Эразм Роттердамский являлся лишь одним из многих приглашенных в Мехелен художников и философов. На вид большое, но по дворцовым стандартам скромное кирпичное здание, дом Маргариты стал местом, где благочестивые работы соседствовали с обнаженной натурой Ренессанса. Mappa mundi (карта мира), изготовленная Ван Эйком для ее прадеда Филиппа Доброго, находилась рядом с недавними приобретениями. Одно из них, которое числилось в описях Маргариты как Ung grant tableau qu’on appelle Hernoul-le-fin (Большая картина под названием Эрнул-ле-фин), теперь называют портретом четы Арнольфини. Произведение, говорит опись 1516 года, «передал дон Диего». Дон Диего де Гевара, испанец, служивший роду Маргариты, тоже устроил свою юную родственницу при герцогском дворе, и портрет четы Арнольфини (fort exquis, изысканный, как о нем говорится в одной из последующих описей Маргариты), возможно, был знаком его благодарности и свидетельством того, насколько высоко ценились такие места.
Стены Мехелена были затянуты синей и желтой узорчатой камчатной тканью, зеленой тафтой или украшены легендарной коллекцией гобеленов Маргариты, которыми славились Нидерланды. Позже, после возвращения конкистадора Кортеса из Мексики, в коллекцию Маргариты вошли плюмаж Монтесумы, мозаичные маски ацтеков и чучело райской птицы. Как северный пионер в коллекционировании редкостей, столь любимых итальянскими меценатами, она наняла хранителя и двух помощников для ухода за своей коллекцией.
Ответственным за девочек, писала Анна де Божё, следует «обеспечить, чтобы они служили Господу, каждый день посещали мессу, соблюдали часы[5] и другие обряды, молились о прощении своих грехов, ходили на исповедь и регулярно подавали милостыню. Чтобы успокоить их, украсить их юность и поддерживать их симпатию к вам, необходимо время от времени позволять им веселиться, петь, танцевать и развлекаться в свое удовольствие, но с достоинством, без прикосновений, столкновений и раздоров»[6].
Fille d’honneur (фрейлины) не имели определенных обязанностей, поэтому еще более вероятно, что Анна наблюдала, а возможно, и участвовала в развлечениях Маргариты Австрийской. Маргарита всегда держала под рукой краски в коробке, изготовленной в виде книги, покрытой пурпурным бархатом, и часто ими пользовалась. Музыка была также важным видом досуга. Хор Маргариты стал легендарным, а она сама прекрасно играла на клавишных инструментах и сочиняла песни. Ее нотные книги составляли мессы, церковные песнопения и chansons (песни) тех композиторов, которых впоследствии выбирала Анна, когда ее интерес к музыке привлек к ней Генриха VIII.
Маргарита любила играть в шахматы. Они были изготовлены из халцедона, яшмы и серебра с позолотой. (Ее крестная мать Маргарита Йоркская, владевшая Мехеленом до нее, хранила книги о шахматной игре в кабинете, обитом лиловой тафтой.) Однако Маргарита Австрийская к тому же вела подобную игру в более широком масштабе, так в последующие годы будет поступать и Анна Болейн.
В процветающем торговом сообществе Нидерландов существовала традиция социальной мобильности. На портрете Арнольфини запечатлена не аристократическая, а зажиточная купеческая семья. Это обстоятельство, по всей видимости, тоже не прошло мимо внимания Анны. Сами Болейны, можно сказать, представляли собой пример английской социальной подвижности. Не то чтобы Анна принадлежала к столь скромной семье, как часто утверждается. Семье Болейн принадлежали капиталы от торговли, но это прадед Анны создал состояние и стал лорд-мэром Лондона. В эпоху предпринимательства Тюдоров многие знатные семейства были теснее связаны с торговлей, чем Болейны. По происхождению Анна превосходила двух других жен Генриха; ее мать, старшая дочь графа Суррея, впоследствии герцога Норфолка, происходила из влиятельного рода Говардов, а ее отец Томас принадлежал к ирландской знати, его мать входила в число наследников состояния графа Ормонда.
