Подмастерье, парень криво усмехнулся. Он только глянул — и снова принялся долбить. Тяжёлый взгляд мужчины заставил меня немного отступить.

Лицо его вместе с макушкой были совершенно черны, а от бровей остались лишь полосы.

— У меня есть деньги! — после мгновения заминки. — Я заплачу за вашу работу, в этом можете не сомневаться.

Худой и долговязый, в прожжённом фартуке, кузнец меня явно не слышал. Он больше по губам прочёл, чем среагировал на голос. Но на слове «заплачу» изодранная скула его заметно дёрнулась. Рукав, чёрный от сажи, прошёлся по щеке.

Жестом хозяин попросил кинжал:

— … Только поточнуть, что ли, надо?

Я… кивнул… И только после понял.

— Что?.. О нет-нет. Спасибо! Этого не нужно.

Я попытался отобрать… Но мужчина уже отвернулся. Он меня не слышал. Или просто не хотел услышать.

— Это будет стоить три кондора.

— Как Тран, я приказываю Вам: ОТДАЙТЕ!

Что-то насвистывая, хозяин плесканул мутной воды на камень. Он всем весом налёг на скрипучую педаль.

— А ну, отдайте!

Ухватив грубый рукав, я, что было сил, нажал плечом. Я дёрнул. Завязалась борьба. Удача это или опыт, но соперник сразу стал крениться. Он упал между вращающимся камнем и большой наковальней.

Локоть его с поражающей лёгкостью свернул мне челюсть…

«…»

Чуть позже Ремус разобрался. А после и извинился, так что жаловаться мне, в общем-то, было не на что. Но осадок остался. Потирая подборок, я обошёл крапивой заросшую ограду — пуганул большого жирного селезня.

Выйдя, я сразу же наткнулся на Гратца — тот курил. Брёл по улице. И очень мило беседовал с некой юной особой… В общем-то, выполнял именно то, что ему поручили.

Но легче от этого не стало.

Прося бывшего стражника успокоить людей, я совершенно был уверен, что тот очень долго будет готовить речь. После созовёт селян и скажет… то, что собирался.

Признаюсь, в какой-то момент я даже выдумал вступительные слова: «Дорогие жители Элиса».

Я даже прикинул, как разместить столы на площади и откуда взять столько стульев.

Но Гратцу ничего из этого было не нужно!

Все эти дни Подлец просто гулял туда-сюда. Разговаривал с людьми и… смеялся. Он вроде как погоду обсуждал или ещё что-то такое. Не знаю!

— … четыре кондора за колбасу! Ну не грабёж ли! — долетел до меня обрывок каркающей речи.

— Ну а она мне: «пироги твои никакие!» Ты представляешь? Это мои-то пироги!…

«…»

Я просто прошёл вдоль покосившейся, совершенно заросшей ограды. Церковь. Площадь. Замшелый валун попался на глаза.

Растрёпанный мальчишка… он по-прежнему плёл волокуши.

Я остановился. Всмотревшись в белобрысую, очень упорную фигурку, я подметил коготь на месте инструмента. Попытался представить животное, у которого могли расти такие… У меня не получилось.

— Это коготь, — подсказал ребёнок.

— Понятно.

— Линвогмы, — пояснил он, щурясь. — Их на болоте много.

— Я знаю.

Время подошло к обеду. Солнце полило, так что рубашка на моей спине очень скоро прилипла. Потирая подбородок, я довольно долго из тени смотрел на прохожих. Я пытался понять: кто из них местный, а кто переселенец.

На удивленье это оказалось несложно.

Развязав вещевой мешок, я достал хрустящий свёрток из плотной ткани и вощёной бумаги. После стольких дней за чтеньем отыскать заголовок оказалось не настолько сложно.

'…ЛИНДВОРМЫ…

Вел**ие змеи болот и зато*ленных зем…

дракон…

кож…

Впад*ют в спячку…

ав…'

Этот крайне познавательный текст я прочитал не меньше дюжины раз, пока в глазах не начало рябить. Я отложил толстую книгу. Но уже через пару минут снова открыл. Из другой статьи я знал, что «Горный дракон» — единственная разновидность «Высшего». Из этого следовало, что линдворм — это не высший дракон.

… Я почесал скулу.

И посмотрел на солнце.

Эль с великаном снова вернулись поздно. Они поели и сразу же легли. Век практически тут же задремал.

