- Да вы фаталист, оказывается! – Следователь усмехнулся, и пыхнул трубкой. – Вот уж не ожидал.

- Какой же это фатализм, если вы не в состоянии узнать будущее? Пф-ф-ф-ф! Вот если бы его узнали, и такой «о-о-о-о не-е-е-е-ет, как же я теперь буду жить, зная, что мне придётся убить этого симпатичного дракона!». Понимаете, если вы не в состоянии узнать свою судьбу, то это то же самое, что и её полное отсутствие. Как сказал кто-то из святых отцов древности: если бог есть, но он не отвечает на наши молитвы и никак не вмешивается в пути своего творения, то какая разница, есть он, или его нет? Этот святой отец, кстати, в конце жизни перестал быть святым отцом и неплохо проводил время с вином и гулящими девицами... – Он ненадолго замолчал, уставившись в потолок и задумчиво поглаживая бороду. – А ведь есть ещё и колдовство. И оно – я искренне в это верю – способно изменить судьбу человека и мира. Хоть понятную, хоть непонятную, хоть предопределённую, хоть нет. Колдовство преодолевает энтропию, нарушая законы термодинамики, а, значит, может всё. Мы сами теперь пишем в Книге Жизни, и, кто знает, может быть, однажды напишем такой сильный абзац, что все замрут в восхищении, и жизнь никогда больше не будет прежней...

- Пока что вы там написали только про Демона.

- Ох и хочется мне иногда приложить вас шаровой молнией, Френн. Но вы правы, совершенно правы, и вот мы здесь, на Дальней Хляби, морозим себе зады и спасаем мир... А что, хотите вернуться в Нижний Тудым? В своё кресло в инквизитории?

- Нет. Моё кресло в Тудыме уже изрядно скрипит, и я просидел в нём порядочную вмятину. Хватит. Лучше я стану местным инквизитором. Буду разъезжать по Хляби на огромном самоходном танке, нанося добро и причиняя справедливость. Я же из Оливковой Ветви, забыли?.. Чёрт, как же всё бесит. Проклятый эфирный шторм, проклятая аномалия, проклятая гора. Фигаро, идёмте на обзорную площадку, покурим.

Фигаро, в общем, не возражал: снаружи, на свежем воздухе, переносить эфирный штиль было легче. К тому же у подножья Рогатой горы мороз неожиданно спал, и теперь все наружные термометры показывали всего-то минус пять Цельсия. Это было приятно, но вот окружающие виды...

Следователь надеялся каждый день любоваться невероятными пейзажами, которые, конечно же, должны были открываться со склонов самой высокой из известных человеку гор, но... Как только отряд «Шипастых дубин» начал своё восхождение по обледенелым каменистым склонам, с горы спустился туман и укутал собой всё вокруг.

Туман этот явно имел неестественную природу; в эфире он выглядел как искрящийся сиреневый флер, сотканный из миллионов разноцветных огней. Огни никак не реагировали ни на людей, ни на их попытки колдовать, и, похоже, не являлись живыми существами, однако были так красивы, что наблюдать за ними можно было сколь угодно долго.

Вот только очень скоро даже простейшие заклятья перестали работать, и следователю с инквизитором осталось лишь хмуро рассматривать окутывающую всё вокруг молочную дымку. Туман не был особо плотным, но настолько однородным, что от него уставао зрение; через некоторое время начинало казаться, что никакого тумана на самом деле нет, а в глаза просто плеснули какой-то мерзкой алхимической дрянью вроде «Куриной слепоты», которой жандармы так любили разгонять «Легион Свободы», «Народный Глас» и прочих бездельников, столь щедро спонсируемых всякими заморскими махинаторами (впрочем, в последнее время Рейх с Британией, убедившись в удручающей неэффективности своей карманной оппозиции, сильно порезали бюджеты, и «Легион» с «Гласом» едва сводили концы с концами).

- Туман. – Френн выматерился и, щёлкнув маленькой серебряной зажигалкой с эмблемой «Шипастых Дубин» (он свистнул её в каюте командира Анны, завалившись как-то под вечер потрепать от скуки языком), глубоко затянулся ароматной самокруткой.

- Туман, – согласился следователь, – да только он уже хрен лысый знает сколько, этот ваш туман. Но обидно. Не видно ни черта, одни камни да снег. И сумрак. Непонятно, то ли день, то ли вечер.

