Проснувшись оглядела палату. Моей соседки по палате, которая была вчера нет. Я одна, в двухместной палате. На телефоне много пропущенных в приложении звонков и сообщений.

" Полина, не плачь. Ответь на звонок! Пожалуйста! Я с ума сойду сейчас! "

" Мне очень плохо без тебя! "

" Льдинка, дай мне шанс! "

Я захожу на сайт и удаляю всю нашу переписку и свою страницу. Не хочу. Не до него сейчас. Состояние разбитое, самочувствие плохое.

На обходе врач говорит, что меня продержат три дня под наблюдением, а затем переведут на амбулаторное лечение. Но при условии, что моя болезнь не перейдёт в пневмонию. Это будет осложнением, и длительной госпитализацией. Поэтому я как и указывает врач принимаю все лекарства, соблюдаю постельный режим. В палате я по — прежнему одна. Хотя слышала от санитарок, что отделение полное пациентов. Видимо мне везёт, хоть в этом, потому что, я не хочу ни с кем общаться.

В обед меня навещают дедушка и бабушка. Я выхожу к ним, в небольшой коридор, где мы разговариваем, они передают мне гостинцы и уезжают домой. Так же звонила Варя и извинилась за выходку со страницей Андрея. Я её простила. Самая малая часть моей души хочет увидеть Андрея. Но большая часть меня ещё в обиде! Поэтому я просто прошу подругу не лезть в это дело! Медсестра приносит мне бумажки на анализы и на КТ. Врачу не понравились снимки рентген. Поэтому меня отпускают на первый этаж приёмного отделения, для компьютерной томографии лёгких. В коридоре приёмного отделения, меня окликают. Поворачиваюсь и замираю, передо мной стоят родители Андрея.

— Полина? Ты чего здесь? Заболела? — спрашивает мама Андрея.

— Какая встреча! Судьбоносная! — ухмыляется отец Андрея.

— Заболела немного, извините, мне пора! — пытаюсь сбежать, но мать семьи Архиповых встаёт на моем пути.

— Я не знаю, что у вас произошло, но мой сын очень страдает. Такого не было ещё. Он не выходит из комнаты, не ест. Я вижу, как ему плохо! Я считаю, что вам надо поговорить! Выслушай его! Он же с ума сходит от любви к тебе! — быстро произносит она.

— Любви? Вы наверное путаете, он просто с друзьями поспорил на меня! Кто первый из них, переспит со мной до Рождества! Со мной уже познакомились Игорь и Андрей! Сколько их ещё осталось? Кто будет следующим пытать свой шанс? — выдаю ей с презрением. Понимаю, что она не виновата, но всю свою злость выплевываю на неё. Сказывается моё состояние.

— Мой сын в таком никогда не участвовал! За Игоря сказать не могу! — твёрдо произносит отец Андрея, — Не переживай, никто тебя не тронет больше. У парней другие проблемы совсем.

— Да и Андрей не даст! — добавляет мать Андрея.

— Извините! Со всем уважением к вам, но я не хочу видеть вашего сына! И тем более общаться с ним! — произношу и быстрым шагом удаляюсь от них.

Андрей

После приезда к родителям, я почти не выходил из своей комнаты. Слезы Полины и её боль в глазах — добили меня. Вроде и не виноват ни в чём, но состояние паршивое. Понимаю, что надо было узнать про " Егора" и избежать встречи Игоря и Полины. Но поздно уже…

Три дня сижу в комнате, как в карцере. С друзьями общаюсь лишь по телефону, кроме Паши. Он по — прежнему закрыт, без связи. С Игорем, лишь в общем чате, лично пока не могу.

Матвей уже дома и решает свои проблемы. Какие именно не посвящает, но весь тоже на нервах. Но самое главное, мы все переживаем за Паху. Родители просили не влазить, чтобы не усугубить его положение. Матвей звонил Вике, но она отказалась разговаривать и просто оборвала звонок.

Родители конечно, сообщили мне, что видели Полину в больнице. Но настоятельно просили не ехать к ней, дать ей немного успокоиться. Но я не мог. Это было единственным, что могло заставить меня выйти из комнаты. Я ездил в больницу каждый день. Нет, я не видел её. Вернее она не видела меня.

