Глава 17.

Так тепло, когда эти две занозы рядом

3 сентября 2022.

Вечер субботы.

Настроение было паршивое, мне хотелось напиться и забыться, мне осточертело держать всё под контролем, хотелось, наконец, потерять этот чертов контроль. Но я понимала: нельзя.

Я в очередной раз пытаюсь не упасть в голодный обморок, доползаю до холодильника и трясущимися руками достаю оттуда шоколад, нет времени разогревать его и топить на огне, беру сразу в рот. Должно стать легче, нужно подождать, я опускаюсь на пол прямо перед холодильником, привалившись к его холодной дверце.

Справиться с предобморочным состоянием мне кое-как удается, я больше не слышу гула в ушах, в глазах не бегают мушки, только слабость в ногах мешает мне подняться и лечь у себя в комнате. Но я решаю еще немного посидеть, оклематься здесь же, а потом на плите приготовить что-то для бедного желудка: кажется, сегодня я ничего не ела, вообще ничего. Да и день за делами прошел незаметно. С утра была пара, но настроение с каждой минутой этого дня скатывалось к отметке "ниже только дно"; позже, дома, в обнимку с синтезатором я дописала музыку и закончила новую песню – скверное самочувствие неизменно служит на благо моей творческой карьере. Когда мне хорошо – писать не всегда удается, зато, когда всё к чертям катится, я легче отдаюсь работе. Затем учила и делала домашние задания, говорила с психотерапевтом и выслушивала ее лекции по правильному питанию: каким-то образом Доротеа сразу сообразила, что со мной не так. Но было поздно – как раз во время сеанса мне и стало плохо, пришлось срочно захлопнуть компьютер и выдвигаться на поиски быстрого источника энергии.

И вот я здесь, уныло вздыхаю, ощущая затылком холодный металл, а когда неожиданно звонят в дверь, я готова взвыть: ну зачем?! Зачем, Бог, ты посылаешь ко мне гостей, разве не видишь, мне хреново!

Головная боль не прошла, но головокружение отступило, и я плетусь на зов гостя, которому, вероятно, очень весело беспрерывно жать кнопку моего звонка.

Но настроение ужасное в одну секунду сменяется настроением "Господи, спасибо!", стоит мне только распахнуть дверь.

– Привет! – Кати налетает на меня с порога, почти душит в объятиях, но это такие лечебные объятия, что я ощущаю прилив сил, наверное, в первую очередь духовных. Ее голос звучит у самого уха. – Почему так долго не открывала?

Ее пушистые мягкие волосы перестают щекотать мне лицо, когда она выпускает меня из рук и ищет ответ в моих усталых глазах.

– Ты спала? Мы тебя разбудили?

И когда она говорит слово "мы", я автоматически бросаю взгляд ей за спину.

– Как вы обе здесь очутились? – тихим шепотом выдыхаю я, дезориентированная и приятно растерянная.

– Может, вы все-таки позволите мне войти? Сколько мне еще стоять в окружении этих грязных стен? – ворчит Лале, и Каталина закатывает два дорожных чемодана в квартиру, за спиной ее любимая гитара в чехле. А я улыбаюсь им так широко, так открыто. Я так соскучилась по ним, даже по ворчливому характеру нашей самой красивой и милой турчанки с холодно-русыми волосами и большими серо-голубыми глазами. Первый порыв – обнять ее; на миг забылось, что… нельзя.

– Личное пространство, – предупреждает она, явно заметив мой шаг к ней и приподнятые руки.

– Разумеется, – говорю я, прекрасно ее понимая. Когда-то мы с ней познакомились на сеансе групповой терапии, у нее тоже есть определенные травмы и проблемы. Ее главный и единственный страх – касания, кожа к коже, кожа к предметам, потенциально опасным болезнетворными микробами, иначе мизофобия, излишняя забота о чистоте.

– Но это не значит, что я не рада тебя видеть, – с улыбкой говорит она мне, и я знаю, что это правда. Она, так же как и я, настолько редко показывает свою улыбку, что моменты, когда она всё же это делает, для нее действительно самые счастливые, ведь она не в состоянии сдержать эмоции.

– Я тоже рада вас видеть, девочки.

Оглядываясь вокруг, Лале осторожно переступает порог с чехлом за плечами, он размером поменьше, и там лежит ее скрипка. Снять перчатки не спешит.

– Она так же улыбалась, когда мы собрали чемоданы и сбежали от ее предков, – сообщает Кати.

Я поворачиваю защелку в замке и смотрю на подруг.

– Значит, всё-таки сбежали?

