Мы заехали в город, гордо именуемый Эдинбург Семи Морей, и я понял, что он мало отличается деревни в российской глубинке. Те же небольшие домики, обшитые сайдингом, те же сараюшки, только из камня, а не из дерева, да та же едва живая, ржавеющая техника во дворах. Дороги почти те же, да…

Коп остановился у одного из домов, высадил женщину и подсадил уже другую, которая тут же, выслушав его короткие пояснения, ухватилась за мою больную ногу и стала задавать какие-то вопросы.

— Бам, бух, бац! — пояснил я ей причину травмы и пошевелил конечностью, показывая, что ничего не сломано.

Она кивнула и меня доставили в местную крошечную больничку. Пока местный медик, а это была она, разрезала мои обоссаные штаны, чтобы лучше осмотреть ногу, полицейский склонился надо мной и вкрадчиво поинтересовался, сделав поправку на моё незнание языка:

— Ю хав до́кументс?

— Ес, оф кос, — улыбнулся я и вытащил из кармана обоссаных штанов не менее обоссаный загранник.

Но коп молодец — даже не поморщился! Взял документ, открыл и ловко, на лету, подхватил выпавший оттуда посадочный талон на самолёт.

Он молодец, а я дебил.

Видимо, у меня всё отобразилось на лице, поскольку страж порядка и с неподдельным интересом развернул пойманный листок бумаги.

Как я и думал.

Сперва его глаза полезли на лоб, а потом он поднял потрясённый взгляд на меня. Я страдальчески улыбнулся и коп поспешил сверить паспортные данные не только с талоном, но и с моей страдальческой физиономией.

Если судить по тому, что он подскочил и быстро начал объяснять что-то фельдшеру, то у него всё сошлось и теперь на меня пялились уже две пары шокированных глаз.

— Зис ис миракл, аднака… — блеснул я своим корявым английским, не до конца уверенный в правильном переводе слова «чудо». И снова улыбнулся, на этот раз как блаженный — даже глаза немного закатил.

Пока полисмен пытался нащупать спутниковый телефон, торчащий из разгрузки, а медик туго обматывала мою ногу эластичным бинтом, я придумал гениальный план по внедрению в это общество. Тупой, но гениальный.

Тем временем, коп уже дозвонился куда-то и теперь диктовал мои данные на «ту сторону». Из-за языкового барьера я разобрал только: «Русский, Иван Иванович Потапов, бла, бла, бла, рейс такой-то, проверьте».

Последовала небольшая пауза, видимо на «той стороне» пытались почуять запах спиртного от местного копа, но потом, видимо, подтвердили и разговор продолжился на повышенных тонах.

Закончив общение с коллегами на большой земле, полицейский вновь обратился ко мне и попытался объяснить расклад. Попытка провалилась, поскольку я ни черта не понял и потому просто мотнул головой, да пожал плечами, отчего служитель правопорядка впал в глубокое раздумье. А я впал в состояние «рука-лицо», когда понял, что опять забыл про подземный чудо корабль.

— Сеятель, — максимально тихо и не шевеля губами, попробовал произнести я, — ты можешь перевести их речь для меня?

— Да, — тут же отозвался компьютер и развеял мои опасения по поводу громкости приказов, но вновь напомнил мне про необходимость правильной формулировки.

— Переводи всё, что они говорят! — довольно громко, на одной ноте прогундел я, отчего фельдшер подняла на меня голову.

— Больно? Ну потерпи, почти всё, — произнесла она с доброй улыбкой.

— Хорошо, — автоматом отвечаю я по-русски, не сразу сообразив, что к чему.

Дело в том, что никакого формального перевода не было — я всё также слышал иностранную речь, но теперь смысл слов был предельно понятен! В голове что-то гудело одновременно с её словами, но тональность этого гула отличалась от гула сеятеля.

— Ты, — медленно заговорил полицейский, показывая на меня руками и подбирая самые простые, на его взгляд, слова, — Российское Консульство. Звонить. Идти. Домой.

И смотрит на меня, выжидательно так. А мне вот совершенно не хочется возвращаться на родину, чтобы потом снова добираться сюда через весь Евросоюз, где во всю зверствуют проклятые террористы. Второй раз мне может не повезти! Поэтому копирую его манеру и жестикуляцию, чтобы ответить теми словами, которые знаю.