Тем не менее службу при королевском дворе Томас начал как сравнительно небогатый молодой человек. Однако он быстро шел по карьерной лестнице. В 1501 году он присутствовал на свадьбе Екатерины Арагонской с наследником Генриха VII, а в 1503 году входил в свиту старшей дочери короля Маргариты Тюдор, сопровождавшую ее на бракосочетание с королем Шотландии. К моменту вступления на престол Генриха VIII в 1509 году Томасу Болейну было немного за тридцать, возможно, слишком много для того, чтобы стать одним из близких друзей короля, но Генрих был рад иметь его рядом с собой как хорошего бойца на турнирах, а также умного и владеющего иностранными языками придворного.
В 1512 году Томаса отправили с первой дипломатической миссией ко двору Маргариты Австрийской. Назначение в свиту Анны Болейн служило доказательством того, насколько хорошо английский посланник поладил с правительницей Нидерландов в течение своей десятимесячной миссии. Есть свидетельство, что они заключили пари, что смогут продвинуться в переговорах за десять дней, и оба поставили лошадей: она – свою испанскую скаковую против его пони. В письме Томасу об успехах Анны Маргарита писала, что если девочка продолжит учиться так же хорошо, как сейчас, то «по вашем возвращении нам не потребуется посредника, кроме нее».
Кроме общего, с сексуальным оттенком, упоминания о ее космополитичном лоске и офранцуженных манерах, на нашем понимании Анны в должной мере не отразился ее ранний опыт за границей. Гораздо чаще ее изображают в обстановке Хивера, прекрасного замка в лесах графства Кент, купленного и перестроенного ее прадедом, унаследованного отцом Анны Томасом в 1505 году. Именно в Хивере она провела почти все свое детство. Там – готовясь к поездке за границу, которая могла продлиться годы, – она гуляла по восхитительным весенним садам и лужайкам, бросая последний взгляд с серьезностью умного подростка.
Однако хотя Мехелен при Маргарите тоже окружали прекрасные сады, для современников образ дворцовой жизни был сопряжен с ловушками и искушениями. Приобретающие влияние классы эпохи Тюдоров и опасались королевского двора, и нуждались в нем. Двор являлся единственным местом, где можно было добиться светской выгодной должности, но любая ошибка в словах или поведении, излишнее честолюбие или неверный выбор покровителя могли привести к смертоносным, в буквальном смысле слова, последствиям. Таков был мир, в который родственники отправили Анну Болейн, нацелив как какой-то метательный снаряд.
С одной стороны, она оказалась там в качестве представителя и посланника семьи, как ее отец был посланником Англии. С другой – каким образом долгая разлука могла сказаться на ее взаимоотношениях с семьей? Она будет время от времени видеться с отцом и другими родственниками в предстоящее десятилетие, когда служба тоже приведет их за Ла-Манш. Однако очень долго она, должно быть, была вынуждена рассчитывать на собственные силы. Впоследствии считалось, что она не доверяется советам своей семьи – роду Говардов в широком смысле, – как этого ждут от женщины, но после десяти лет опоры только на себя как она могла доверяться?
При дворе, где Маргарита Австрийская каждый день проводила совет, Анна – с ее сообразительностью, целеустремленностью и, главное, наблюдательностью, которую отметил де Карл, – конечно, научилась не только французскому языку. Она могла видеть женщину, которая обладает властью и даже, возможно, в тщательно определенных пределах, наслаждается своей сексуальностью.
Был еще один урок, который Анна Болейн могла усвоить в блистательном, утонченном кругу Маргариты. Нидерландский (старый бургундский)[7] двор был домом для всех видов церемоний и демонстраций куртуазной любви; эта большая игра в сексуальные роли всецело поглощала высшее общество Европы 300 лет и по-прежнему определяет наше поведение и сегодня. В эту игру Анна тоже научилась играть.
