— Ну, здравствуй, котик… — и улетела на Звезду.

Верховные матери четыре дня истово молились за ее упокой. Но когда крышка саркофага закрылась над Эллиной, капитул погряз в склоках. Следовало избрать новую архиматерь, а как ее изберешь? Очевидно, что новая владычица Церкви должна стать знаменем святой истины… Но что теперь, тьма сожри, святая истина?! Вариантов истин насчиталось четырнадцать штук — на одну меньше, чем живых верховных матерей, и то лишь потому, что мать Орланду свалила легочная хворь.

А Праотеческая ветвь тем временем переживала такой же кризис, еще и отягченный поражением в войне. Святая Церковь стремительно тонула в хаосе, ее авторитет погибал.

«Боги не сделают за нас работу. Нам нужен герой», — говорил персонаж одной древней легенды. Это была именно та ситуация. И, о счастье, герой явился!

Герой был мудр, благороден, властен и не чужд обаятельной самоиронии. Мы могли бы прямо сейчас поведать о том, как он за месяц решил большинство проблем обеих Церквей. Но излишек монотонного текста утомит читателя. Лучше сперва полюбуемся героем в действии.

Он вошел в демонстрационный зал факультета физики последним, пропустив вперед себя всех: и мать Орланду в пурпуре и золоте, и мать Алисию в белизне с серебром, и грозного Амессина, и по-южному надменного Второго из Пяти, и даже всех помощников. Машина звукозаписи уже была готова к показу, но профессор Олли оробел от такого числа важных персон. Герой тепло поприветствовал его, дал высокую оценку оранжевому сюртуку ученого и сделал комплимент Элис, найдя в ней утонченность Праматери Эмилии. Элис залилась румянцем, Олли растерял слова. Герой сказал:

— Согласен, нас много, но не робейте. Вам же случалось читать лекции толпе недоучек.

Все улыбнулись от этой шутки, кроме Амессина, который зло поджал губы. Профессор вернул дар речи и рассказал о машине. Затем спросил, можно ли начать показ. Важные персоны переглянулись, и почему-то никто не дал ответа. Герой развел руками:

— Уж простите, профессор: мы понятия не имеем, кто из нас главный. Не ждите позволения, а просто начинайте, когда вам удобно.

Элис приступила к делу, но от смущения выронила цилиндр, и тот укатился к ногам матери Орланды. Святая мать не пожелала нагнуться, считая это ниже своего достоинства. Ее помощница боялась цилиндра, как и всей искровой машинерии. А Элис не посмела подойти и взять — ведь цилиндр лежал у самой ноги, считай, под краем сутаны.

Герой будто не заметил затруднения — просто нагнулся и подал цилиндр студентке:

— Прошу, милая барышня.

Элис сочла нужным сказать:

— Я правда умею, клянусь вам!

— Никто не сомневается, — герой подарил ей улыбку.

Она успешно запустила устройство и предложила всем сказать по фразе. Каждый из священников выбрал строку из писания. Орланда процитировала Глорию — о ценности живого слова. Второй из Пяти вспомнил строки Эвриана про тернистый путь науки. Алисия сделала выпад против Амессина, отчеканив Вильгельминское табу: «Да будет проклят тот, кто силу Перста обратит…» Епископ в долгу не остался, ответил строками Агаты: «Знающий неизбежно принимает решение, и ничья воля не властна над ним, если знание его достаточно».

Ну, а герой сказал:

— Знаете, у меня радость: внучок родился. Глазки узкие, он же наполовину шаван. Воин Вильгельма растет.

Это было сказано без выпада, с иронией над самим собою. Напряжение между Алисией и епископом разрядилось.

Студентка включила воспроизведение, предупредив, что возможны визги, и нужно беречь уши. Визги, действительно, имели место. Второй из Пяти спросил, откуда они берутся, и профессор дал пояснения. Герой сказал со своей стороны:

— Я думаю, боги намекают, кто же из нас более святой. Мать Алисия, мои поздравления: у вас визжало больше других.

Чопорным Амессину и Орланде его шутки не всегда приходились по душе. Однако даже они понимали, что делает герой: разгоняет тучи, создает такую обстановку, в которой невозможно устроить яростный спор о вере.