— Бог, — тычу рукой вверх, — Хотеть. Для. Я. Жить. Здесь. Судьба.

На этот перфоманс коп чешет затылок, а женщина смеётся. Я решаю развить успех и показать свою полезность местному обществу.

— Я. Помощь. Работа. Для. Все. Могу я остаться? Пожалуйста! — последнее слово я произнёс как очень протяжное и жалостливое «пли-и-з».

— Ну, такие вопросы мы точно не решаем… — пробормотал полицейский и направился к выходу. Там он обернулся и сказал женщине: — Я пойду к администратору, расскажу, пусть тоже удивится, а ты подлатай его.

Мне обработали мелкие царапины и ссадины, а потом пришла обнаружившая меня женщина и принесла чистую одежду. Я переложил разряженный телефон и устройство связи в новые карманы.

На предложение отдохнуть в больнице я отрицательно покачал головой, и меня сопроводили в один из гостевых домиков для туристов. Чисто, уютно, скромно, но никаких телевизоров и радио, ибо сигнала нет.

Закончив осмотр нового жилища и пустого холодильника в нём, я похромал в единственный бар на острове, чтобы поклянчить еду и наладить контакты.

К моему удивлению тут уже собралась целая куча народу, которая активно обсуждала последние новости. Самой главной новостью был я, следом шли пересуды о природе хлопка и тайна взлетающего огненного шара.

Интерьер удивил своей современностью и стилем. Каюсь, ожидал увидеть типичную столовку и столы, застеленные клеёнкой. Так что моя челюсть слегка отвисла на мягкие кресла с диванами, четыре огромных плоских телевизора и длинную барнау стойку с подсветкой.

Тристанцы замолчали при моём появлении, и некоторое время молча разглядывали меня — кто восхищённо, кто сочувственно, ну а кто и скептически. Однако равнодушных взглядов не было. Особенно неравнодушными оказались репортёры, прибывшие вместе с группой расследования авиакатастрофы, но их вежливо оттеснили, чтобы гость мог спокойно поесть, за что я был очень благодарен.

Жую я великолепное мясное рагу и думаю — а как бы убедить островитян разрешить мне здесь поселиться?

Здраво рассудил, что раз уж на острове целых две церкви на триста человек, то народ тут явно готов верить в чудо божие, и я вполне могу сойти за его посланника, учитывая моё невероятное спасение.

Но мне хватило двух секунд, чтобы понять — сложно будет объяснить божьим промыслом грядущую генно-техническую революцию на отдельно взятом острове. Поэтому я решил не забивать голову и действовать по обстоятельствам.

Для начала побуду активным, компанейским парнем, даже несмотря на свой преклонный тридцатник с хвостиком и острую неприязнь к людям в бо́льшей их массе.

Начались расспросы. Понимать-то я их понимал, но отвечал чаше односложно, улыбался и напирал на то, что боженька повелел мне жить на острове:

— Хи сэй: лив анд дай зер! — говорю я и многозначительно поднимаю указательный палец.

Люди возбуждённо гомонят, особенно пожилые, и вопросы продолжают сыпаться. Я отвечаю в меру сил.

Репортёров больше интересует причина трагедии с самолетом, и я без утайки рассказываю про террориста. Снова гомон, сокрушённое качание головами и все молча выпивают за упокой трёх сотен человек.

Про хлопок и огненный шар я сказал, что ничего не знаю, да и вообще старался отвечать общими, крайне корявыми фразами.

После того, как я рассказал всё, пришло время спросить то, что меня интересовало:

— Кан ай лив зер? Ай прамис воркинг анд хелпинг! Ми но нид хаус, айм вант лив ин маунтанс.

И лицо сделал — смиренное, смиренное.

Народ почесал головы, посовещался и согласился. Видимо тут сказалась совокупность всех факторов, включая глубокий шок от случившейся трагедии. Я душевно всех поблагодарил и вернулся в выделенный домик.

Там-то меня и навестили расследователи авиакатастрофы. Эти дамы и господа были профессионалами, поэтому быстренько нашли переводчика «на том конце» спутникового телефона и потребовали от меня всех деталей, ещё раз скромно поздравив с выживанием.