– Хорошо, через час в ресторане «Лира». У меня там сейчас деловая встреча с иностранным партнером. После нее я смогу поговорить с вами. Но перед этим позвоню Тимуру Ильичу и проверю…
– Да ради бога, черт возьми! – облегченно выдохнула я в сторону.
По-видимому, Аркадий Иосифович все-таки что-то расслышал, и его не вдохновило забавное соседство в одной фразе бога и черта. Его голос стал совсем уж ледяным:
– Надеюсь, вы не станете отрывать меня от дел по пустякам, и ваш вопрос достаточно серьезен. До встречи, – и господин Лейсман соблаговолил дать отбой.
– Вот урод! – выругалась я.
– Это ты о ком? – поинтересовался все еще торчащий здесь Новаченко.
– Да так… А вы почему не охраняете президента, Тимофей Леонидович?
Глава 3
Зачет по высшей математике группы «Б» четвертого курса химфака университета подходил к концу. Настенные часы показывали половину четвертого, когда из-за угла длинного университетского коридора показались двое. К тому времени у двери аудитории, в которой шла сдача зачета, осталось три человека.
Из двоих вновь прибывших первый был коренастый молодой человек с бритым затылком, широким красным лицом и в сильном подпитии. Ноги его плохо слушались, а физиономия расплывалась в глупейшей довольной улыбке. Избрать путь по высокоамплитудной синусоиде ему не позволяла идущая рядом высокая девушка, крепко вцепившаяся в руку незадачливого выпивохи. Ее лицо, тонкое и миловидное, в настоящий момент было сильно озабочено.
– Что ж ты нажрался, кретин?
– М-м-м, – лаконично ответил тот.
– Опять с Казаковым «Анапу» жабали? Ты хоть бы сначала зачет сдал, а потом квасил, идиот!
– Да л-ладно тебе, Ленк, – наконец выдавил из себя что-то членораздельное любитель дешевых вин, – сейчас сдам…
– Тебя самого надо сдать – в «трезвяк», естественно! Горе ты мое!
Троица оставшихся у дверей аудитории при приближении парочки разразилась радостными приветственными воплями.
– Здорово, Кузнецов! Че это от тебя несет за километр?
– Пошел ты.
– А ты Светлова не видал?
– А че, его еще не было? – вмешалась в разговор Лена, не отпускавшая руки Кузнецова.
– Да нет. А что тут удивительного? Он в универ только по большим праздникам ходит.
– Куда уж больше – зачет у Смирнитского, – недовольно выговорила Лена. – Как, кстати, принимает?
– Да ниче, пидор сегодня добрый.
– Какой еще пидор?
– Смирнитский, конечно. Ты что, Бессонова, с дуба рухнула, что ли? Але, гараж!
– Кто следующий идет? – спросила Бессонова, равнодушно проигнорировав довольно нахальную фразу.
– Не знаю… Щас Мишка, потом Петров, потом я. А вообще он всех сейчас запустит, наверное.
– Шпоры есть? – пробурчал Кузнецов, приваливаясь к подоконнику и вытаскивая из рукава бутылку «Балтики» номер 9. – А то я ни хрена не рулю, че там…
Лена вырвала у него бутылку и, не обращая внимания на протестующее недовольное мычание, положила в свою сумку.
– Сдашь, тогда выпьешь.
– Ты глянь, – вдруг оживился безнадежно поникший и потерявший было весь смысл жизни Кузнецов, – Светлов идет!
Светлов был мрачен. Прямые светлые волосы растрепались, лицо казалось темным, больным и усталым.
– Я думал, опоздаю, – наконец сказал он, кивнув всем присутствующим.
– Ты что так поздно?
– Готовился.
– Ты? – хмыкнул Кузнецов. – Да ладно, Лех, хорош мозги канифолить!
– Знаешь что-нибудь? – спросила Лена.
– Да так… в легкую…
Дверь аудитории отворилась, и показалась бритая ухмыляющаяся физиономия. Вслед за лысой башкой показался и сам ее обладатель, по всей видимости, максимально удовлетворенный жизнью.
– Сдал, е-ка-лэ-мэ-нэ! – выдохнул он. – В цвет прокатило! Ништяк. Я же говорил тебе, что все будет нормально, – обернулся он к одному из еще не сдавших. – А ведь вчера ничего не знал!