Были заданы вопросы и получены на них ответы, каждый зритель удовлетворил любопытство. По просьбе Второго из Пяти был сделан еще один показ. Несмотря на визги и хрипы, каждый священнослужитель похвалил устройство. Все признали талант профессора, а герой отметил также и талант студентки.

— Перейдем к самому приятному, — он потер ладони. — К вопросу о будущем применении прибора.

Напряжение первых минут развеялось настолько, что ученый сказал напрямик:

— Признаться, для меня этот вопрос самый неприятный. Уже два вельможи твердо вознамерились купить изобретение. Я бы не хотел спровоцировать конфликт.

— Думаю, эти вельможи — миряне? — Благодушно, но твердо сказал Амессин. — Их цель — производство и продажа прибора. Интересы святой Церкви стоят выше, чем доходы каких-то дельцов.

— Ваша светлость, как же мой прибор способен помочь Церкви?

И тут, что любопытно, епископ польстил своей противнице — Алисии.

— Мы уже обсуждали этот вопрос, и мать Алисия высказала мудрое суждение. Прошу ее повторить его.

Алисия помедлила, не уверенная, что стоит посвящать мирян в дела Церкви. Но епископ повторил просьбу, а герой сделал приглашающий жест, и священница заговорила:

— Мрачные события минувшего года и две тяжких утраты, понесенных Церковью, пошатнули порядок. Нам не хватает сплоченности, и прихожане теряются, слыша разные смыслы в речах проповедников. Необходимо как можно скорее дать людям единую правду, которая положит конец конфликтам. Но теологи еще не пришли к ее полному пониманию, потому мы решили начать хотя бы с одной незыблемой истины, вокруг которой сплотятся все.

Она слегка кивнула Амессину, как бы смягчая жесткость слов:

— Применение Перстов — страшный грех. Табу Вильгельма должно соблюдаться.

Епископ продолжил ее речь:

— Однако все мы признаем, что сложная обстановка от многих требовала трудных решений. Не всегда Персты применялись по злобе. Нередко к ним прибегали люди обманутые, либо отчаявшиеся, либо загнанные в тупик. Мы решили дать носителям Перстов шанс раскаяться. Кто придет к нам и падет на колени, и исполнит епитимью, которую мы назначим, — тот будет прощен и очищен перед богами. А за головы тех, кто не сделает этого, мы назначим щедрую награду. Каждый, кто запятнал себя грехом, так или иначе предстанет перед судом святой Церкви.

И вот теперь настал идеальный момент, чтобы описать один из подвигов героя.

Это случилось в Первой Зиме, как раз тем днем, когда Адриан рвал на себе волосы от досады, а Магда вела трудные переговоры со старшими ориджинскими волками. Герой тоже был приглашен на встречу, однако опоздал. Он рассудил, что в замке имеется один человек, больше прочих достойный внимания.

— Я желал бы увидеть леди Иону Ориджин, — сказал герой кайру Обри, охранявшему покой принцессы.

Лицо солдата выразило замешательство.

— Видимо, вы пришли с целью переговоров. Не смею отказать столь важному послу, но и впустить никак не могу.

— Вы ошибаетесь, кайр. Передайте леди Ионе: я пришел не как посол Шиммери, а как друг, который понимает, что с нею творится.

Обри скрылся в комнате, а парой минут позже впустил героя.

— Я останусь рядом, — сказал кайр принцессе и занял пост у двери.

Леди Иона подняла бледное лицо, взглянула на гостя красными заплаканными глазами.

— Ваше величество…

Король Франциск-Илиан сел подле нее.

— Миледи, вам трудно говорить, и я не требую ответа. Просто выслушайте. Знаю, что вы задаетесь одним вопросом: «Что же мы наделали?» Знаю потому, что сам задавался им. Вы — человек тысячи достоинств. Я понятия не имею, отчего боги проявили ко мне больше милосердия, чем к вам. Вероятно, они знали, что вы способны вынести все это, а я сломаюсь, если не получу поддержки. Так или иначе, боги мне помогли.

— Как?.. — пролепетала Иона.

— Они дали ответ. Заранее, еще девять лет назад, боги послали вещий сон, который был ответом на мучительный вопрос. Что же мы наделали? Предотвратили гибель мира. Наш мир был бы уничтожен, если б вы и я, и еще несколько человек не совершили определенных действий.