Генерал молчал. Но его взгляд не смягчился.

- Я пытаюсь защитить Империю от врага, который уже несколько лет пускает нам кровь. Наши ученые утверждают, что мы уже потеряли около трех миллионов человек - в сражениях, в вырезанных деревнях и городах, в результате голода и разгула болезней. И, вероятно, миллион был загнан в рабство. Впечатляют ли вас эти цифры? Один миллион, два миллиона, три миллиона. Это три таких города, как Меекхан. Обычный человек не может даже представить их себе. За всем этим стоит ублюдок Йавенир. И у нас впервые есть шанс, за многие годы, сломать ему руки и ноги и отрубить голову. Неужели вы думаете, что я не пожертвую жизнью тысячи или двух тысяч солдат, чтобы не лишиться этого шанса?

- Но эти мальчики не…

- Они давали присягу, и я плачу им зарплату за то время, что они сражаются. Они солдаты. Но ваши люди ценнее. Один обученный солдат стоит в пять раз больше, чем тот, который делал обувь месяц назад. И мы должны убедить Йавенира, что мы слабы и что он должен нанести смелый удар по городу. Вы понимаете? Ни один из планов, которые мы столько раз обсуждали, не изменился. Вообще ни один.

Ведь только если бы они втянули Йавенира в битву на переднем плане, атака Ласкольника имела бы хоть какой-то шанс на успех.

Дверь палаты резко открылась.

- Ваше Величество. Рапорт из Саверадской долины.

Письмо, украшенное красной лентой, попало в руки императора.

Он развернул его, прочитал, скомкал.

- Поставить палатку на Лебедином холме. Я переезжаю туда на время.

Посыльный исчез, а командир Второго пехотного полка посмотрел на скомканный лист бумаги в сжатой руке императора.

- Что происходит?

- Они атакуют вход в долину. Гораздо более жестоко, чем сам Меекхан. Они хотят заставить меня вывести солдат из города, чтобы ослабить основные оборонительные сооружения. - Император молчал несколько мгновений, затем, наконец, энергично кивнул. - Именно так. Уверен, что да. Две четверти часа назад они захватили Банный дворец, командир тридцать девятого пишет, что они отобьют его.

- Я могу послать ему…

- Нет! Нет, черт возьми. Мы не выводим войска из внешних округов. Это может быть уловка… Так и должно быть.

* * *

"Позади у нас была долгая ночь, во время которой почти никто не сомкнул глаз. Кочевники не давили на нас слишком яростно, довольствуясь быстрыми, короткими атаками по сто-двести человек. Они просто проверяли, не сбежали ли мы.

Вместо этого, с рассвета и весь день, мы стояли на вершинах трех холмов и отражали атаку за атакой. И они давили и давили, и по сей день я не знаю, почему. На эту тему уже написано много книг. Аэлос-кас-Манер в своей знаменитой "Истории битвы при Меекхане" утверждает, и многие после него повторяют, что Отец войны почувствовал нашу слабость, то, что у нас было слишком мало пехоты, и именно поэтому, вместо того чтобы штурмовать город, он нанес удар прямо там. Потому что захват долины, или, по крайней мере, большей ее части, позволил бы ему атаковать столицу изнутри, так сказать. Однако есть много ученых, которые не согласны с ним и утверждают, что нападение на наши позиции было произволом одного из Сынов Войны, жаждущего прославиться как завоеватель Меекхана. Есть и те, кто пишет, что все это было результатом внутренних игр в орде се-кохландийцев, и что Йавенир послал войска с неопределенной верностью напасть на долину, чтобы пустить им кровь и чтобы меньше рук тянулось к победным трофеям. Вот насколько он был уверен в своей победе. Некоторые также говорят, что все это было плодом хаоса и недоразумений, которые часто случаются на поле боя, и в какой-то момент и Император, и Отец Войны оказались в ситуации, которую никто из них не планировал, как это часто бывает в великих битвах.

Однако для павших из Пятой пехотной все эти теории и надуманные анализы, записанные после битвы, не имеют никакого значения. Самое главное, что во второй половине второго дня почти четверть армии кочевников штурмовала наши позиции, на левом фланге Банный дворец пять раз переходил из рук в руки, Двадцать пятый полк дважды был отброшен назад, дважды он восставал и отвоевывал этот участок. Говорят, что к тому времени император перенес свой командный пункт в долину, на Лебединый холм, откуда он наблюдал за нашими боями.

