола-ха, Зверь с Рогом на носу, сражался за превосходство с А-го-нун, Красным, конусообразным рогатым монстром другой эпохи. В болотах и глубоких джунглях жили Пресмыкающиеся. Носители Пылающей Смерти. А в болотах и среди самой глубокой саванны царствовали Э-ха-г-доны, ужасные монстры более ранней эпохи – динозавры. Такова была земля, в которой обитал мой народ, Та-ан.

Через равнину и саванну в устье реки текла великая река, Река голубой воды. На одной стороне реки, южной стороне, возвышались умеренно высокие утесы. Эти утесы резко поднимались в нескольких ярдах от крутого берега реки. Вершина была округлой, круто спускалась на равнину и заканчивалась обрывом в несколько десятков футов. В утесе, выходящем к реке, было три яруса пещер, один ярус над другим; и в этих пещерах жило племя. Та-ан насчитывали около ста пятидесяти человек. Большинство из них, конечно, были женщинами и детьми, но было по крайней мере семьдесят пять А-га-наев, бойцов.

Ого, что это была за жизнь! Жизнь, полная сражений; жизнь, в которой Страх свирепствовал от рождения до смерти. Ибо в те дни человек был слаб и беспомощен, и Страх всегда ходил рядом с ним, и ночью Он ложился рядом с ним. Даже во сне это не покидало его, но сопровождало в его беспокойном покое и преследовало в его снах, так что посреди ночи он внезапно просыпался, хватаясь за свое грубое оружие, и холодный пот выступал у него на лбу. Ибо как мысли человека наяву были полны страха, так и его сны были полны страха. Через жизнь человека протекала в те ранние дни, вглядываясь, крадучись, осторожно, всегда готовый бежать или сражаться, как загнанная в угол крыса. Свои дни он проводил в страхе и настороженности, а ночи – в беспокойном сне и ужасных снах - снах, сквозь которые прокрадывался ужасный страх. Так он шел по жизни и, наконец, в момент неосторожности – внезапное движение в высокой траве, кустах или ветвях над головой, огромное тело, взмывающее в воздух, мгновение ужасной агонии и жуткого страха, а затем звук костей, хрустящих между могучими челюстями. Или же, бросок тяжелой фигуры по земле, быстрый, подобный молнии удар змеи, треск падающего дерева, треск, с которым отсекается гнилая ветка, - все это предвещало Смерть. Насильственная, внезапная смерть.

Летом земля Та-ансов была приятной, за исключением Страха. На деревьях было много фруктов, а на краю болот цвела дикая черника. Ручьи и реки изобиловали Со-га, рыбой, и соплеменники ловили ее с помощью кусочков кости, привязанных к концу длинного волокна или полоски сыромятной кожи. Олень Ба-а и Быстроногая О-ха почернели от своей многочисленности на равнине, а среди лесов бродили огромными стаями, Как и Ун Ворчун. Убийцы наедались плотью травоядных, и их нападения на людей были менее частыми. Человек тоже пировал копытными, ибо они были так многочисленны и так жирны на высокой, густой траве и другой богатой растительности, что они не обращали внимания на опасность и были неосторожны, а охота была хорошей. Соплеменники убивали и умерщвляли, а то, что они не съедали на месте, они нарезали длинными полосками, чтобы высушить перед пещерными кострами на зиму. Деревья и подлесок джунглей и леса были зелеными и приятными. Холмы и утесы были покрыты зеленым покровом растительности, который смягчал их резкие и неровные очертания.

[…]

Без названия и неполный фрагмент

[…]

решительно.

Итак, я отправился вверх по тропе холма, как будто на охоту, и был рад отметить, что она следует за мной. Когда я добрался до довольно дикого, скалистого места среди холмов, я обошел большой валун, а затем повернул обратно на тропу и стал ждать с некоторым ликованием. Ах-лала столкнулась со мной лицом к лицу, прежде чем узнала, что я рядом. Я схватил ее за запястья и протащил по тропе некоторое расстояние, прежде чем она пришла в себя, настолько изумленной она была, а затем она боролась, как маленький демон.

Улыбаясь, я с легкостью пересилил ее, и вскоре она перестала сопротивляться и встала, яростно глядя на меня.

“Зверь!” - воскликнула она, “Отпусти меня!”

“Цукор На, маленькая дикая кошка”. Я насмехался над ней.

Она страстно топнула своей маленькой ножкой: “Не смей называть меня так!” - вспыхнула она.

Я рассмеялся и огляделся, не найдя того, что искал.

“Что ты собираешься со мной сделать?” - спросила она несколько испуганно.

“То, что я должен был сделать давным-давно”. Я ответил: “Отшлепать тебя”.

“Ты шант!” - закричала она. “Ты шант, отшлепай меня”.

“Ты обещаешь оставить меня в покое?” Я спросил ее, надеясь, что она это сделает.

“Нет!” - ответила она угрюмо, как избалованный ребенок.

Поэтому, несмотря на ее сопротивление, я взял ее под мышку и зашагал вверх по тропе, презирая себя, но все еще полный решимости.

Когда я подошел к тому месту, где рядом с тропой росли кусты, я остановился и опустил девушку на землю. Держа ее за запястья одной рукой, я отломил несколько длинных веток. Я чувствовал, что то, что я делал, унижало меня и что у меня никогда не будет прежнего самоуважения, но я чувствовал себя вынужденным продолжать то, что я начал. Порка женщин не была обычаем среди племен Магнарда, хотя это было достаточно распространено. Это всегда вызывало у меня отвращение, но никто из племени не считал неприличным шлепать ребенка, который этого заслуживал, независимо от возраста или пола. Я считал Ах-лалу не более чем непослушным ребенком, и, конечно, у меня было достаточно провокаций.

Она смотрела на меня, не сопротивляясь, пока я не собрал ветки в охапку и не поставил ее перед собой. Тогда она боролась с отчаянием, которое поразило меня. Когда я подавил ее мятеж, она, задыхаясь, сказала: “Ты чудовище! Выпороть женщину!”

Я рассмеялся: “Кто упомянул о порке женщины? Любой может подменить непослушного ребенка”.

Ярость, которая пылала на ее маленьком личике, была такой яростной и сосредоточенной, что я невольно отступил на шаг. Ее глаза буквально горели, ее красивая губка удивительным образом обнажила мелкие зубки. Мгновение она свирепо смотрела на меня, а затем отвернулась, насколько позволяла моя хватка за ее руку, отказываясь смотреть. С каждым мгновением я становился все более сбитым с толку удивительной девушкой. Я привлек ее к себе и был еще больше удивлен, увидев, что она смотрит на меня укоризненным взглядом. Мне было трудно встретить этот ровный взгляд, хотя я знал, и она знала, что она заслуживает порки, если это делает каждая девушка. Но ее ясные глаза заставили меня почувствовать себя так, словно я собирался убить невинного младенца.