Он вошел в просторный холл, я за ним.

Администраторша кинулась ко мне, чтобы обезвредить меня и спасти мужчину, но он вдруг взял меня за руку и сказал:

– Эта девушка со мной, – и мы направились к лифту. Оказывается, у него был сильный акцент, что выдавало в нем либо немца, либо эстонца. А может, и американца, в акцентах я не сильна. Но то, что он не принадлежал к желтой расе, было несомненным.

– Приятель, ты кто: эстонец или немец? – спрашивала я уже у него в номере.

– Немец. Меня зовут Клаус. А тебя? – Он показал кресло, куда можно сесть, и открыл бар. – Ты будешь еще пить?

Он обращался ко мне на «ты» – значит, клюнул.

– Меня зовут Маша, – сказала я и улыбнулась. Меня больше всего сейчас интересовало одно: как бы вытянуть у него из кармана листок, переданный ему Храмовым. Вряд ли это было связано как-то с убийством Дани Неустроевой. Но все равно, передача листка выглядела более чем странно. Я не могла пройти мимо этого и теперь вот сидела в гостиничном номере, изо всех сил изображая проститутку.

Он поинтересовался, сколько я стою. Я ответила. Он молча показал мне на дверь.

– Я думала, что только наши мужики такие прижимистые, а оказывается, что и на Диком Западе то же самое. – Я полезла к нему, обняла за шею, рука моя в это время незаметно скользнула в карман брюк. Не знаю, в какое уж такое чувствительное место я попала, но Клаус перестал сопротивляться и замер. Мне стало противно, и я, сжимая в руке украденный листок, оттолкнула незадачливого иностранца от себя и бросилась вон из номера.

– Насилуют! – принялась кричать я на весь этаж. Но на мои крики почему-то никто не реагировал.

Я спустилась на лифте вниз, вышла на улицу и глотнула свежего воздуха. Нет, какой все-таки был приятный вечер. И музыку послушала, и с иностранцем познакомилась. Теперь бы добраться до Храмова…

Я села на скамейке под фонарем, развернула листок и увидела несколько строк со сплошными цифрами. Вот только цифр-то мне на сон грядущий и не хватало.

Может быть, Даня была у них связной?

В конце тяжелого дня какие только мысли в голову не полезут…

Я приехала домой, набрала в ванную побольше теплой воды и собиралась уже лечь, как зазвонил телефон.

Я взяла трубку. Звонил Костя.

– Даню успели изнасиловать, – сказал он мне бесстрастным тоном, и я поняла, что его печаль по погибшей девушке уступила место глухой боли и ненависти. – Как продвигаются дела?

– Вполне нормальными темпами, если учесть, что мы с тобой расстались сегодня утром.

– Да нет, я не тороплю… Я все понимаю. Когда мне можно будет перезвонить, чтобы не показаться назойливым?

– Звони в любое время, если застанешь.

– Кстати, вы не слышали еще об одном убийстве?

И я подумала, что месяц июль будет горячим не только в прямом смысле…

В три часа у нее была назначена примерка. А в пять – встреча с женихом.

Ей оставалось сделать укол Роману Терехину, прибрать в процедурной, и все. Она была свободна до утра.

Роман – крупный волосатый мужчина, весельчак и задира, до смерти боялся уколов и всегда спрашивал Катю перед тем, как она его уколет, сколько будет стоить эта процедура с обезболиванием. Они постоянно шутили по этому поводу. Но после того, когда последний «кубик» растворялся в ягодичной мышце, Роман неизменно спрашивал: «Ну, скоро?» Он не чувствовал момента прокола и введения лекарства, поскольку у Кати была легкая рука и уколы она делала практически безболезненно.

Вот и в этот раз, когда все было закончено, Роман кивнул ей на гроздь бананов на столике:

– Это тебе, Катюша. Жаль, что ты уходишь, навестила бы меня ночью, а то здесь скука страшная…

Катя обычно отказывалась от подарков, но от бананов – не смогла. Они были такие свежие на вид, такие аппетитные, что она, поблагодарив Романа, взяла их со столика и уже в коридоре, не доходя до процедурной, съела один. С наслаждением.

