– Я же не бомж, – пробормотал Костя смущённо.

– Полностью с вами согласен. Внешняя чистота – маленький шаг на пути к чистоте внутренней.

– Только давайте без нотаций. Что за игра?

Мастер довольно кивнул.

– Игра проста. В ней три уровня: ученик, подмастерье и мастер. Каждый уровень имеет три ступени. Цель Игры: пройти все уровни, как – не важно, важно не бросить Игру, быть смелым и честным с собой.

– И что я буду иметь? Деньги, вечную жизнь?

– Ответ вы получите только в конце.

Константин недоверчиво хмыкнул. «Внутренний трус» понуждал ухватиться за предложенный компромисс: «Попробуй. Зараза смерть подождёт». Невидимый же бес, со злым недовольством смотрящий на Фога, настойчиво шептал ему в ухо: «Пошли его на три буквы и прыгай с крыши, чувак». Гугл поддался «трусу».

– И как это будет? – спросил он мистера Фога.

– Зарегистрируетесь на сайте, наденете эти очки, – Мастер вынул из портфеля очки наподобие лыжных, – и вперёд. Очки – ворота в ваш новый мир, который для вас будет таким же реальным как этот. Играть лучше лёжа: так удобней и безопасней.

– А если мне не понравится?

– Вернётесь на крышу.

С этими словами, Мастер сделал движение рукой и прямо из воздуха материализовал всё туже визитку. «Фокусник, мать его раз так,» – поперхнулся увиденным Костя, но карточку взял. На чёрного цвета плотной бумаге золотыми буквами было начертано www.inferno.ru. Ни телефона, ни другой объясняющей весь этот бред информации не было.

– Мы ещё встретимся? – вопрос, заданный Костей, был из разряда ненужных, и мужчина смутился.

– Возможно, – спокойно ответил Мастер. – Всё будет зависеть от ваших решений, – и загадочно улыбнувшись, добавил: – Успеха вам, Константин.

С достоинством поклонившись теперь уже своему подопечному, мистер Фог сделал два шага назад и, на глазах потрясённого Кости, вдруг, растворился в воздухе.

Косте понадобилось некоторое время, чтобы уверить себя, что он не спятил и что увиденное им – реальность. Очки, визитка и запах любимой полыни в том месте, где минуту назад стоял мистер Фог, как бы говорили ему: «Ты абсолютно нормальный, но мир, который ты знаешь – лишь крохотный атом в большом океане миров тебе недоступных».

– К чёрту всё, – сжимая в потной руке доказательства своей вменяемости, Костя бросился к открытому люку (крышка у люка отсутствовала) и быстро спустился вниз. Стоя на твёрдом асфальте, он разразился таким срамословием, что все окрестные голуби разом слетели с чужих подоконников.

Вернувшись домой и, по обычаю, бросив: «Я дома, – он заперся в комнате, не желая встречаться с ответным: – Где был и что делал?» Костю штормило. Он лёг на кровать и вперился в натяжной потолок, как когда-то в мистера Фога с единственной мыслью: «Что это было?» Потолок ему не ответил, и Костя закрыл глаза. «А мистер-то был прав, – вспоминая себя-дурака стоящим на крыше и плюющим от страха на жёсткое «ложе» внизу, думал мужчина. – Я не готов умирать. Хорошо, хоть хватило ума не оставить прощальной записки. Болван…»

Надежда на собственное жильё рухнула вместе с уходом жены Светланы: милой стервозы из Пензы, в качестве компенсации, за шесть мучительных лет с экзистенциальным занудством свекрови, «хапнувшей» студию в Свиблово: совместно нажитый «спасательный плот», «остров свободы», «обетованную землю», куда не ступала нога Костиной мамы.

Четырнадцать скромных квадратов в родительской трёшке, после развода с женой, стали его цитаделью, крепостью, бункером, с табличкой на чёрной двери: «Родителям вход воспрещён».

