Жили-были три сестры – Долорес, Сибил и Шафран. У первой был сломан нос, вторая ждала ребенка, а третья, сводная, отличалась редкой красотой. Когда немцы создали коллаборационистский режим Виши, сестры ушли из Марселя, толкая перед собой детские коляски. Так как их мужья были иностранцы, успешно занимавшиеся не вполне легальным бизнесом, им выправили фальшивые документы, говорившие об их якобы еврейском происхождении. Их мужья были марокканцы. Еврейство, с точки зрения бюрократической машины, ставило человека весьма низко, зато плата за этот статус была весьма высокой, и под сомнение ее никто и никогда не ставил. Назвать кого-то евреем значило подвергнуть его остракизму. Точно так же, как во время оно с помощью lettre de cachet1 двое вошедших в сговор родственников могли объявить третьего сумасшедшим и упечь за решетку. Но сестры знали: останься они в Марселе, их жизнь сделается невыносимой, если вообще возможной.
Их мужьям пришлось совсем несладко. У них было одно желание – хоть вплавь вернуться в Марокко. Муж Долорес в детстве мыл посуду в кафе своего дяди. Позже, купив переносную печку, он варил и продавал на улице кальмаров.
В семнадцать лет он арендовал место перед бакалейным магазином и стал торговать жареной корюшкой и вареными моллюсками. К тридцати годам, одолжив денег, он открыл собственный ресторанчик, где подавались раки. Это заведение упоминалось во всех американских путеводителях. Почувствовав угрозу ареста, он, не долго думая, удрал в Касабланку на фелюге для ловли креветок, принадлежавшей одному из поставщиков.
Муж Сибил, начав с мальчишки-посыльного на велосипеде, успел побывать и таксистом, и автомехаником, и персональным шофером. Потом он купил автоза-правку, гараж и мастерскую шиномонтажа. Потом открыл без лицензии собственный автосервис. В один из теплых летних вечеров 1940 года, после того как занялся любовью с женой и оставил ее беременной, он нарядился в какое-то старье, сел за руль одного из трех своих такси, проделал неблизкий путь до берегов Гибралтара, там разделся догола и прыгнул в море. Хорошо потренировавшись во всех видах плавания и отдыха на воде, он в конце концов добрался до побережья Марокко.
Муж Шафран начал с воришки-карманника, потом занимался контрабандой спиртных напитков, далее последовательно побывал танцором-эскортом, профессиональным жуликом, наркоторговцем, похитителем детей, сутенером и даже, кажется, киллером. Хотя денег у него было больше, чем у его свояков вместе взятых, он предпочел украсть двести долларов у американского священника, обедавшего в крабовом ресторанчике, чтобы оплатить билет до Касабланки, куда его доставили с ветерком на двухмоторном самолете с открытой кабиной.
Три сестры надеялись вывезти золотые вещи и семейные драгоценности за пределы региона финансовой деятельности своих мужей, в какое-нибудь благополучное место, каким им казался Авиньон, папский город. Изображая нищенок, они ходили в заношенных ситцевых платьях, но при этом не смогли отказаться от туфель на шпильках и белых перчаток. Свои свадебные украшения они спрятали в картофелины, лежавшие вперемешку с углем в стареньких разбитых детских колясках. Золото, картошка, уголь. Они выбирали деревенские тракты, пролегавшие через оливковые рощи и виноградники. В какой-то момент они выбросили свои туфельки и белые перчатки и пошли дальше босиком, с каждым днем становясь все более загорелыми и счастливыми от сознания, что все несчастья остались позади. Они смеялись и шутили всю дорогу от Марселя до Арля и от Арля до Тараскона. А в Шаторенаре вдруг исчезли.
На ночь они разбивали лагерь в поле и варили картошку, предварительно очистив ее от угля и потыкав вязальной спицей на предмет секретной начинки.
С чужих огородов они уносили кочаны капусты и пучки редиски, а на десерт ели ворованные апельсины и виноград. Поначалу никто не обращал внимания на трех женщин, толкающих измызганные детские коляски по проселочной дороге. Затем у них появились почитатели, оповещавшие об их приближении, так что в каждой деревне их ждал теплый прием. Их зазывали в дома, на свадьбы, крестины и поминки. Их принимали мэры и отцы-настоятели. Юные музыканты пели им серенады под гитары. Вечерами они курили сигареты с почтенными старцами на крылечках, глядя, как лошади радостно перекатываются с боку на бок в зарослях крапивы.
Следы, оставленные в пыли женскими ступнями, конечно, привлекали внимание и недоброжелателей, но до поры до времени их удавалось перехитрить. Миф о трех мудрых горожанках, одной со сломанным носом, второй с заметным животом и третьей с лицом неземной красоты, толкающих поломанные детские коляски, упрямо идущих вослед закатному солнцу, опережал их появление. Кто они такие? Бедны, как кажется на первый взгляд, или на самом деле богаты? Может, это вывалянная в угольной пыли картошка делала их такими сильными и опасными?
Однажды на холме, увенчанном колокольней с ласточкиными гнездами и поросшем остролистами, на повороте дороги были обнаружены три детские коляски, изрешеченные пулями. Когда жители деревни осмелились приблизиться к скарбу легендарных женщин, на дне одной коляски они обнаружили несколько картофелин, а внутри одной из картофелин – обручальное кольцо. Кто были нападавшие? Фашисты-полицейские? Алчные местные жители? Отвергнутые любовники? Самой убедительной, хотя и не доказанной, представляется версия, что на сестер напали их мужья, разгневанные пропажей добра, которое они нажили потом и кровью.
Эта легенда понравилась бы лейтенанту Харпшу. Ему нравились отважные еврейские женщины, готовые бросить вызов сильному врагу. Он даже влюбился в одну такую в местечке Во. Конечно, Долорес, Сибил и Шафран были еврейками только по паспорту. Харпш с удовольствием произвел бы их в почетные еврейки и даже познакомил бы со своей женой, матерью его малышки, которую он разыскивал, особенно если бы они презентовали ей не детскую коляску с золотом, а «Мерседес», набитый желтыми слитками.
Харпшу досталась малая толика богатства трех сестер – три обручальных кольца, которые были переплавлены вместе с другими золотыми украшениями в городе Лионе. Через Турин и Мюнхен слиток попал в Баден-Баден, в подвал № 3 Дойчебанка, а оттуда, ненадолго, в руки Харпша, которому было суждено разбиться неподалеку от северо-итальянского города Больцано. Будь у него возможность отобедать в одном из местных ресторанов, он бы легко убедился в том, что картошку, в отличие от спагетти, здесь готовят вполне прилично.
