– Боятся они тебя! Не знаю почему, но боятся. Так мне Борисович сказал.
– Это кто?
– Борисович? Начальник отдела безопасности колонии. Мордатый такой, с красным лицом, на колобок похож. Ты его видел на распределении.
– Да, помню такого.
– Он мужик хороший и справедливый. Если с работой получаться не будет, то вернее всего к нему надо идти, потому что без его визы никого на работу не возьмут.
– Я понял, – задумчиво произнес Гриша.
– Так как у тебя четыре взыскания с централа, то их надо поощрениями закрывать. Чтобы администрация дала положительную характеристику для УДО, надо, чтобы поощрений было хотя бы на одно больше, чем взысканий.
– А можно дождаться, чтобы взыскания сгорели автоматически через год – в моем случае это в ноябре уже будет, получить одно поощрение – и все?
– К сожалению, так нельзя! В твоем случае, как ты говоришь, понадобится пять поощрений как минимум. И самая неприятная информация: у нас в колонии дают не более одного поощрения в квартал – и в основном тем, кто работает на промке. В редких случаях – тем, кто сидит в отрядах, и то за очень большие заслуги.
– Это за какие, например? – спросил совсем приунывший Гриша.
– Ну, я, к примеру, договорился с Хозяйкой, что меня отметят в приказе в сентябре за ремонт крыши барака. Она у нас очень сильно прохудилась и течет, поэтому ее всю надо гудронить и заливать битумом. Я подсчитал: на стройматериалы надо около ста тысяч рублей. Это без учета того, что часть сопрут опера и охрана при заносе в лагерь. Я один всю сумму не потяну, поэтому предлагаю тебе поучаствовать пятьдесят на пятьдесят, а я договорюсь с Борисычем, чтобы и тебе поощрение дали.
– Я подумаю, Жень, – ответил загрустивший Гриша. – В любом случае, спасибо тебе за откровенный разговор и за предложение! Я так понимаю, что вопрос этот горящий, поэтому тянуть с ответом не буду.
– Приятно иметь дело со взрослым и умным человеком! – сказал Соболев и пожал Грише руку. – Я буду ждать твоего решения.
Еще одним ярким персонажем в восьмом отряде был Батон. У него была совсем непорядочная статья – 132, а именно – изнасилование в извращенной форме, к которой приписывали всех, кто сношался неестественным половым путем. Срок у него был, как и у большинства невиновных насильников, три года. Остальным, кто действительно был виноват по полной, давали от пяти и выше, а на зоне их загоняли в обиженку или прятали на БМ4. Батону тоже поначалу пришлось доказывать братве в СИЗО и в лагере, что его акт любви был по обоюдному согласию. После этого от него отстали, но тем не менее по приезде в ИК-3 он на всякий случай пошел на красную сторону и подписался под козлиную должность завхоза – сперва восьмого отряда, а потом, после выхода из СУСа Космоса, стал завхозом клуба.
Срок у Батона подходил к концу, и он намеревался встречать Новый год уже дома. Несмотря на должность и определенные заслуги перед лагерем, ни одна подача на УДО у него не выстрелила – из-за того, что по негласному правилу администрация колонии насильников на комиссии не поддерживала и положительную характеристику для суда не давала, даже при огромном количестве поощрений, купленных и реально заслуженных Батоном и полное отсутствие взысканий. Поэтому он в последние полгода отсидки мог позволять себе что угодно. К примеру, после очередной ночной пьянки, когда дежурный по лагерю застукал его в абсолютно непотребном виде, он отделался всего лишь серьезным разговором с Борисычем и кастрюлей шашлыка в СУС для положенца, который до этого объявлял для всех сидельцев месяц воздержания от алкоголя и наркотиков. Батон на этот указ положил с прибором, но во избежание конфликта подмазал блатных. Через пару дней после инцидента выяснилось, что общение с начальником оперчасти имело непростые последствия. Но не для самого Батона.
Опера долго пытались подловить Пудальцова на каком-нибудь нарушении дисциплины, но Сергей Станиславович был предельно осторожен. Так вот, с помощью Батона, который позвонил на вахту и сообщил, что Пудальцов лежит на шконке в неположенное внутренним распорядком время, дежурный и его помощники успели добежать до отряда и заснять на видеорегистратор отдыхающего Сережу и еще нескольких человек, которые также пострадали, получив взыскания. Самое интересное, что фишкари, обязанные сообщать о приближении сотрудников администрации к бараку, в этот раз промолчали и даже были оштрафованы Соболевым в размере ежедневной оплаты их труда – пачки сигарет, зато от Батона они получили по три: так он рассчитался с оперчастью за свою пьянку.