Пропел петух. И где-то через четверть часа женщина пришла за сеном.Великан помог ей в этот раз. Мы все поели.

И я снова остался один. Поднявшись, солнце обозначило множество пятен на ещё недавно новом мундире. На шитье. Пришлось хорошенько всё это почистить. Я умылся и всмотрелся в отраженье. «Побриться, что ли?»

К сожаленью, нож наш куда-то запропастился.

Я как смог привёл сапоги в порядок. Оделся и вышел. Обошёл не побелённую церковь.

Мальчишка больше не плёл — это была неожиданная новость. Он, вероятнее всего, закончил ещё накануне и занимался теперь совсем иными вещами. Никого из прохожих видно не было, и только солнце грело мне макушку.

… От длинного меча на косяке осталась различимая зарубина. Корыто лежало перевёрнутым у нижней ступеньки, а на окнах были задёрнуты шторы.

Немного поколебавшись, я присел. Заметил несколько поломанных лозинок. Спустя четверть часа, я подобрал одну. Покрутил. И сломал между пальцами. Я всмотрелся в небо.

Скрип и треск…

Даже отсюда мне было видно, как шатается мельница. (Я привстал. Но почти сразу же сел обратно). Это Век плечом упёрся в сруб стены и в раскачку пытался вернуть ей прежнее положенье. С десяток фигур поменьше суетились в его ногах и старались подставить опоры.

Солнце палило.

«А что, если речка пересохнет? — посетила меня неожиданная идея. — Это, конечно, редкость, но всё же… Ров опустеет, и… Что будет тогда?»

Подумав с минуту, я решил, что селяне смогут переселиться на крыши. Не скажу, что это была блестящая идея, но всё же… куда как лучше, нежели житьё в укреплённой церкви.

«…».

Скрип петель. Круглое и загорелое, со ссадиной на переносице, очень мальчишечье лицо заморгало на меня и небо. Я привстал — а юнец как будто вздрогнул. Он отстранился. Посмотрел поражённо на шитьё. Кивнул, словно вспомнил о чём-то и заспешил. Он зачем-то зашарил в большом, грубо сколоченном ящике.

— Я прошу прощенье! — кашлянул я сколь было возможно строго. — На болотах… На них ведь обитают линдвормы?

Юнец кивнул.

Глянул искоса, и снова сощурился морщась:

— Их там много.

— Хорошо… Проживать при таком соседстве. Вы не боитесь, что однажды они могут войти в посёлок?

— Так… А зачем им?

— … А чей это был коготь?

— … Линговры.

— Спасибо.

Коротко. Чётко. Понятно. Всё прошло именно так, как я и задумывал.

Не найдя, что искал, юнец скрылся в доме. А я вновь зачем-то глянул на первую ступеньку… Чуть послушав тишину, перевернул носком корыто.

Я уже собирался идти, когда дверь неожиданно открылась.

— Да подождите! — крикнул мальчишка.

И, не дожидаясь, сам выбежал на улицу. Довольно увесистый свёрток он уткнул мне в живот.

— Это сердце!

Я вздрогнул.

— Конечно.

— У нас кое-что оставалось в подвале… Эль у Мика просила сердце, — нашёлся наконец мальчишка… — Это за… за поцелуй… — заговорщицки добавил он. — Мне Мик так сказал… Вы только не рассказывайте… И не разворачивайте свёрток! Это опасно.

— Ну, разумеется.

Я как раз намерен был развернуть, но поймав серьёзный, осуждающий взгляд, передумал.

«Мик — это который из них?»

Сапог голенищем очень неприятно упирался в кожу…

И солнце пекло…

Чуть отойдя, я снова, в последний раз оглянулся. Взглянул на самый обыкновенный дом. На корыто.

«Волокуш нигде не видно, — пришла не имеющая смысла мысль. — Это хороший признак. Что их довязали».

Мельница ещё раскачивалась. Это мужчины подбивали колья, пока Век (этот дурак) хребтом удерживал расходящиеся брёвна.

Эль пришла довольно поздно. Она вся была в сырой земле, так что сложно было разобрать, где заканчивались волосы и начиналась накидка. Я встал с пенька. Хотел что-то сказать, но девушка первой заметила свёрток. Она взяла его. И сразу же ушла. Спала наёмница этой ночью не в сарае.