Одно мне понравилось: что Наташка откровенно и громко рыдала и не сразу вышла замуж за другого. «Я, – говорит (мне потом другие пересказывали), – своего Жоффреюшку (это она так обо мне) не смогу забыть, хоть он и на все сто долбанный!»

А чё я долбанный?! Сама сказала: «Лезь за цветочком аленьким», – я и полез…

А слез я с той яблони, ребятки мои родненькие, только через два месяца.

Уже и Наташка вся отрыдала-отплакала. Она каждый день приходила – рыдала. В автомате девчонка плакала, если дождь был… А меня – нет как нет!

И вот через два месяца я слезаю. Весь бодрый такой (будто только что залез), как Шварценеггер после блинов, а уже столько времени прошло… И уже в руках у меня (тут, на минуточку, внимание!) не цветочек аленький, а уже яблочко и тоже аленькое. Тут сразу птица вспорхнула перед моими очами (воспалёнными отчего-то – от яркого солнца?), я шарахнулся в сторону, глядь – супротив меня бабка стоит, вся в чёрном, а тапочки, наоборот, белые.

– Дай-ка яблочко-то, милок! – говорит мне ласково. – Только сперва дыхни на него.

Я дыхнул на яблоко и протянул его бабке. Бабка бережно взяла яблоко, плюнула на аленький его бочок, пошептала и растёрла.

– Вот теперь пользуй, родимый, активировала! – проговорила бабка.

Она вернула мне яблоко, сверх этого подала трёхлитровую банку и исчезла, сверкнув белыми тапочками.

– А что делать-то с яблоком?.. – спросил я уже как бы в сиреневую дымку.

– Там узнаешь!.. – послышался, как из самого небытия, бабкин голос.

Тут же подошли (нарисовались, как говорят) двое, сунули красные корочки под нос:

– Где был два месяца? – спрашивают.

– А я – знаю?.. – начал я, сам ничего ещё не понимая.

Но вижу, что пока я лазил туда-сюда, как говорится, многое изменилось (а по моим меркам-прикидкам, и пятнадцати минут не должно было пройти). Да ещё и яблочко в руке (а должен был быть цветок)…

– Все так говорят, когда обратно возвращаются, – продолжают эти двое, пристально меня обзыркивая со всех сторон. – А что это у тебя в руке?..

– Банка, – говорю.

– А во второй?

– Цветочек аленький, – отвечаю.

– Ты нам Лазаря не пой, мы учёные, – отвечают эти двое. – Какие цветочки, когда уже яблоки выросли? Яблоко там у тебя. Аленькое… Ну-ка, дай сюда!

– Да вон яблоки, берите, – говорю я и показываю на яблоню.

– Там зелёные, – отвечают эти двое. – А ты нам дай это своё, аленькое.

Я тогда ещё сразу поразился: и откуда эти спецслужбы уже всё наперед знают? И чуют? И чувствуют? И предчувствуют?..

А я в это время незаметно скинул яблоко в банку.

Смотрю – оно исчезло…

– А в банке что? – спрашивают эти двое.

– Брага, – говорю.

Пошутил типа я (пришлось, можно сказать, пошутить, поскольку я был просто окрылён исчезновением яблока). А чего теряться-то, даже и при агентах спецслужб?

Один понюхал.

– Точно! – говорит. – Брагой пахнет.

Тут я сразу бабку в чёрном вспомнил: «Ведёт она меня, сердешная!»

– Ладно! – подобрались эти двое, механически запереступая ногами, и снова давай меня обзыркивать и ощупывать, заставив вывернуть карманы. – Пока свободен.

И они призрачно и неслышно (как они умеют) удалились. А я боком-боком, бережно прижимая банку к печени, завернул в какой-то двор. Там вижу – бомжи на детской площадке ненапряжённейшим образом отдыхают. Глянул в банку – вижу, яблоко появилось, всплыло. Я его сцапал, дыхнул на него (плевать не стал) и пошоркал о рукав (для порядку – многое скоро ведомый начинает понимать уже сам без подсказок и потачек ведущего). Из трёхлитровой банки глотнул – какая там брага! Чистейший плодово-выгодный продукт – портвейн, восемнадцати градусов!

… Пока бомжи распивали мою банку, я извертелся весь, переминаясь с ноги на ногу, как создатель радио Попов, вслушивающийся в эфир, или как не менее какой-нибудь знаменитый изобретатель Уатт, растапливающий котёл воды для получения пара как движущей силы локомотива… Да хоть братьев Черепановых возьми с Теслой в придачу.