Тусклые глаза Светлова при последних словах вспыхнули, и он, хотя и не принимал участия в разговоре, подошел ближе.
– Не хило! – продолжал разглагольствовать тот. – Я же говорил, «лекарство» покатит! А, Светлов! Че, опять ничего не знаешь, как всегда?
– Да так…
– «Да так, да так», – передразнил бритый, – а я вот вчера заплатил стольник, а сегодня все зацепил.
– Перцептин, что ли, купил? – бесцветным голосом произнес Светлов, и его слова прозвучали странно – то ли как вопрос, то ли как утверждение.
Бритый посмотрел на него с некоторым удивлением и даже с долей уважения.
– А ты откуда о нем знаешь?
– Ну-у-у, – пробормотал под нос Светлов, – знаю вот…
Бритый сплюнул и вразвалочку пошел по коридору.
– Ну так купи его, – внезапно громко сказал он через плечо. – Я вот весь курс за два часа выучил.
– Как придешь домой, посмотри в зеркало, умник, – холодно сказал Светлов, тупо пиная о стену сигаретную пачку.
Но бритый уже ушел.
Дверь аудитории распахнулась, и в проеме возникла тщедушная фигура Якова Абрамовича Смирнитского.
– Сколько осталось? Пятеро? Шестеро? А-а-а, Светлов? Какими судьбами, молодой человек? Но все-таки это превосходно – вы удостоили нас своим появлением, искренне вам благодарен. Ну-с, проходите… Превосходно, право, превосходно.
– Леш, тебе дать шпоры? – вполголоса спросила Бессонова.
– Лучше Косте дай, у него ж наверняка нет, – в тон ей ответил Светлов.
– А как же ты?
– У меня есть кое-что, отчего он мне сразу поставит зачет.
– Справка, завизированная министром образования? – иронически спросила Лена, входя в аудиторию.
– Да нет… Доказательство теоремы Ферма.
– Шутник, – фыркнула она, садясь за парту и волоча за собой отчаянно испускающего шлейф перегара Костю Кузнецова.
– Я думаю, вы отдаете себе отчет в том, Светлов, что мало смыслите в моем курсе, в частности, и в высшей математике в целом. Не скрою, такого тотального недопонимания, таких пробелов в изучении курса, слагающих, в сущности, совершенное игнорирование смысла тех скромных по современным меркам крупиц знания, что вы обязаны усвоить из моего предмета, я еще не видал.
Яков Абрамович внушительно поднял палец и посмотрел на скорчившегося перед ним Светлова с видом искреннего соболезнования и укоризны.
– Да-с, – дополнил он свою весьма содержательную речь. Из тона его определенно явствовало, что только катастрофический идиот может еще питать надежды на получение зачета. – Я думаю, нам имеет смысл увидеться на пересдаче.
– А я так не думаю.
– Что? – Пенсне оскорбленно подпрыгнуло на длинном носу Якова Абрамовича. – Вы что-то сказали, Светлов?
– Я думаю, мы не увидимся на пересдаче, Яков Абрамович. Я больше не буду учиться в университете.
– Да что вы такое говорите, молодой человек? – возмутился профессор, ожесточенно жестикулируя сухими морщинистыми ручками перед носом у студента. – Стыдно-с! Даже слушать не стану. Вы проучились почти четыре года непонятно как, но доучились до восьмого семестра, а теперь встаете в позу и говорите: не буду учиться. Это не по-мужски, Светлов.
Яков Абрамович доверительно наклонился к уху Алексея и сказал негромко:
– Вы знаете, Светлов… я сам, безусловно, в современной конъюнктуре… в этой… Одним словом, мой племянник говорил, что в нашем городе синтезирован препарат, колоссально расширяющий возможности мозга. Все это сделано на деньги мафии, и теперь налаживается сеть сбыта продукции.
– Почему все об этом знают, кроме милиции? – пробормотал Светлов.
– Вы наивный человек, Алексей. Этим делом занимаются очень серьезные люди. Если все это, разумеется, не вымысел. Ну так вот… к чему я это сказал? Это может вызвать революцию в науке. И образовательной системе…
– Да и так уже все, кто способен платить, сессию сдают на перцептине! – резко проговорил Светлов. Лицо его, и без того смертельно бледное, стало мучнисто-серым. – Вы к этому вели, профессор?
Губы его конвульсивно дернулись, на висках набрякли сизые жилки, а лоб покрылся крупными каплями пота.