И вообще – все вокруг было великолепно. День за прозрачным стеклом окна играл солнечными бликами, шумела листва, свежий ветерок, ворвавшийся в больничный коридор, заглушил специфический запах ароматом цветущих под окнами флоксов.

Она представляла себе, как прекрасно будет выглядеть в новом летнем платье, как удивится жених, увидев ее в этом открытом прозрачном наряде.

Она взялась за ручку процедурной и, сделав только первый шаг, поняла, что тут кто-то есть.

– Кто здесь? – спросила она наигранно строгим тоном.

– Это я, ты меня не узнала? – Навстречу ей двигался высокий крепкий мужчина с ножом в руке. Глаза его блестели, на лбу выступила испарина. – Раздевайся, – произнес он хриплым голосом, и Катя с ужасом увидела, что брюки мужчины уже расстегнуты. Похотливая физиономия его надвигалась все ближе и ближе. Он, не глядя, пнул ногой дверь, затем закрыл ее на ключ – Катя еще успела подумать, что он, пока дожидался ее, изучил расположение замка и, может быть, даже прорепетировал, как будет запираться, – и вплотную подошел к ней.

– Быстрее, я же сказал! – шепотом, от которого у нее мороз прошел по коже, процедил он, с размаху уложив ее лицом вниз на столик с лекарствами. Она чувствовала, что он, сорвав с нее последнее белье, всадил в нее что-то острое. Раздирающая боль парализовала ее, но она не смела пошевелиться. Нож насильника находился рядом с ее виском и дергался в такт совершаемому действию. Перед тем, как погрузиться в обморок, Катя услышала звук капающей в раковину воды и тяжелое дыхание мужчины. А еще она успела увидеть бананы, забрызганные ее кровью.

Потеряв сознание от болевого шока, она соскользнула со стола и, уже оказавшись на спине, не чувствовала, как мужчина, вывернув ей для удобства ноги, продолжил это чудовищное надругательство.

Она была еще жива, когда он полоснул ей лезвием ножа по горлу. Брызнула густая горячая кровь. Убийца принялся наносить ей удары ножом в живот. От вида крови, растекающейся по белому кафельному полу, мужчина вдруг замер и застонал от переполнявшего его сладострастного чувства. Все было кончено.

Он поднялся с пола с трясущимися коленями, привел в порядок свое белье, надел брюки, предварительно вымыв руки и нож и промокнув носовым платком мокрое лицо и шею, подошел к двери. Он был вполне удовлетворен.

Прислушался. Никого.

Пока он быстрыми шагами шел по коридору от процедурной до лестницы, ему не повстречалась ни одна живая душа. В больнице был тихий час.

Маньяк в городе – это как эпидемия. Я позвонила своему приятелю, следователю прокуратуры Владику Цусимову, и напросилась на чашку чая. Что означало – балык мой, пиво его. Он жил на соседней улице, и мы иногда обменивались с ним визитами и информацией. Вернее, он пытался что-то вытянуть у меня, когда наши интересы пересекались, а я, соответственно, у него. Это была своеобразная игра, полезная нам обоим.

– Как выглядела погибшая девушка? – спросила я, когда мы с ним уединились на кухне, а его жена, зная, что это ненадолго, пошла погулять с собакой.

– Обычная девушка, каких тысячи. Короткая стрижка с химией, приятное симпатичное лицо, средняя, ничем не выделяющаяся фигура. Я уже понял тебя: нет, она не похожа на Дашу Неустроеву. Даша – слишком юная и породистая, что ли, по сравнению с Катей Хлебниковой. Их объединяет лишь то, что они одного пола. Ты меня поняла?

– Поняла, конечно. Но без каких-либо закономерностей трудно искать.

– Это у тебя сейчас одно дело, а у меня таких, знаешь, сколько?

– Изнасилования с убийствами?

– Нет. Просто убийства, кражи в особо крупных размерах, да и вообще – люди пропадают. Балык – класс! Люблю, когда он такой мягкий и не надо рвать его зубами.

Он такой, этот Владик, из него слова лишнего не вытянешь.

Я поняла, что наш разговор закончен.

Мне бы в постель и поспать хорошенько, но вместо этого я, несмотря на ночь, поехала в железнодорожную больницу.