И, как говорят, именно тогда Ласкольник чуть не лишился головы".

* * *

- Нет.

Это "нет" прозвучало почти беззвучно, мрачно, но в то же время как-то так … окончательно. Как будто большой валун упал на мягкую землю, слегка покачался и замер.

- Нет?

Это второе "нет" прозвучало металлически, как скрежет клинка о ножны.

Двое мужчин стояли лицом друг к другу, их разделял только стол, заваленный бумагами. Оба слегка склонили головы, оба поджали губы и глубоко дышали, как люди, знающие, что если будет произнесено еще одно нехорошее слово, то шага назад уже не будет и случится что-то очень плохое.

Один был императором, а другой - варваром из далекого захолустья и, как он сам отмечал, дикарем и ублюдком.

- Нет. - Еще один словесный валун упал между ними. - Мы не будем сейчас наносить удар в безнадежной атаке. Я не буду тратить свои силы…

- Наши силы.

- Нет. Мои силы. - Возможно, только потому, что Генно Ласкольник в этот момент не улыбался вызывающе, его голова оставалась на шее. - Я их создал и я их вышколил. И я знаю, что они могут сделать. Я помню обсуждения перед битвой. Мы должны были втянуть в бой большую часть сил Йавенира на передних валах, а когда они будут заняты штурмом - нанести удар. Ничего не вышло. Вчера я попросил вас…

- Ваше Величество. - вклинился в его монолог император.

- Что?

- Я спросил вас, ваше высочество. - Креган-бер-Арленс продолжал, вызывающе улыбаясь. Из них двоих он мог. - Именно так вы должны обращаться к своему императору, даже когда мы наедине, генерал. Если вы выиграете для меня эту битву, я предоставлю вам привилегию обращаться ко мне на "ты". Но пока что ты должен сохранять все условности и титулы, глупый варвар.

Наступила тишина, и охранники, стоявшие у входа в палатку, напряглись, готовые ворваться внутрь при первых звуках насилия. Но слова, которые вырвались, пусть и с трудом, сквозь зубы, звучали спокойно:

- Я просил вас, Ваше Величество, нанести первый удар. Вы отказались. Вы дали ему время, а он копал всю ночь и превратил лагерь в крепость. Черт, у меня восемь тысяч копейщиков на тяжелых лошадях, которые сломают себе ноги, пытаясь перевалить через валы кочевников. Мы должны были ударить ими по Всадникам Бури и уничтожить их одним ударом, а не штурмовать палисады и укрепленный острог!

- Говорите тише, генерал. - Император указал на шелковые стены шатра.

Ласкольник глубоко вздохнул, вернее, он сделал вдох и яростно выпустил его, как боевой конь, кричащий перед битвой. Он был довольно молодым человеком, с темными волосами и удивительно светлым цветом лица для восточного варвара. Он носил, как бы подчеркивая свое происхождение, роскошные усы, которые были особенно заметны в Империи, где мужчины гладко брились, а его губы иногда отступали в дикой гримасе, обнажая зубы.

Прямо как сейчас.

Креган-бер-Арленс посмотрел на его гримасу и с величайшим усилием удержался от того, чтобы ответить своей. Хотя он проспал несколько часов, у него было впечатление, что он устал больше, чем вчера. Голова гудела, руки дрожали, а этот дерьмовый варвар, которому он по неосторожности однажды доверил командование имперской кавалерией, осмелился ставить под сомнение его приказы. Конечно, его преданность была несомненной - в Крысиной Норе уже сообщалось, что за последний год многие солдаты и офицеры Конной армии начали демонстративно отращивать усы, что могло свидетельствовать о растущей популярности молодого командира среди них. Кроме того, эта популярность возникла не на пустом месте: в течение того года Ласкольник лично возглавил несколько кавалерийских рейдов к северу от Кремневых гор, разгромив всех встреченных на пути се-кохландийцев. Насколько можно безоговорочно доверять человеку, за спиной которого десятки тысяч сабель? Как глубоко змея амбиций вонзила свои клыки в сердце Генно Ласкольника?