– И никто не обнаружил пропажу невесты?

– Если и обнаружили, то было уже поздно, – хмыкает она с хитрой улыбочкой. – Я вот к примеру представляю ситуацию так: уже полвторого, расфуфыренный жених у алтаря, весь такой при параде, ждет невесту, а ее всё еще нет. Кого-то посылают за ней, проверить, как себя чувствует госпожа: небось перед свадьбой мандраж схватил, волнуется и боится высунуть носа из комнаты. А может, надо с чем-то срочно помочь? Невеста, конечно, пожелала сама заняться свадебными приготовлениями, макияж, прическа там… ну а вдруг нужна помощь? Потом этот человек прибегает и в ужасе объявляет, что невесты нигде нет, она пропала! – Кати смеется. – Боюсь представить, какой переполох мы с Лалей устроили!

И на этом месте я посмеиваюсь, представив в уме картинку крупномасштабной трагедии: как оба семейства ищут невесту, а потом разругиваются между собой в пух и прах и разрывают все брачные договоренности.

– Жаль, мы никогда не узнаем, как всё было на самом деле. Хотелось, бы конечно на это посмотреть и громко смеяться в голос, обожаю такое шоу, но переживу.

– А у тебя как? – Подруга становится серьезной, и я тоже больше не смеюсь.

Поднимаюсь, выключаю плиту и разливаю по кружкам чай, Лале не готовлю: она всегда готовит для себя сама, любую еду и напитки. Думаю, с ее приездом жизнь на этой кухне изменится, в воздухе будут разливаться приятные запахи, а холодильник не будет пустовать.

– Отвратительно.

И ставлю обе кружки на стол, сажусь.

– Никто не встретился? – уточняет, обхватив пальцами горячую чашку.

– Есть один парень, – говорю я, делая глоток.

– Правда? – глаза ее широко раскрываются.

– Да, он мой одногруппник, и он мне нравится, черт возьми.

– А вы?..

Качаю головой.

– Нет, Кати. Я пока не могу до конца справиться со своим страхом, но…

– Что?

– У меня определенно есть прогресс, Ян уже дважды имел со мной близкий контакт, и его прикосновения не так страшны что ли… не знаю. Нет, страх он есть, никуда не уходит, просто с ним я могу почти держать себя в руках, мне с ним даже бывает хорошо. Случаются моменты, когда я ощущаю от него тепло, защиту, будто доверяю, понимаешь? Хотя последнее глупо конечно, может, у этого есть другое название. Ох, Кати, я не знаю! Срок истекает, песком сквозь пальцы, а я боюсь отдаться чувствам и боюсь, что у меня ничего не получится.

Молчание, а потом внезапно для самой себе добавляю:

– И самое смешное то, что я уже даже не боюсь Фелипе и его угроз, если откровенно: сюда я просто сбежала от него, он меня достал. Семестр оплачен, я хоть до Нового года могу здесь находиться, и он мне ничего не сделает.

– А те деньги, что оставила для тебя мама на учебу? – Она в курсе шантажа.

– Да пусть Фелипе подавиться ими! Обойдусь без них, мне предлагали вакансию певицы в клубе, прожить полгода денег в любом случае хватит. Я боюсь другого… боюсь остаться одна.

Подруга мнется, поджимает губы и неуверенно говорит:

– Я с тобой. И Лале.

– Я же не про то говорю, Кати, – в моих глазах собираются слезы.

– Я знаю. – Она опускает глаза в чай, тупо смотрит в него и вдруг сознается: – Я от Нико ушла.

– Давно пора, – вставляет Лале, прошедшая мимо в туалет. В перчатках, с тряпкой и дезинфицирующим средством – во всеоружии идет вычищать до блеска уборную.

– Ушла? Совсем? – недоверчиво приподнимаю брови, готовая услышать привычное "мы просто поссорились, и он хлопнул дверью".

– Да, я больше не могу выносить его непостоянство. Мы постоянно ссорились, ты же знаешь. Ссорились, расставались, мирились. И каждый раз возвращались к началу. Я устала, эти отношения убивают меня, разрушают как личность. Я хочу хоть немного пожить для себя, – она запинается, отводит глаза, в них что-то странное мелькает, на миг мне кажется, что они потухли, но, видимо, это всего лишь игра света в черных зрачках, не более. – В смысле… ну ты поняла.

