— Тогда почему именно меня?

— Ну а кого еще? Виноват-то ты. Понимаешь, хоть это и прозвучит странно из уст хищника, который в процессе эволюции приспособился к питанию именно людьми, но я не люблю есть людей. Вы слишком похожи на меня, точнее, это мы в процессе эволюции становились все более похожими на вас. Что еще важнее, у вас есть имена — то, что когда-то давно было только у нас, что выделяло нас среди всего живого. Я уже очень давно привык жить среди людей, обходясь ветчиной и говядиной из магазина. Но если вынужден, то кого логичнее и правильнее съесть — того, кто ничего плохого мне не сделал, или того, кто подсунул мне сэндвич из одного лишь несъедобного для меня хлеба с целью обмануть меня на вшивый доллар? Но это все равно не месть, просто моя совесть не мешает мне есть плохих или неприятных людей. Ну и правило есть правило, я не поступаюсь принципами.

Мошенник снова попытался засмеяться, но вышло как-то нервно.

— Ха, ну это правда очень талантливо и оригинально. Только есть в этой забавной сказке одна нестыковка. Версия о том, что на Земле существует неизвестный науке вид существ, питающихся людьми и похожих на людей, и при этом их никто не смог обнаружить… мягко говоря, неправдоподобна. Давай уже заканчивать с этим, а?

Я вздохнул.

— Тут ты плюнул в небо, а попал в луну. Увы, но мой вид действительно уже не существует, вымер еще до рождества Христова. Только отдельные представители еще жили какое-то время, давая обильный материал для мифов и страшилок. Мой последний сородич умер двести лет назад. Самоубийство. И теперь я — единственный существующий в природе «отец всех чудовищ».

— Только это, бессмертные вампиры, а ты же вроде не нежить?

— Я не бессмертен, просто мы не стареем. И да, мне точно больше пятидесяти тысяч лет, потому что я охотился на неандертальцев задолго до того, как в Европу приперлись из Африки твои предки, тогда еще темнокожие. Да, я видел, как они превращались в белых кроманьонцев, это на моих глазах происходило. Я дрался с пещерными медведями за пещеры и уничтожал пещерных львов, чтобы защитить от них свое человеческое стадо. В общем, я остался все тем же диким, первобытным зверем, что и пятьдесят тысяч лет назад, так что никаких мировых соглашений в суде не будет. Встань и попрыгай, ноги разомни.

— О, господи… Эта шутка уже как-то потеряла свою свежесть, честно.

Я поднес к его лицу свою пятерню, на которой вместо отвалившихся ногтей уже на два сантиметра отросли когти, и подсветил фонариком:

— Теперь ты понимаешь, что это не шутка?

Он шумно сглотнул, но неестественно быстро оправился.

— Крутецкие коготки, где купил?

— Задашь этот вопрос через пару минут, когда они отрастут до пяти сантиметров, хорошо?

— Да ну хватит уже, это реально становится глупым! Ну не катит твоя сказка! Вот если б ты говорил, что ты вампир, и то было бы легче поверить.

Во мне проснулось любопытство.

— Почему? Тебе в живых мертвецов, пьющих кровь, легче поверить, чем в обычное живое существо, в котором нет ничего фантастического?

— Да вот как раз в том и фантастика. Вампиры — они же хоть и мертвые, но люди. Ну или вирус вампиризма там. У них остался разум, способность говорить, человеческие привычки и повадки. А тут мало того, что неизвестный науке вид, мимикрирующий под человека, так еще и человеческие способности говорить, управлять машиной и все такое.

— Ну так ты сам ответил на свой вопрос: мимикрия. Я не только выгляжу, как человек, я еще и притворяюсь человеком. Есть такой паук, который похож на муравья и даже поднимает передние лапки, чтобы имитировать ими усики и казаться шестиногим. Так он под видом муравья проникает в муравейники и охотится на муравьев. Вот и со мной та же история.

— Ну ты и сравнил. Лапки поднять еще ладно, но имитировать речь так, чтобы вести долгий логичный разговор, без наличия разума нельзя.

