Получив пару оседланных лошадок, мы с братом медленным шагом, а я, еще и испытывая сильнейшую неуверенность и опасаясь, отправились на прогулку в ближайший лес. Хотя «лес» звучит громко, ведь больше похож на редкую опушку, пронизанную солнцем.

– Клянусь Сияющей, Ежи, мы того и гляди покроемся плесенью от такой скачки. Тебе необходимо перебороть свой страх, с лошади падать не высоко, точно не убьешься. При этом умение ездить верхом может спасти жизнь, – неожиданно раздраженно попенял братец.

Тон Рейтиша и его хмурый взгляд помогли мне преодолеть страх перед животным, а не угрозой падения, как он, наверное, подумал. Я стиснула колени, понукая лошадку ускориться. Вскоре мы рысили с приличной скоростью, и я даже почувствовала себя увереннее. Память тела никуда не делась и, доверившись ей, у меня все получилось.

Я крутила головой, наслаждаясь погодой, прозрачной небесной синевой и морем солнечного света. Хартан слишком похож на Землю и почти не имеет каких-то знаковых или заметных природных отличий. Кроме огромного диска луны, что нависает над миром даже в дневное время суток этаким едва видным призрачным полукругом. После замечания Рейтиша я задумалась о любопытном моменте. В этом мире, как и на Земле, многообразие божественных пантеонов. Однако трех «дам» чтят многие народы. И считают их сестрами.

У наших соседей в Ирмунде, да и многих других истинно темных землях, чтят саму Смерть. И называют ее Белой Эйтой. По-русски говоря, белой леди.

В Дарглане и у всех, без исключений, оборотней главной божественной сущностью считается Сияющая Госпожа. Тот самый призрачный диск «луны» и есть ее лик. И так как он чаще всего сияет серебристым светом, ее назвали Сияющей. Сияющая Госпожа определяет жизненный путь своих подопечных, награждает и судит. А кому как не мне знать, насколько важно, каким будет этот самый путь. Легким и длинным или коротким и трудным.

Дальше, на юго-западе, где чаще встречаются совсем уж темные и сильнейшие источники, поклоняются Великой Матери, которая покровительствует женщинам, как матерям и созидающим жизнь.

Таким образом в этом очень патриархальном мире больше всего почитают богов женского пола. Одна из которых дарит Смерть, вторая указывает Путь, а третья дарит Жизнь. И ведь не поспоришь, каждая из них нужна, необходима миру и живым.

Спешившись и привязав лошадей, задрав головы, мы с Рейтишем с наслаждением вдохнули смолисто-грибной дух леса и зажмурились, пряча глаза от запутавшихся в соснах лучах солнца.

– Как же здорово жить! – невольно вырвалось у меня.

Краем глаза я уловила движение головы Рейтиша и быстрый взгляд на меня. Показалось, он нахмурился. Меня же вновь накрыло необычными ощущениями: в запах леса вклинился горчащий привкус… сожаления и грусти. Эти загадочные вкусовые всполохи я начала чувствовать с момента пробуждения на Хартане.

Поймать себя за наблюдением Рейтиш не дал, отвернулся. Взмахнул руками – и взлетел уже довольно крупным ржаво-рыжим филином с длинными черными «ушками» и устрашающе когтистыми лапами.

Распахнув глаза, я с восхищением вытаращилась на здоровенную птицу, которая без единого шороха и в пару мощных взмахов достигла верхушки сосны, обогнула ее и, слетев вниз, села на ветку надо мной. Уставилась на меня прямо-таки нереально ядовито-желтыми глазищами, а я, восхищенно задрав голову, пялилась на нее. Уму непостижимо, человек-птица! И какой же он красивы-ый!

– Ты чего, Ежи? – моргнув несколько раз, лишь чуточку измененным голосом недоумевал Рейтиш.

Понятия или названия «филин» на Хартане не существует, как и большого разнообразия сов. Есть обычные дикие серые совы и совы-оборотни. Последние различаются по окраске и размерам в зависимости от рода, пола и внутренней силы зверя. Поэтому я запнулась, чуть не выдохнув земное название, но искреннее восхищение скрыло мою заминку:

– Твой… Твой зверь… он выглядит таким… таким жутко опасным и жутко красивым!

Не-совсем-филин склонил голову набок и буквально засиял взволнованным золотом в глазах. Голос Рейтиша выдал его недоверчивую юношескую надежду:

– Думаешь?