– Да вон кусты-то! – подсказали бомжи. Я схватил пустую банку, кинулся к кустам и опять сбросил (аккуратненько!) в банку яблоко. Меня вело предчувствие, а вернее, это бабка вела меня.

Яблоко опять исчезло.

Пока я шёл к Наташке (а это два квартала), яблоко опять всплыло – в чистейшем плодово-выгодном продукте! Наташка сначала мне не поверила. А кто поверит? Но дело-то ведь быстро делается и буквально на глазах… Сейчас у нас магазин. Но об этом – никому!

А где же я был целых два месяца?

Мне потом один «предысторик» рассказывал (портвейн мой нахваливая), что это я сам-де в тот цветочек аленький превратился на два месяца (из любви, дескать, к Наташке, как типа истинный де Пейрак, мол, да ещё и на поверку – что мне якобы должно предельно льстить – страшней того самого Жоффрея), и всё это и привело к такому-де результату.

«А как же бабка, её белые красноречивые тапочки, белее снегов Калиманджаро, о которых нам писал Хэмингуэй? – парировал я. – Да и меня же самого могли сорвать по ходу!.. Дураков-то мало, что ли?..

«Это точно!.. – сторожко наливая портвейн из банки (наполовину ещё полной), констатировал «предысторик». – В нашей жизни всё неимоверно сложно!..

(Нелегко быть девушкой на выданье, с высокой «социальной ответственностью»)

Сева выпендриваться не стал, как говорят, «павлином»! А прямо сказал девушке:

– Выходи за меня!

Та сначала глазами заморгала… Потом вверх посмотрела… Потом вниз посмотрела… Вздохнула и говорит:

– Но я же немодная…

И на шаг отступила, как бы показывая: вот, мол, какая я… Скромная, неброская, простая…

– Да ладно… Чё там… Говорю же, выходи за меня! – начал настаивать Сева.

Девушка помолчала и снова глубоко вздохнула:

– Но у меня параметры не совсем 90-60-90…

Сказала искренно, без утайки (ну, чтобы всё «пo правде» было).

– А какие тогда?.. – осведомился Сева.

– Ну, где-то надо убавить, а где-то – добавить… – смутилась девушка, оглядывая себя.

Сева две минуты губошлёпными губами пошлёпал и говорит:

– Я посчитал… И добавил, и убавил – всё равно 90-60-90 получается…

– Но у меня волосы недостаточно пышные! – уже смелее проговорила девушка. – Даже «Обдолдайм-дуй с кондиционером» не помогает…

– Что за ликёр?.. – заинтересовался Сева.

– Это не ликёр, а косметическое молочко, – попыталась улыбнуться девушка.

– А ты вот на основе ликёра попробуй средство, – посоветовал Сева.

– А есть такие? – навострила девушка глаза, готовая тут же записать название.

– Должны быть… – рассудил Сева. – Вот дядя Коля из третьего подъезда, покойный… бесстрашный… Он всегда лосьон «Огуречный» пил. Так у него, знаешь, как щетина росла…

– Как?.. – выдохнула девушка.

– Как стружка у папы Карло! Когда он Буратино нос строгал… – подытожил Сева.

– А почему этот дядя Коля «бесстрашный»? – осмелилась девушка на вопрос.

– А этот брателло один раз по ошибке лосьон «Огуречный» «Вискасом» закусил, – пояснил Сева. – И навсегда мышей перестал бояться!.. Ну так что, надумала за меня выходить?

– Но у меня ноги… В общем… – потупилась девушка.

– Что, частицы пищи попадают под протез?.. – хмыкнул Сева. – А ты на пищу не наступай и падать не будешь!..

– Да нет! Ноги у меня свои, – испугалась девушка, прикрыв коленки ладошками.

– А что тогда?.. – вздохнул Сева.

– Ну, они это… не идеальные… В общем… – проговорила девушка.

Сева посмотрел:

– Да, не идеальные… Ну да на краску для ногтей деньги мы всегда выкроим!

Девушка незаметно подобрала ноги под стул.

– Слушай! А ты, случаем, не пьёшь?! – вопросительно нахмурился Сева. – Вот тебе, например, стакан вина наливают и говорят: пей!

– Нет, я не пью! – испуганно подалась девушка назад.

– Точно?! – жёстко посмотрел Сева ей в глаза.