— Хи-хи… Понимаешь, имитация речи, если она нелогична, никого не обманет, и тогда я просто не смог бы прожить пятьдесят тысяч лет. Наконец, интеллект-то у меня есть, и очень высокий. Но вот во всем остальном… Я способен перенять любые приемы и навыки, для которых достаточно бездумного повторения. Если я увижу, как ты разбираешь и собираешь машину — смогу сделать то же самое, просто копируя действия. Но вот выучиться ее водить я не мог больше ста лет. Я мгновенно учу языки, но пользоваться приборами не могу. Телефон еще кое-как, смартфоны — уже беда. Только недавно в меня девушка буквально дрессурой вбила базовые навыки вождения, да и то, пока я сюда ехал — дважды цепанул столб, и, кажется, даже что-то испортил в коробке передач, машина уже крепко так дребезжала, когда я ее остановил. А компьютер для меня просто пыточная машинка.

— Так ты последний своего вида или у тебя есть девушка?

— У меня есть человеческая девушка. Мы приспособились внедряться в стадо людей через молодых особей противоположного пола: находишь отбившуюся от стада девчонку, подкатываешь — и она сама приводит тебя к своим. В конце концов, не в одиночестве же мне коротать вечность?

Он вздохнул.

— И все равно у тебя логика хромает.

— В чем именно?

— Если ты просто голодный зверь, лишь притворяющийся человеком, чтобы охотиться на него — почему ты до сих пор меня не растерзал? Почему ты терпеливо ведешь со мной беседу и отвечаешь на вопросы? Тут только мы вдвоем, так? Так зачем тебе продолжать притворяться перед пойманной добычей, если ты сам сказал, что три дня ничего не ел?

Я задумчиво подпер рукой подбородок, при этом мой «обед» явно заметил, что когти удлинились уже до трех сантиметров.

— Ну как тебе сказать… я тебя… готовлю. Видишь ли, я уже давно не охотился. Покупать мясо в магазине просто и безопасно, но… тот отрезок времени, что я приспособился существовать среди людей, слишком мал по сравнению с теми десятками тысяч лет, которые я провел как дикий зверь. И порой мне еще снятся сны, наполненные борьбой за выживание и азартом охоты. Я охотился на тебя три дня, выслеживая вначале твою фирму по продаже мошеннических сэндвичей, потом тебя самого, и все это время предвкушал нашу встречу. И вот теперь… Знаешь, я мог бы просто наброситься на тебя и растерзать, но это как если бы ты весь день ждал трансляцию боксерского матча, купил холодного пива, расположился у телевизора… А там бац, один другому дал раза и матч окончен… Разочарование. Потому я доведу охоту до логичного финала: отпущу тебя и дам небольшую фору времени. А потом помчусь вдогонку. И, в общем, мне нужно, чтобы ты четко и ясно понял, что будешь жертвой в первобытной охоте, и выложился на полную. И потому я готовлю тебя к этому. Да, я мог бы сделать все быстрее и проще, просто показав свое истинное лицо, но есть большой шанс, что ты от ужаса умрешь на месте. Такое не раз бывало.

— А… к-как ты выглядишь на самом деле? — настороженно поинтересовался он.

— Ну примерно вот так, — хмыкнул я, продемонстрировав ему слегка изогнутые когти. — А еще у меня иначе устроена нижняя челюсть. Она состоит из двух костей и может раскрываться в стороны. Вот тут, по центру подбородка расходится кожа, челюсть расходится влево и вправо, и на концах из специальных складок появляются и занимают боевое положение два ядовитых клыка, которыми я обычно стараюсь вцепиться в горло. Ну, ты видел, как устроены челюсти-жвалы муравья? Вот у меня примерно так же устроена нижняя. Часть лица выше рта — человеческая, ниже — чем-то похоже на насекомое. Сам себе я таким вполне нравлюсь, но вот вы находите мой облик ужасным настолько, что часто падаете в обморок, а порой и замертво. Последний раз такое произошло в средние века, причем с человеком, которого я не собирался убивать. Философ он был. Знал мою тайну и постоянно донимал — яви да яви ему мое истинное лицо… Ну я и явил, а он возьми да умри, хоть я его и предупреждал, что такой поворот возможен.

Моя жертва уже тяжело дышит, глаза бегают: уже по тому, как у меня растут когти, он уже понял, что дело дрянь.