– Завяжи ему глаза, – сказала Вика хозяйке, – а то в истерику ударится.

В институте все ещё была видна работа орла после битвы с историком. Её волна докатилась и в приёмную. Хранительницы ключей и печатей ректора не было. Её место оккупировала ярко накрашенная грудастая девица в рыжем косматом парике.

– Вы к кому, – взвизгнула она.

Вика не ответила и взяла дверь на себя. Орёл тревожно проимпульсировал – за дверью чужой. Провинциалка вошла ураганом и наткнулась на раскладушку. На ней спал незнакомый человек.

Над раскладушкой висела карта. На ней шла битва. В сердца городов впивались флажки. Они падали, когда спавший выдавал храп. Флажков под раскладушкой становилось все больше, а городов на карте все меньше.

– Так, – констатировала Вика. – Новый ректор.

–Новый, – девица презрительно разъехалась в улыбке, посмотрев на кавалькаду. – Пришли – спит. Пытались разбудить – не получается. А прежний ушёл на пенсию. Улетел, – она замахала руками, как крыльями.

Орёл снова проимпульсировал: девица врёт. Администратора подставили почтальоны. Они перестали носить почту.

– А зачем мы сюда ходили, – спросила хозяйка, когда они вышли за опустевшую будочку, возле которой валялся сломанный полосатый шлагбаум.

– Из – за почтальонов, – ответила Вика. – Почтальоны перестали носить почту.

Они прошло по скверику возле липового проспекта, по которому с вулканическим рёвом, разгоняя легковушки, промчался лимузинный кортеж.

– А дальше куда? – спросила хозяйка.

Провинциалка поискала глазами почту. Лапа бизнеса достала и её. Почту слизало, словно ураганом. На её месте высилась груда камней.

Недалеко стоял чёрный отлакированный «Джип». Рядом, опираясь на открытую дверку, высокий бритоголовый мужик в малиновом пиджаке с заплывшими свиными глазками. Он с наслаждением покуривал «Мальборо», выпуская сизые дымные кольца, в перерывах между затяжками глотал коньяк «Наполеон» и приказным тоном покрикивал на рабочих, разбиравших завалы.

– Что случилось, – подойдя, спросила Вика. – Где почта?

– Ничего личного. Бизнес.

– А где телеграфистка?

–Да кто ж её знает, – он тускло посмотрел на провинциалку. – Может тут, – он выплюнул сигарету на камни, – а может там…

Солнце уходило в закат, бросая прощальные лучи на громадный каменный город.

– Купи сериал, – сказала Вика и развязала рюкзак.

– На хрена он мне нужен. У меня своих сериалов хватает. Вчера детский сад, сегодня почту, а завтра. – Он махнул рукой.

–Понятно, – сказала Вика, – дорогу для бизнеса расчищаешь.

Семнадцатая

Скандалы

Вечером в спартанской комнате разгорелся скандал.

К дому, где жила Капа, с раздирающим воем подскочила скорая. Взвизгнув тормозами, от визга листва на деревьях залихорадилась, она так стопорнулась, что из – под колёс рванули облака дыма. Из неё с громогласным, угрожающим матом вывалился дюжий санитар с моржовыми усами, в белом халате с закаченными по локоть рукавами. За ним выскочила женщина – врач с бесстрастным, словно умершим лицом и с фонендоскопом на дряблой шее. Последней выметнулась медсестра с выпученными замшелыми глазами и паутинными бровями. В левой руке она держала скатанную смирительную рубашку, в правой – чёрный чемоданчик.

– Рыба, – заскочив в квартиру, заорал санитар и зарыскал полыхающим взглядом по комнате. – Тьфу, зараза. – Он с такой силой сплюнул, что разлетевшиеся брызги попали на ромашки, которые даже закачались, словно от налетевшего ветра. – Я в домино играл, – продолжал орать он, – а меня от дела оторвали. Кто с ума сходит? Где буйная? – В глазах заметался охотничий блеск. – Мы её сейчас быстро в смирительную затолкаем. Раз, два. И вся арифметика.

Его взгляд напоролся на струхнувшую хозяйку, которая метнулась, как молния под ковёр, а потом воткнулся в Вику.

– Ты что ли свихнулась?

–А ещё санитар, – язвительно отшвартовала Вика. – Разве буйный скажет, что он свихнулся. Вали к своей рыбе.

