Это было очень, очень странно: элементали, как правило, не отличались умом и сообразительностью. Здесь же на лицо была не просто эволюция тактики; «снежинки» каким-то образом сообразили, что их атаки не приносят странному летающему колдуну никакого вреда, и переключились на инквизитора.

Френну приходилось туго: Артур, разумеется, защищал его от большинства попаданий, но даже Мерлин Первый не мог одновременно контролировать «Факелы» и систему щитов на инквизиторе. Сам же Френн явно вымотался; у него, похоже, не осталось атакующих заклятий «на пальцах», по крайней мере, таких, что могли бы причинить элементалям вред. Инквизитор прохладно относился ко всяческого рода шаровым молниям и огненным петлям, предпочитая менее заметные и более смертоносные заклинания. Более смертоносные – но для существ из плоти и крови.

Сейчас Френн буквально превратился в вихрь, плюющийся во все стороны огненными шарами. Создать такое заклятье было несложно, к тому же переизбыток эфира на Хляби хорошо в этом помогал, но «снежинки» от этих атак легко уворачивались. Ударный отряд, или хоть Специальный Корпус ОСП, но ещё две-три минуты в таком темпе, и инквизитора сложит от эфирной контузии, понял следователь.

Тогда он совершил Вторую Самую Большую Ошибку за день: немного пораскинув мозгами, Фигаро решил, что вполне мог бы подбивать уходящих от огня Френна элементалей на излёте, в тот момент, когда они, выскочив из-под атаки, прижимались к земле перед заходом на новый вираж.

Поэтому следователь быстренько «накрутил» шаровую молнию побольше, повесил её «на палец», и ринулся в бой.

...Иногда в самый, казалось бы, неподходящий момент, на пике нервического напряжения с мозга как бы слетает пелена, и становятся видны, а, точнее, вновь заметны вещи, которые обычно мы просто не замечаем. Так и сейчас, проваливаясь по колено в сугробы, Фигаро вдруг подумал, до чего, всё же, красив этот зимний лес, который, на самом деле, и зимним-то нельзя было назвать, потому что на Хляби не было других времён года.

От дороги вниз уходил крутой обрыв, где внизу, в тёмной глубине чащи, таились древние силы – настоящие хозяева этих земель: вендиго, шишиги, дриады и прочая лесная чудь, для которой век людской что краткий сон, а сами пришельцы с Большой Земли не более, чем мелкая помеха. Спали в своих норах Чёрные Вдовушки, хмуро глядела на кавардак битвы парочка лесных чертей, видимо, прикидывая, останется ли им хоть немного сочной падали, а вот и менее мистические следы на снегу – заяц. Косой петлял, убегая... а, ну, конечно: вот и следы лисицы. А вон отметины когтей на стволе дуба-гиганта – словно экскаватор ковшом полоснул. Следователь даже знать не хотел, что оставило такие борозды на толстой броне коры – пусть, вон, Артур выясняет, если захочет...

Тонкой нитью тянулась дорога, петляя через старый тёмный лес, ниточка жизни, артерия, что прокачивала мерный пульс жизни от Кальдеры до того, что люди привыкли называть Дальней Хлябью, но, по сути, Дальняя Хлябь как раз и распростёрлась вокруг на многие тысячи вёрст: дикая, древняя, странная, чуждая. Человек пришёл сюда, и отвоевал себе у здешних мест мельчайший кусочек земли, но на самом деле, подумал Фигаро, дело было в том, что эти древние леса просто не обращали на человека внимания, как не обращает внимания исполин-вендиго на веточку, застрявшую в его мехе. Менее одного процента Хляби было хоть как-то исследовано и картографировано, а что здесь может быть ещё?

Очевидно же: всё, что угодно.

...Сразу две «снежинки» ударили по инквизитору потоками чего-то белого, похожего на сгущённый пар. Френн, помогая Артуру удерживать форму щита, резко развернулся к элементалям, прогнувшись под силой удара; подошвы инквизитора заскользили по ледяному насту, но Френн, всё же, каким-то невероятным образом умудрился запустить по «снежинкам» шаровую молнию.

Элементали лениво отлетели в сторону и влево, прижавшись почти вплотную к сугробам (следователю в голову пришло в голову абсурдное сравнение с распластанными на прибрежных камнях медузами), сделали скользящий полуповорот, заходя инквизитору в тыл... и оказались перед Фигаро, который, не задумываясь, метнул в них шаровую молнию.