Положительной стороной Батона было желание и возможность помогать попавшим в тяжелые ситуации зэкам. Он решал их проблемы на разных уровнях: как с блатными, так и с ментами. Гриша стал свидетелем одной из таких историй, когда толстого Мишку – дневального с ПФПСИ – попытались объявить фуфлыжником за то, что он пообещал, будучи на карантине, что пойдет на черную сторону, а сам распределился в восьмой отряд. Блатные были очень заинтересованы в том, чтобы он находился поближе к ним, так как Миша был человеком слабым, молодым и глупым. Но его папа – крупный бизнесмен в Моршанске – для сыночка ничего не жалел и снабжал его по полной программе. Смотрящий за лагерем Поэт подтянул Мишаню на разговор и объявил ему цену за его вранье – пять тысяч рублей ежемесячно на общак, иначе обольют мочой из бутылки и загонят в обиженку. Батон пожалел парня и урегулировал его проблему так, что тот никому ничего больше не был должен. Разумеется, этот поступок не был бескорыстным – завхоз клуба прекрасно понимал, что после освобождения он со своей статьей мало кому будет нужен. А вот Мишин папаша по протекции сына сможет пристроить земляка на работу или помочь еще каким-либо образом.
Через Батона можно было оформить диетическое усиленное питание в столовой за тысячу рублей в месяц, а также договориться о покупке жареных кур, вареных яиц и пшеничных лепешек. Этот бизнес довольно долго процветал, пока его не перекрыли блатные, поймав несколько человек, несших продукты, и изрядно отмутузив их, а также поваров, отпустивших товар. Досталось тогда и Батону – он с неделю ходил с фингалом. После этого коммерция ненадолго прекратилась, но потом снова осторожно заработала, подорожав практически в два раза.
Злоключения Сережи Пудальцова на истории с кроватью, конечно же, не закончились. Буквально через несколько дней тот же Батон пригласил его поиграть в пинг-понг в клубе, и им даже удалось закончить парочку партий. После этого снова пришли сотрудники администрации и под камеру объявили Сергею второй выговор за посещение клуба без разрешения начальника отряда, предупредив, что в третий раз его уже отправят в штрафной изолятор. Дело, скорее всего, этим бы и закончилось, если бы по научению Космоса Пудальцов не записался на прием к начальнику колонии.
После этой встречи жизнь Сергея наладилась. Сперва ему разрешили длительное свидание с женой, на котором ее шмонали так, как никого до этого и после. Ей даже не разрешили пронести в комнату свежие газеты, что совсем даже не запрещено. После четырех дней общения с мужем Настя, выйдя из стен колонии, встретилась с Шеиным и передала ему энную сумму денег. Какую точно, не говорили, но из разных источников, близких к оперативной части, речь шла про миллион рублей. После этого Пудальцову разрешили пользоваться телефоном «Зона телеком», а в августе даже выпустили на промку – работать в швейный цех. Все провокации, направленные на вынесение выговора, конечно, прекратились, но контроль меньше не стал. Сергей выдохнул и заметно успокоился. Ему оставалось сидеть еще два года, и, естественно, он не хотел провести их в казематах ШИЗО. Наличие работы позволяло ему, во-первых, иметь индульгенцию на относительно спокойное отбывание наказания, а во-вторых, время на промке, по словам работяг, текло намного быстрее, чем у тех, кто топтал зону без работы.
Гриша не оставлял свою затею начать зарабатывать на валютных операциях в лагере, как он успешно делал это в СИЗО. Но для этого нужны были две вещи: деньги и телефон. Во время последнего разговора с родственниками они обещали ежемесячно присылать ему по тринадцать тысяч рублей на питание, поэтому Григорий легко согласился на предложение Батона купить вскладчину с ним смартфон – по пятерке с носа. Дело оставалось за малым – найти хотя бы сотню тысяч рублей для начала и приступить к торговле. Только одного не учел Григорий: в СИЗО все сокамерники были как одна семья и грудью стояли за интересы друг друга, поэтому за сохранность своей ТР можно было не переживать. В лагере же стукач был на стукаче и стукачом погонял, поэтому жизни телефонов были непродолжительными и скоротечными. Так же получилось с «Самсунгом» Тополева и Батона, который ночью оставил его на зарядке рядом со шконкой, прикрыв газетой. Дежурный офицер во время ночного обхода телефон нашел и отшмонал так, что даже Батон не сразу понял, что произошло. Всего пять дней Гриша радовался трубке, успел установить на нее необходимые программы для торговли и потренироваться на демонстрационном счете. Батон, естественно, признал свою вину в потере ТР и обещал возместить Грише его половину, попросив отсрочку на месяц. Но, как обычно, заиграл ситуацию и в последующем расплатился натуральными продуктами в виде куриц и яиц, что было не так уж и плохо ввиду резкого ухудшения качества баланды.