Я сделал так, чтобы к ней в палату никого не подселяли — купил палату в личное пользование. Оплатил дополнительное питание и уход. Помимо этого, оплатил все дополнительные услуги по лабораторной диагностики. То, что эта больница не могла сделать, к Полине приезжал в палату лаборант из частной клиники, брал анализы и уходил. Она и не подозревала, что за ней особенный уход. Лекарства тоже были отдельные, типа по программе здравоохранения, ей выдавали. Конечно, я ещё в первый день встретился в больнице с Николаем Ефимовичем и Александрой Алексеевной.

Объяснил им свою помощь и настоял на своём содействии. Тем более, что у них не было лишних средств, чтобы лечить внучку дорогими препаратами. А здоровье моей Льдинки для меня на первом месте. И пусть она не хочет меня видеть, лишь бы была здорова. Я видел её в коридоре, но быстро завернул на лестницу, чтобы не встретится.

Самочувствие Полины улучшилось и после трех дней её отпустили домой, лечится. Выдали для лечения " мои" препараты. Связи с ней не было. Я начал опять сходить с ума.

Вечером того дня, не удержался и поехал в её двор. Не знаю, что мною двигало, но я был адекватен. Без неё вообще нет смысла жизни. У меня есть родители, друзья — но мало, пазл не складывается. Она пробралась под кожу. Я не могу. Хочу её. Хочу её любить и быть рядом.

Напротив её окон, на снегу выкладываю ПРОСТИ! ЛЮБЛЮ! теми самыми ненавистными мандаринами. Большие печатные оранжевые буквы на снегу. Прохожие смотрят с удивлением, на ящики мандарин, которые я выгружаю из своего авто.

— У вас акция какая — то? — спрашивают подошедшие девушки.

— Распродажа? — тут же подхватывает женщина с ребёнком.

— Флешмоб! — усмехаюсь в ответ.

Люди проходят мимо, одни улыбаются, другие говорят мне, что зря перевожу фрукты. Да, рациональности и логики в моем поведении нет, но я не знаю, как обратить внимание Льдинки на меня!

Начинает темнеть и холодать. Я по — прежнему во дворе Полины.

Оставшиеся мандарины раздал прохожим. Сделал поставку от магазина отца — двадцать пять ящиков мандарин по десять килограмм в каждом. В глазах рябит от оранжевых пятен. Моя надпись заняла всю детскую площадку.

— И зачем? — слышу вопрос сверху. Подняв голову замираю. Полина стоит в пуховике, на балконе.

Подхожу впритык к дому, чтобы сократить наше расстояние.

— Хочу поговорить! — отвечаю, любуясь. Вроде уже не такая бледная, как была в больнице. Румянец на щечках, — Я не могу без тебя.

Реально ведь не могу. Воздуха не хватает. Задыхаюсь. С ума схожу от мыслей, что не знаю, как она, где, чем занимается. Что я не могу быть рядом.

— А я не хочу! Не стой тут, замерзнешь! — бросает она и собирается уходить с балкона.

— Как твоё здоровье? — интересуюсь. Выражение её лица меняется.

— До Рождества осталось два дня! У вас нет шансов! На что хоть спорили? — усмехается она.

— Перестань! Я не причём! Давай поговорим, можно я подымусь? — спрашиваю у неё, с надеждой в голосе.

— Я не хочу тебя ни видеть, ни говорить с тобой! — шипит она, — Егору или Игорю, как там его, — привет!

— А ты взьелась так, может потому что к нему ещё чувства испытываешь, а я так — раны залечить! — сносит мою крышу. Как до неё достучаться?! Не выдерживаю и язвлю в ответ.

Вижу её лицо. Дурак. Перегнул. Она срывается и убегает с балкона.

— Полина! Полинаааа! — ору ей в след. Грудь опять сдавливает. Не хочу её терять. Абсурд — влюбиться за такой короткий срок. Но видимо пришло моё время — найти свою половину. Только вышло всё нелепо и печально.

— Чего орёшь? Не выйдет она уже! — на балконе появляется деда Коля.

— Да понял я уже! — облокачиваюсь на крыло своей тачки. Ничего не радует. Жизнь проходит мимо. Я хочу её вернуть!

— Езжай домой, а то только хуже сделаешь! — бросает дедушка Льдинки, подкуривает сигарету.

— Уже сделал! — бросаю ему. Не сдержался! Ткнул её.

— Молодость и глупость рядом ходят! — усмехается дедушка Полины, — Спасибо за помощь в больнице.