- Фигаро, у вас часы в кармане.

- Да я не об этом. Освещение, понимаете? Мой организм всё время уверен, что уже вечер, отчего ему хочется только есть и спать.

- Вам всегда хочется есть и спать. Вне зависимости от времени года или суток.

- Ну, не без этого, но сейчас вот просто особенно... Смотрите! Вон там, у камня... А, это просто дерево. Кстати, откуда вообще деревья на такой высоте?

- В горах, вообще-то, растут всякие там растения: камнеломка, например, или эта… как её... Ползучая что-то там.

- Ф-ф-ф-фу ты... Дышать тяжело. Я что, подхватил чахотку?

- Это из-за высоты. Тут воздух разрежён, и чем выше мы поднимаемся, тем тяжелее будет дышать. Хорошо хоть нам не надо драться на эти каменные рога; там бы мы не обошлись без дыхательных аппаратов... Вообще-то курить тоже нежелательно при такой-то одышке, но...

- Но тогда мы вообще с ума сойдём.

- Точно.

Некоторое время оба курили, нервно оглядываясь по сторонам, но оглядываться, в общем-то, было особо и не на что. Вокруг сквозь осточертевшую до колик белую дымку там и сям проглядывали могучие базальтовые плиты, на которых ледник в доисторические времена прорезал глубокие борозды, и теперь скалы походили на морщинистые щёки какого-то древнего гиганта, что задумался тут, да и уснул, припорошенный снежком.

Снега здесь, на южном склоне Рогатой горы было, кстати, на удивление мало: то там, то сям на камне виднелись пятна тонкой как пыль ледяной крошки, кое-где встречались одинокие останки ледника, судорожно вцепившиеся в исцарапанный камень, да местами вездеход почти с размаху врезался в широкий снежный «язык», в котором «Мамонт» вяз и яростно взрыкивал всеми моторами. Словоохотливый Артур объяснил, что эти снежные полосы – следы сошедших с горы лавин, чем, разумеется, лишь дал следователю лишний повод хвататься за сердце при любом подозрительном звуке.

А подозрительных звуков вокруг было сколько угодно, и даже невозмутимый Френн время от времени настороженно оглядывался по сторонам: вот отделённый скрип, точно где-то в сумраке болталась на ветру калитка с несмазанными петлями, вот шорох, будто кто-то тяжёлый на цыпочках прокрался по каменному карнизу одной из нависавших сверху скал и случайно столкнул вниз подошвой несколько мелких камешков, а вот совершенно непонятный звук – хрустальный перезвон невидимых колокольцев, точно при гадании на росстани «в раскрест».

- Что это? – Инквизитор нервно дёрнул щекой. – Вот это, вот прямо сейчас. Слышали?

- Да, – следователь невозмутимо улыбнулся, и пыхнул трубочкой, – слышал. Не переживайте, в горах это бывает.

- Откуда вы знаете? Вы что, часто бываете в этих самых горах? – Френн недоверчиво покосился на Фигаро; он явно злился на самого себя за то, что следователь оставался спокойным в то время как он, инквизитор далеко не последнего ранга, открыто нервничал.

- Вы помните «лисий кризис» в Тудыме? Ну, когда в город приехал этот купец-диплотам, а потом лиса-демон...

- Па-Фу, демон возмездия. Конечно, помню. Такое хрен забудешь. Но при чём тут...

- Лиса при личной беседе показала мне... не знаю даже, как это назвать... В общем, слепок из мыслей и чувств разных людей. Помимо всего прочего я побывал в голове у одного наёмника из-за Великой Стены... Ну, не то чтобы прямо наёмника, скорее, воина... ах, чёрт, да не важно. В общем, вот он как раз часто бывал в горах. И звуки, которые мы слышим ему были хорошо знакомы.

- Не понимаю. Вы прочитали чьи-то мысли при помощи силы Другой?

- Не мысли. Я как бы временно стал этим человеком. Объяснять бесполезно, это нужно пережить. Ну, не суть, я о другом: вот эти странные голоса и перезвоны это такое своеобразное запредельное эхо. Голоса Других, эфирные искажения, да всё на свете. Это как бы ветер из Иных Сфер задувает под неплотно запертую дверь. Необычно, но совершенно безопасно, уверяю вас.

- Ветер... Под дверь... Вы прямо как поэт заговорили. Что вы там курите?