– Конечно. Иди сюда. – И я притягиваю еле сдерживающую слезы девушку к себе, ее подбородок падает мне на плечо, а руки обхватывают шею.

– Ты самый понимающий человек на свете, – еле слышным шепотом говорит она, губами задевая волосы.

Каталина обняла меня, в своей манере – крепко и вкладывая в это дело всю душу.

– Другие бы поспорили с тобой, – невесело усмехаюсь я.

– Другие не знают тебя так, как я. Как мы с Лале.

И когда подруга, так и не проронившая ни единой слезы, уже готова отпустить мои плечи и отодвинуться, я кладу ладонь на теплую спину и шепчу почти с мольбой:

– Прошу, ещё немного побудь рядом. Ты теперь единственная, кто может меня обнять. Пусть мама и делала это редко, всё же теперь даже их, холодных объятий, больше нет.

И она еще минуту гладит мне спину, будто успокаивая, говоря этим "всё будет хорошо, держись", хотя сейчас ей намного хуже, чем мне. Заботливая и ответственная, Кати всегда думает вначале о других, о самых любимых, близких ей людях, и только после – о себе. Всегда. Так грезит о свободе, но не может наплевать на чувства родных и бросить их. Ее мечта – взять рюкзак, закинуть на спину и горной козочкой лазить по горам, по лесам, гулять по чужим странам и городам. Раньше в этой мечте присутствовал и Нико, но теперь ей, похоже, никто не нужен; и уверена, однажды, когда придет время, она, никому ничего не сказав, уйдет навстречу приключениям. И я хочу ей того же, пусть освободиться, ей не нравится работа в фирме отца. Быть его заместителем в двадцать лет, а позже взять бразды правления и связать свою жизнь с финансами… нет, не так представляла Каталина свою жизнь. Она остро нуждается в свободе и в один день надеется выпорхнуть из золотой клетки. Двадцать лет… она самая старшая из нашей тройки, Лале девятнадцать, а я самая младшая, но что странно – разница не ощущается, за исключением одного неизменного факта: будучи самой взрослой из нас, Кати привыкла брать ответственность за всех, оберегает и заботиться обо мне с Лале, эти чувства у нее на уровне внутренней программы заложены, не отходит от этого "компьютерного" кода, именуемого "я старшая сестра, я обязана помогать".

– Пойдем в клуб? – вношу я вполне заманчивое предложение: так тянет напиться. А пьяная Кати – это не пьяная Софи, ей при любых обстоятельствах удается сохранять трезвость ума, пусть это и сопровождается шатающейся походкой, хмельной ухмылкой и громкими ругательствами. Даже в такой ситуации она не перестает умело отваживать от меня назойливых парней. Знает меру гулянкам, знает, когда праздный пир надо завершать, потому в какой-то момент возьмет меня за шкирку и потащит домой, игнорируя мои пьяные и невнятные протесты. Но как бы это ни выглядело эгоистично с моей стороны – полагаться на нее, отключив собственный разум, казалось бы, нагло повесить очередной камень ответственности на подругу, – я знаю, что ей это тоже нужно. Расслабиться, забыть о боли, переключившись на меня.

– Сама хотела предложить, – отвечает, отстранившись и посмотрев мне в глаза с хитрой улыбкой. – Есть у вас тут поблизости стоящие клубы? Чтобы музыка орала в ушах, а парни баттлом разрывали танцпол. Хип-хоп. Брейк-данс.

– Поблизости только один клуб, но мы туда не пойдем, – решительно говорю я и поднимаюсь.

– Почему?

Кати идет в прихожую вслед за мной.

– По пути расскажу. Поедем на такси. На мотоцикле на обратном пути наверняка разобьемся: мы будем в стельку пьяными, так что лучше всё же на такси.

– Тогда переодеваемся! – Кати бежит в спальню и с энтузиазмом начинает разбирать свой чемодан.

Я собираюсь последовать ее примеру и принарядиться у себя в комнате, но меня останавливает возмущенный голос.

– Какой еще клуб? Вы сбрендили? – Лале, прекрасно следившая за разговором, выходит из туалета с голубой тряпочкой, зажатой между пальцами, что обтянуты белыми перчатками.

– Нет, моя милая подруга, в клуб мы отправляемся именно за тем, чтобы не сбрендить и окончательно не двинуться рассудком. Ты с нами?