Он попал – одна из «снежинок» исчезла в радужном вихре снега и вплеснувшегося эфира. Зато второй элементаль немедленно подскочил вверх, оказавшись прямо над головой следователя. И тогда Фигаро увидел, что полупрозрачный смерч был на самом деле не одним элементалем, а тремя.

Он увидел схватившегося за голову Артура; на лице старого колдуна читался чистой воды ужас. Он увидел отчаяние в глазах Френна и мешки под глазами инквизитора – тот был на грани полного истощения и уже заработал эфирную контузию.

В лицо следователя пахнуло мёртвым сухим холодом. В двух шагах от него в воздухе висела смерть.

Фигаро оказался настолько близко к «снежинке», что смог даже рассмотреть странные переливающиеся сгустки внутри элементаля, похожие на блестящие ёлочные шары, вокруг которых, собственно, и двигался воздушный смерч, засасывая в себя снежинки, и тут же разбрасывая вокруг, точно «вечный фонтанчик» работающий на паровом котле (однажды он видел такую игрушку дома у Гастона; заместитель городского головы Нижнего Тудыма очень гордился своим приобретением – «как в столичных домах!»). Он почувствовал взгляд – на него словно уставился сам северный ветер: пустой ледяной череп, в мёртвых глазницах которого завывали чёрные вихри. Он ощутил иссушающее прикосновение мороза на лице.

И он понял, что это конец.

Однако вместо картинок из былой жизни, которые, по идее, должны были вот прямо сейчас пронестись у него прямо перед глазами, Фигаро пришло в голову ещё одно дурацкое сравнение: снег вертевшийся в живом эфирном вихре неожиданно напомнил следователю столичную ярмарку, на которую он попал перед тем, как его, после весьма щепетильного дела, в котором был замешан бывший соратник Артура Седрик Бруне, Академия Других наук и забавный фокус с его, Фигаро, омоложением, его, наконец-то, отправили назад в Нижний Тудым в компании тётушки Марты. Фигаро не любил Столицу, но пропустить такую забавную штуку как «Ярмарка остроумных Механических Изделий, последних Достижений Науки Алхимии, а также большой Пир Мастеровых» он просто не мог. Поэтому следователь выпросил у комиссара Пфуя ещё один день, и отправился на ярмарку в компании тётушки Марты, которая тут же накупила себе паровых утюгов, отжимных валиков и новой посуды («...нет, тащить это всё, конечно, я бы не решилась даже поездом, но если уж комиссар – такая душка! – отправит нас домой блиц-коридором, то почему бы и нет?»). На выставке, помимо прочих механических диковинок, они увидели устройство, от одного вида которого тётушка Марта пришла в восторг, граничащий с помешательством: «Стиральный автомат с выжимной центрифугой» выпускаемый мануфактурой господина Ремью. Автомат не только самостоятельно стирал бельё, но и выжимал его; из барабана рубашки и брюки словоохотливый усач в белоснежной сорочке доставал уже едва влажными. Фигаро чуть было не купил устройство тётушке Марте в подарок, однако та в очередной раз проявила своё недюжинное здравомыслие. «Фигаро, – сказала она, – ну вы подумайте: это ж только первая партия! Наверняка в этой штуке полно недостатков, которые инженеры господина Ремью устранят только в пятой, а то и вовсе в седьмой модели! И потом: где брать запчасти на это чудо техники в Нижнем Тудыме?! Я бесконечно благодарна вам за доброту, но если уж вы так хотите сделать мне такой презент, то погодите года два. А я уж по старинке постираю в кадушке – с меня не убудет»

Так вот сейчас, заглядывая в нутро элементаля, следователь подумал, что движение снежинок у мерцающего эфирного ядра очень похожи на вращение белья в барабане стирального автомата. Мда, подумал Фигаро, хорошо, что никто не узнает, с какими именно последними мыслями я помер.

Вот только смерть всё не наступала.

Элементали медленно кружили вокруг, словно выбирая подходящий вектор атаки. Но само по себе это предположение было глупым: следователь уже видел, с какой скоростью способны ударить эти существа. Однако факт оставался фактом: «снежинки» не атаковали.