– О, поверь мне! – сложив руки на груди, убежденно закивала я.

– Я настолько плохо выгляжу, что ты решила меня подбодрить? – филин склонил голову к другому плечу и подозрительно покосился.

– Я тебе чистую правду сказала, а ты меня в ерунде подозреваешь! – возмутилась я.

– Раньше я у тебя такого восхищения не вызывал! – припомнил Рейтиш.

– Я четыре года в Далиме провела, а до этого ты при мне толком и не обращался. Когда мне было любоваться твоим зверем? – вывернулась я из опасной ситуации.

– Прости, – хлопнув круглыми глазищами, здоровенный филин-параноик повернулся… затылком ко мне.

Подобрав с земли маленькую пустую шишку, я запустила ею в не то зазнавшегося, не то в надувшегося братца.

– С ума сошла? А если бы в глаз? – возмущенно моргнула грозная птица.

– А кто меня с лестницы столкнул? – сердито выпалила я то, что грызло изнутри, мучило, свербело.

– А может ты просто неуклюжая? – зло ухнуло сверху.

Огромный филин качнулся и буквально рухнул с ветки, я даже среагировать не успела, а парень уже стоял рядом со мной на ногах. От неожиданности я отпрянула, запнулась о корень и упала, вернее, села на задницу. Слишком четко и остро вспомнилось, как недавно мне в грудь вломилась сова, пусть другая и уже родная, но подобное не забыть!

– Я же говорю, неуклюжая! – фыркнул Рейтиш и, развернувшись, пошел вглубь соснового бора, насвистывая какой-то незатейливый мотивчик.

Вот бесит, же! Очередная брошенная мной шишка попала ровно в цель, в голову зловредному парню. Обернувшись, он зацепил взглядом отлетевший в сторону снаряд и уставился на меня, сузив желто-карие, такие же как у меня, глаза. И предвкушающе наигранно пригрозил:

– Ну ты сама напросилась!

Пока он подбирал сразу несколько шишек, я, заткнув за пояс подол широких льняных штанин, которые внешне выглядели как юбка, юркнула за дерево. И оттуда, уже подхватив еще пару шишек, выглянула, чтобы пальнуть еще. Мне тут же метко прилетело в лоб.

– Попал! – довольно крикнул Рейтиш.

Мне не больно, но за свою оплошность немного обидно. Дальше мы носились по бору, прячась за деревьями, метали шишки друг в друга и заливисто хохотали. И пусть к вечеру мы будем в мелких синяках, однако искрящееся веселье и чувство душевной легкости и радости стоили каждого из них.

Все изменилось внезапно и непредсказуемо. Сперва я ощутила мерзкую магическую волну, от которой затошнило, следом меня сбил с ног Рейтиш, уронил на землю и прижал к земле своим телом.

– Сдурел? Добить меня решил, раз с лестницей не вышло? – прохрипела я, тут же вспомнив былые подозрения.

Я с трудом отпихнула от себя парня, потерла ушибленный при падении затылок. Однако ответить брат не успел, в этот момент что-то сверху заскрипело и затрещало. Рывок Рейтиша – и мы вместе откатились в сторону. А следом загрохотало: на то место, где мы были мгновение назад, ухнула со скрипом и стоном сосна. Я целую минуту лежала и ошеломленно таращилась на излом толстенного ствола крепкого векового дерева с торчащими «осколками». В рассеянном солнечном свете над медленно оседавшей пылью и иголками зависла знакомая по памяти Ежении темная тучка.

– Темная магия? – испуганно просипела я, наблюдая за тем, как эта мгла рассеивалась, истаивала обрывками, исчезала, оставляя после себя разгром и страх.

– Не мели чушь, просто от старости сломалось, – буркнул Рейтиш, подняв меня.

Дерево сломалось ровно на уровне моей головы, если бы я стояла на том месте…

Пока я переваривала случившееся, Рейтиш меня слегка отряхнул и за руку повел из лесу. Потом еще и тесно прижал к себе, словно загораживал собой от опасности… Его словам хотелось поверить, только на Земле меня научили не верить на слово, да и глазам тоже. Только разуму и сердцу! Однако отношение к брату – это событие, в корне изменило. Рейтиш вывел меня из-под удара, значит, точно не хотел моей смерти. И все же я вновь ощутила сильнейший привкус горечи, вины и сожаления, заполнившие мой рот и нос сразу после его «не мели чушь».