– Где тут у тебя туалет? – почти одновременно со мной спрашивает Каталина, серо-карие глаза горят одержимостью. – Умираю, очень хочу пописать.

Сеньорита Суарес, убрав непослушные темные волосы за ухо, торопливо и с увлеченной прытью начинает открывать одну дверь за другой и, не дождавшись моего ответа, исчезает уже за второй.

Лале же с опаской исследует окружающий себя мир и говорит между делом:

– Видела бы ты этого жениха, Софи, сама сбежала бы. Такой приставучий, такой наглый, а еще целоваться лезет, еле вытерпела три свидания с ним. Думала: взбешусь и двину по роже.

– Зачем же было ходить на свидания?

– А ты попробуй откажи моему отцу, он запер бы меня и держал в неволе до тех пор, пока не соглашусь. Слушай, Софи, а ты протирала потолок? По-моему, там какое-то пятно. – Глаза ее обращены к потолку, она щурится, разглядывая какую-то точку.

– Лале, думаешь, мне есть дело до потолка? Ну протерла один раз, когда въезжала в квартиру, никаких пятен я не помню.

– Оно всё же там есть, – деловито произносит она и опускает глаза на меня, – ничего, мы у тебя надолго, я займусь уборкой, всё как следует здесь продезинфицирую.

– Боюсь, у меня нет того инвентаря, что необходим тебе. Только тряпка и швабра в ванной, но тебе этого явно мало.

Я вхожу в ванную, понимаю, что и моющего средства не осталось, но госпожа Лале меня удивляет:

– Я взяла с собой две бутылочки раствора и десять пар перчаток, на сегодня, думаю, вполне хватит. Но тебе, Софи, всё же следует заказать еще, названия средств я тебе продиктую. Сколько в твоей квартире комнат? Две? Маловато. – Рука в перчатке тянет одну из дверей и заглядывает внутрь. – Так, это твоя. Почему гора бумаг валяется в углу? – хмуро смотрит на меня через плечо.

– Это рисунки, – поясняю я, – пока не нашла место, где сжечь.

– У тебя были приступы? – выражение лица меняется на обеспокоенное, мы как никто другой понимаем друг друга: обе заложницы фобий.

Кратко киваю.

– Дважды.

Кивок в ответ, и подруга подходит к другой двери.

– Знаешь, я тоже была на грани. Этот недоумок Джан постоянно ошивался рядом, я стрессовала, а ему хоть бы хны. Как впрочем, и моим родителям. Им плевать на мои чувства, они спят и видят меня здоровой и счастливой до безумия замужней женщиной, надеются, что замужество исправит меня, вылечит их убогую дочь.

Мы обе оказываемся в спальной комнате, куда я почти не заходила.

– Лале, как вы сбежали? – я на полном серьезе нацелена на откровения, и за нее отвечает появившаяся позади нас Каталина, толкающая чемоданы.

– Сначала я предложила ей нормально поговорить с родителями, объяснить всё… но, Софи, таких бесчувственных и твердолобых людей я еще не встречала! Даже мои не такие ублюдки в сравнении с семейкой Кайя.

Она прислоняет гитару к платяному шкафу.

– Что есть, то не исправишь, – комментирует невозмутимо-спокойная Лале, оглядывая объем работы: на белые, но пыльные стены, пластиковое окно, кровать, пол, мебель вокруг. А потом подходит к одному из чемоданов, что внесла в комнату Кати, и, приставив чехол со скрипкой к стене, поваливает на пол, достает… инвентарь.

Мы с Каталиной обмениваемся понимающими взглядами, и я говорю:

– Не будем тебе мешать. Если что мы на кухне.

Я ставлю чайник, подруга сидит на стульчике, сложив на стол локти, длинные вьющиеся пряди по бокам слегка прикрывают ей лицо.

– Рассказывай. Что было дальше? – присаживаюсь рядом.

Она откидывает волосы назад и начинает рассказ:

– Лале сделала вид, что смирилась, а потом, за неделю до свадьбы, когда мы вдвоем сидели в ее комнате, сама выдвинула идею побега. Ей просто не оставили выбора, как она сказала. И в тот же вечер заказали два билета до Москвы, к тебе, нам показалось это идеальным вариантом. Дата вылета пришлась на дату свадьбы. И в полдень мы сбежали из отеля: я как ни в чем не бывало прошла через парадный вход, Лале пришлось слегка попотеть, она преодолевала балконы один за другим. Ты бы видела, Софи, сколько в этом пафосном отеле этажей! Но наша Лале справилась, настолько ей хотелось свободы, и я понимаю ее… Церемония была назначена на час дня, но в это время мы уже сидели в самолете и благополучно взлетали.