– Так какого хрена звонили, – взвыл он. – Я же на бабки играл. На кону бутыль была.

Действительно, какого хрена?

А случилось следующие.

Капа, когда Вика варила своё колоссальное состояние, уменьшившееся на одну сосиску, вытащила из рюкзака двадцать первый и быстренько прочитала.

Потрясение бывшей артистки было сверхъестественным. Она была в бешенстве. Ещё бы. Квартирантка такого наваляла в рукописи, что у хозяйки чуть не начались галлюцинации. В страдающей героине Капа узнала себя. Они трижды в скоростном темпе перечитала двадцать первый и даже несколько раз подходила к зеркалу. Ошибки не было. Точно она, но в каком образе? Уточнять, кто приложил к этому безобразию руку, Капа не стала. Конечно, пронырливая квартирантка.

– Ты зачем меня воткнула, – впаяла Капа, когда Вика вошла с дымящимися сосисками. – Ты сделала меня страдающей нищенкой. Других не нашлось. Через одного.

Автор полностью согласен с Капой и также возмущён, как и она. Распоясавшаяся провинциалка, возомнившая себя чёрт знает кем. Писательницей сериалов. А, может быть, автор и Капа поспешили с такой характеристикой. Посмотрим, что Вика скажет в ответ.

– Я тебя великой сделала, возвысила над Клеопатрой, она тебе в подмётки не годится – с напором отбрила Вика. – Книга будет напечатана миллионными тиражами. Это же гениальная реклама. Журналисты, фоторепортёры, телевидение. Все попрут к тебе. – высаживала Вика, всё выше и выше поднимая планку, а заодно и Капу выливая такие бурные потоки слов, что у хозяйки не только закружилась голова. Как показалось Капе, она стала даже больше в размере.

– Так героиня заграничная, не нашенская, а я русская, – вздрючилась Капа. – Ты вклеила меня в какую – то страну Барбария, Барбария, чудесная Барбария, волшебная Барбария, – завелась хозяйка, – а я там ни разу не была, не знаю, где находится.

– Где, где. Географию нужно читать. Недалеко от джунглей. А джунгли все знают. Там темно и ни хрена не видно. Так что тебе только и отвечать: ах, какие прекрасные в Барбарии джунгли. Ах, какие… Утихомирься.

– Да как же утихомириться. Меня начнут расспрашивать, а что мне отвечать? Твой ответ мне не нравится.

– Ну, если мой не нравится, то отвечай так, как отвечал Саша Калягин в фильма «Здравствуйте, я ваша тётя!». Просмотри ещё раз этот фильмы и выучи его на зубок. Впрочем, и отвечать не нужно будет. Ты онемела от нищеты, – застолбила Вика. – Может добавить ещё и оглохла?

– А как же общаться?

– Через племянницу.

– А она кто?

– Я. Видишь, сколько беру на себя. Орла будем выдавать за мутированного попугая. Это же классный ход.

– А где мы моего мучителя Хуано найдём?

– А зачем его искать. Ты же убила его из – за благородных побуждений. Восстановила справедливость. Отомстила за то, что он подлюга издевался на тобой.

– Совсем чокнулась. Справедливость. Сейчас за справедливость и сажают.

– Добавишь к своим ролям ещё роль арестантки. Многоликая Капа. Сама говорила, – поддела Вика. – Невинная жертва. Сочувствия, соболезнования, бабки. Фильм снимут, – неслась Вика. – Я уже и режиссёра наметила.

– Кто?

– Я.

– А где бабки возьмёшь?

– Совсем мозги обесточила. Гонорары от тома получу.

– И сколько мне бабок?

– Вот это деловой разговор. Ну, – начала медленно Вика, – если исходить из того, что я креативный руководитель, то тебе…

– Ты креативный руководитель, потому что живёшь в моей квартире. На улице ты была бы креативной бомжихой.

– Правильно, но я плачу тебе за угол. Сними с меня налоговую нагрузку и тебе будет десять процентов, – рубанула Вика. – Снимешь?

– Нет.

– Почему?

– А потому.

– Что значит потому.

– А то и значит.

– Разве так торгуются? Ты доводы давай. Наседай так, чтоб с меня пар шёл.

– Я артистка, а не торговка.

–Да артисты похлеще торговцев. Ты чем за роли расплачивалась?

– Не твоё собачье дело, – отчеканила Капа.