Мать Кости, Маргарита Раисовна, коренная москвичка, мечтающая о внуках от здоровой, умной, красивой ровни, проходя мимо «склепа» любимого Кокочки, морщилась, но терпела «предательство сына», соблюдая данное (по условиям «мирного договора») слово не вторгаться в пространство взрослого отпрыска. Среднего роста, подтянутая, она представляла тип женщин (свободных и сильных к другим), о которых кто-то удачно сказал: «Женщину невозможно победить. Если вы не любите неприятности, то не будете и пытаться».11 Крупные черты лица Маргариты Раисовны смягчались глазами: большими и чёрными как восточная ночь, а короткая стрижка придавала ей свежести. Несколько лет на пенсии разбудили в бывшей учительнице литературы и русского языка безудержную страсть к психологии, дремавшую в ней с дня рождения сына. Месячный курс по гештальт терапии вдохнули в женщину новую жизнь. В свои «пятьдесят с небольшим» (свой истинный возраст мать Кости скрывала) она всё ещё была женщиной статной и симпатичной для мужа.

Муж Маргариты Раисовны, полковник на пенсии Пётр Петрович, большую часть жизни мечтавший о «праве мужчины на спокойную жизнь», молча завидовал сыну.

После ухода Светки, ныне, по слухам, блиставшей в театре Ермоловой, Костя-Гугл поклялся себе, что ни одна законная женская ножка не коснётся нового ламината в его холостятской юдоли, и слово своё он сдержал. За десять свободных лет, женщины, если и появлялись в брутальном пространстве комнаты, то лишь до похмельного утра с неизменным маминым: «Кокочка, мамзель твоя что предпочитает на завтрак: чай или кофе?»

Как и положено склепу, пространство «юдоли» было не радостным: стального цвета обои, чёрный компьютерный стол, серое на колёсиках кресло, койка-полуторка с не дешёвым постельным бельём под пледом с фирменным логотипом любимой Костиной группы «Оргии Праведников», небольшой, но вместительный шкаф тёмно-синего цвета да серые римские шторы на унылом окне отражающим серую стену соседнего дома. Единственным светлым пятном в мрачном «бункере», был подарок жены к их последнему Новому году: часы над кроватью в виде жёлтого смайлика.

– Кокочка, ты вернулся? Куда ты так рано ходил? Я вся извелась, – сладкий до тошноты голос Маргариты Раисовны, через узкую щель под запертой дверью, гадом пробрался в комнату. – Иди обедать. Мы с твоим папой уже поели и теперь собираемся пойти прогуляться.

Двухчасовая воскресная прогулка в парке «Коломенское» в любую погоду была непреклонном маминым условием относительно спокойного существования Петра Петровича. Непрекращающиеся попытки приобщить и его к «полезной дряни», к вящему неудовольствию Маргариты Раисовны, недавней фанатки здорового образа жизни, неизменно терпели фиаско.

Костя смолчал. После развода с женой, игра в молчанку (в череде заимствованных у Светки потех, как то: игра в дурака, в глухого, слепого, больного, какого угодно придурка) стала его любимой. Он знал: мать это бесит и с пущим удовольствием предавался «невинному развлечению». Мать не сдавалась:

– Кока, суп стынет. Выйди, поешь, иначе язва тебе гарантирована.

Костя лишь усмехнулся в ответ. Долгожданное материно: «Мы ушли!» – как пушечный выстрел на Петропавловской крепости известило его о свободе, пускай и временной.

Наступившая вслед тишина успокоила пережившего аут мужчину, а запах любимых котлет почти вернул его к жизни. Готовила Маргарита Раисовна превосходно – талант, унаследованный ею от отца, крымского татарина Раиса Тутыхина, повара по призванию, знавшего и любившего татарскую кухню.

Сытый желудок внушил мужчине уверенность и история с Мастером стала казаться обыденным пустячком: «Ну подумаешь, мужик растворился. И чё?»

Вернувшись к себе, первым дело, Костя взглянул на часы; стрелки показывали половину второго. Он решил, что полтора часа, до прихода родителей, более чем достаточно, чтобы разобраться со всей этой хренью и, без спешки, включил ноутбук.

– ОК Гугл. Инферно точка ру.

Услужливый Google на каждое слово сразу же выдал уйму различного хлама: от ссылки на книгу какой-то Ольги Романовой («Уж не той ли самой? Нужно будет погуглить»), с аналогичным названием до статьи в Википедии об Инферно и адреса сомнительной забегаловки «Точка». Нужного адреса «американец» не знал. «Точно, развод,» – презрительно хмыкнул Костя. Если бы не жгучее любопытство, он просто забил бы на мистера Фога и занял бы день чем-то полезным: послушал бы «Оргию», сходил бы в кино или просто напился от нечего делать. Но на то оно и любопытство, чтобы мучить своим токсичным «а вдруг» таких как он, скучающих хомо-пустышек.