«Я не собираюсь выслушивать от вас нотаций, инспектор».

«Я не осознавал, что даю тебе что-либо».

«Давайте вернемся к требованию выкупа», — предложил Таллис, сознавая, что потерял контроль над дискуссией. «Мы согласились, что разумнее всего будет подчиниться требованиям похитителя и передать деньги, как только мы установим, что две дамы освобождены. Инспектор Колбек будет действовать от имени сэра Маркуса и фактически встретится с похитителем лицом к лицу.»

«Почему я не могу этого сделать?» — спросил Туннэдайн, постукивая себя по груди.

«Это потому, что вы слишком вспыльчивы, сэр».

«Я имею право взять на себя эту роль, а Колбек — нет. Мы говорим о моей будущей жене. Кто может претендовать на большее, чем ее будущий муж?»

«Послушай суперинтенданта, Клайв», — сказал сэр Маркус. У тебя нет опыта в таких делах. Опытный детектив — да. Инспектор провел годы, имея дело с отчаянными преступниками. Он будет хладнокровен и объективен. Твоя импульсивность может все испортить.»

Туннэдайн был потрясен. «Вы хотите поручить это задание совершенно незнакомому человеку, сэр Маркус?

«Колбек — лучший человек в подобной ситуации», — сказал Таллис.

«Я оспариваю это, суперинтендант».

«У него большой опыт».

«Я все еще считаю, что у меня есть предварительные претензии», — настаивал Тунннадайн.

«Решение остается за мной», — заявил сэр Маркус. «Если мне придется выбирать кого-то, кто будет меня изображать, тогда я выбираю инспектора, который пойдет вместо меня. Суперинтендант Таллис слишком стар, а вы слишком легковозбудимы. Давайте больше не будем говорить на эту тему, «продолжил он, жестом пресекая протест Таннадина. «Вопрос закрыт».

Колбек обратил внимание на реакцию Туннэдайна. Вынужденный сэром Маркусом замолчать, политик сгорал от негодования и страдал от отпора. Он не привык, чтобы его желаниями пренебрегали. С тех пор, как он потерпел поражение на глазах у двух детективов, он был в еще большей ярости. Символически попрощавшись, он вышел из комнаты с лицом, подобным грому.

Тунннадин был проблемой.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Долли Ренсон была в раздраженном настроении. Она угрюмо смотрела на свой портрет в обнаженном виде.

«А как же моя оторванная рука?» — спросила она.

«Увы, с этим придется подождать».

«Ты не можешь просто уйти и оставить меня вот так».

«Я нужен в другом месте, Долли», — сказал Джордж Воэн. «Кроме того, тебе не следовало смотреть портрет, пока он не закончен. Я всегда думаю, что это плохая примета, если модель рассматривает картину слишком рано в творческом процессе.»

«Без руки я выгляжу нелепо».

«Подумайте, у скольких греческих и римских статуй нет конечностей того или иного вида. Это добавляет характера. В некоторых случаях у них даже нет головы».

«Я не статуя, Джордж», — яростно сказала она. «Я настоящая женщина, и я хочу, чтобы со мной «покончили». «Конец».

«И таким ты будешь, когда я вернусь из Оксфорда».

«Но ты сказал, что никогда больше не хотел туда попадать».

«Это было до того, как я услышал об исчезновении Имоджин».

«О, это она, не так ли?» — ревниво спросила она. «Это твоя драгоценная кузина. Из-за того, что она важнее меня, я остался в Лондоне без руки.»

«Не говори глупостей».

«Ты любишь ее больше, чем меня. Вот к чему это сводится, не так ли?»

— Я люблю ее как кузину. Когда она в опасности, я не могу не беспокоиться об Имоджин. Он бросил взгляд на кровать. «Я люблю тебя совсем по-другому.

Вскоре после рассвета они были в его студии на верхнем этаже дома в Челси. После беспокойной ночи, проведенной в мыслях об Имоджин, он почувствовал непреодолимое желание вернуться к своей семье. Уехав под покровом ночи, он не был уверен, какой прием его ждет, но, тем не менее, чувствовал побуждение вернуться в Оксфорд. Долли расценила это решение как предательство.

«Ты сказал, что я научила тебя, что такое свобода», — вспомнила она.

«И я бесконечно благодарен тебе, Долли».

«Так почему ты ставишь ее выше меня?»

«Это не то, что я делаю. В большинстве случаев ты всегда будешь на первом месте».

«Докажи это», — бросила она с вызовом.

«Что ты имеешь в виду?»

«Если ты действительно любишь меня, возьми меня с собой в Оксфорд».

«Я не могу этого сделать», — пролепетал он.

«Вот именно — ты стыдишься меня, Джордж Воэн».

Я горжусь тобой больше, чем кем-либо еще в моей жизни. Ты изменила мой взгляд на мир, Долли. Никто другой не смог бы этого сделать. Жизнь и работа с вами заставили меня почувствовать, что я в раю.»

— Тогда останься здесь и дай мне вторую руку. «Она придвинулась ближе, чтобы обнять его. — Я буду чрезвычайно благодарна, «промурлыкала она. — Ты понятия не имеешь, какие угощения я бы приготовила для тебя. Зачем беспокоиться о своей прошлой жизни? Оставь это в прошлом навсегда. Она погладила его по волосам. «Пойдем со мной в постель и все обсудим».

«Прости», — сказал он, поддавшись на ее уговоры, но мягко отстраняя ее. «Это то, что я должен сделать. Я не оставлю тебя, Долли. Я вернусь прежде, чем ты поймешь, что я ушел.»

«А ты расскажешь обо мне своей семье?»

«Я… мог бы так и сделать».

«Хочешь ли ты сказать, что я значу для тебя гораздо больше, чем твой кузен?»

«Нет, я просто иду туда, чтобы предложить поддержку в сложной ситуации».

«Другими словами, — сказала она резко, — Долли Ренсон не заслуживает даже упоминания. Она прекратит свое существование, потому что будет тебя смущать. Настоящая свобода заключается в том, чтобы быть верным себе, Джордж. Это значит показывать всему миру, во что ты веришь и о чем заботишься. Ты не можешь быть беспечным художником в Челси и послушным сыном в Оксфорде одновременно. Ты не можешь жить в грехе и притворяться, что ведешь девственное существование. Это чистое лицемерие.»

«Хватит!» — заорал он, стукнув кулаком по столу. «В моей семье кризис, и мое место с ними. Если ты этого не можешь оценить, то ты понизил себя в моем уважении. Ты должна перестать быть такой адски эгоистичной, Долли. Чьи-то потребности больше твоих. Ради всего святого, научись принимать это. — Он поднял потрепанный саквояж и направился к двери. «Мы обсудим это подробно, когда я вернусь.

Долли сложила руки на груди. «Откуда ты знаешь, что я все еще буду здесь?