– Почему вы удивляетесь? – возмутился я. – Я же молодой специалист. И считаю, что мне очень повезло, что моя работа началась именно у вас.
– Хорошо, давайте встретимся, – неожиданно согласилась она.
– Когда у вас есть свободное время? – спросил я.
– Теперь всегда, – в ее голосе опять зазвучала горечь.
– В понедельник после работы? – предложил я. – Куда мне подъехать?
Я повесил трубку и понял, что Феликс стоит рядом со мной и с интересом слушает.
– Я правильно понял, что ваш замечательный главный редактор, про которую вы мне рассказывали, уволили? – спросил он.
– Ага, – вздохнул я. Ну да, с одной стороны, Феликс был человеком как будто из высшего света. С манерами, умением пользоваться многочисленными столовыми приборами, да и костюмы на нем очень ловко сидели. С другой – деликатность и уважение к чужому личному пространству для него не существовало. И почему-то это не раздражало, как во многих других, а вовсе даже наоборот. Наверное из-за живейшего участия и интереса, которые он всегда демонстрировал.
Я даже не заметил, как выложил ему все. Снова почувствовав почти бессильное бешенство, когда вспомнил сегодняшнюю ситуацию с Дашей и умыванием.
– Ох, как я вам сочувствую, ребята… – Феликс покачал головой и подергал себя за бородку. – У нас в диспансере тоже был случай… Кстати, а как, говорите, зовут нового редактора?
– Сергей Семенович, – ответил я. – Торопыгов. Раньше работал на Дальнем Востоке, в газете «Красный флот».
– Ммм… Никогда про такого не слышал, но… – Фелиск вскочил, выдвинул ящик письменного стола и достал записную книжку. – Давайте-ка я это запишу. У меня довольно причудливый круг знакомых, может и удастся найти про него что-нибудь интересное…
Только за завтраком я вспомнил, что по телефону Феликс мне намекал, что хочет о чем-то поговорить. О какой-то своей идее. Но вместо этого мы весь вечер обсуждали мои дела на работе. Стало даже как-то стыдно, так что я вежливо напомнил Феликсу, что он меня заинтриговал, но так и не сказал, о чем хотел поговорить.
– Ах да, это… – Феликс нахмурил лоб. – Даже не знаю, как бы начать… Идея кажется мне чересчур смелой. Возможно, эта работа будет проделана зря, и ее нигде не опубликуют. И никто нам за нее не заплатит.
– Хм, уже интересно, – я отложил надкусанный бутерброд на тарелку. – И в чем же идея?
– В женском отделении, – сказал Феликс. – Я подумал, что в цикле публикаций мы маловато времени уделяли женскому вопросу. И пошел наводить справки. И теперь нахожусь в довольно сложной и двусмысленной ситуации. Когда придерживаться выбранной нами красной нити может и не получиться…
Феликс замолчал ненадолго, но я не стал пока что вставлять свое ценное мнение. Задавать наводящих вопросов тоже не стал. Потому что пока проблема была не очень понятна.
– Тут вот какая штука, Иван… – Феликс снова подергал себя за бороду. Вид он имел как будто смущенный и… виноватый? – Я зашел к заведующей, поболтать о том, о сем. И прошелся по отделению. Поговорил с женщинами и понял, что многие из них попали туда… по ошибке. Нет-нет, даже не по ошибке, а потому что их туда поместили родственники. Одна поссорилась с мужем, и он вызвал для нее перевозку под предлогом, что у нее истерический припадок. Другая… Другая начала стеснять своих детей и внуков. Третья… В общем, они здоровы. Но находятся в том же отделении, что и другие женщины, которых действительно надо лечить. И это… это… Но это еще не самое страшное. В этом же стационаре есть другое отделение. Для девочек-подростков. Нет-нет, об этом писать точно нельзя… В общем, я хотел бы с вами обсудить, как нам подступиться к этой острой теме, потому что я, признаться, в растерянности.
Я задумчиво смотрел на Феликса. Кажется, я в очередной раз понял, почему этот человек мне так нравится. Он иделист. Может быть, он не самый талантливый психиатр, и как ученый тоже не хватает звезд с неба. Зато он действительно очень искренне верит в лучшее в людях. Я отлично понял, о чем он говорит. Тема карательной психиатрии будет громыхать и колоситься на страницах всех газет и журналов несколько… позже. Когда меченый генсек объявит гласность, и настанут всякие реформы института психиатрических клиник. Вот тогда живописания кошмарного положения людей, с которыми при помощи психиатров сводили счеты, будут везде и всюду.
– А что за дела в отделении девочек-подростков? – спросил я.
– Плохие дела, – Феликс вздохнул. – Подростки часто бывают непослушными и бунтуют, это совершенно нормально. Есть определенные границы, конечно, но в целом… Дело в том, что в нашей больнице не делают разницы между непослушными детьми и по-настоящему больными девочками. Родители не справляются, вызывают бригаду и отправляют нерадивого ребенка к нам. Используя больницу, как наказание. И девочка-подросток оказывается на соседней койке от тихой олигофренички. Это получается вовсе не помощь. Такие родители ломают своим детям жизнь, даже не задумываясь над этим. А мы, психиатры, им в этом помогаем хотя бы тем, что никак не решаем эту проблему… Тем, что мы вообще допустили подобное положение вещей.
Феликс нахмурился и потер лоб.
– Что думаете, Иван? – он с надеждой посмотрел на меня. – Стоит нам с вами браться за эту тему или все-таки лучше обойти не трогать?
– Думаю, кое-что мы все-таки можем… – медленно проговорил я. – И вы даже сами уже сказали, с какой стороны подойти. Можно сделать материал в духе социальной сатиры на безответственных родителей. Совсем по минимуму касаясь процедурного вопроса. Лишь намеками, чтобы читалось между строк.
– Хм, дейсвтительно, я же сам это сказал… – Феликс хохотнул. – Вот что значит, свежая голова! Тогда давайте вот как мы поступим. Составим публикацию в двух видах – развернутую и с фоторепортажем и небольшую для газеты. Как думаете, ваш друг Михаил согласится нам помогать?
Феликс припарковал свою «пятерку» во дворе обычной кирпичной пятиэтажки на Красноармейском проспекте. Единственное ее отличие от всех окружающих было в том, что над аркой под самой крышей в ней имелись здоровенные окна художественной студии. Мне в таких бывать раньше не случалось. Знал я про таковые места немногое. Они всегда располагались в жилых домах и занимали два-три этажа. Принадлежали они союзу художников. Каковой и выделял их по какому-то принципу своим чем-то отличившимся членам. Понятно, что студий таковых было сильно меньше, чем желающих их заполучить. Да что там, я не художник, но тоже был бы не прочь обзавестись жильем с потолками семиметровой высоты и окнами во всю стену!
И вот именно в этой студии близкие друзья Феликса свою встречу и назначили. Принадлежала она в настоящий момент отцу Веника.
Мы поднялись по лестнице и остановились перед дверью. Никакого волнения я не испытывал. Ну, вечринка. Подумаешь… Не дипломатический же прием, где по результатам моего умения пользоваться щипцами для омаров, будут решать судьбу страны, которую я представляю. Разумеется, я спросил в Феликса, нужно ли мне как-то по-особенному себя вести, чтобы его не опозорить, но он от меня только отмахнулся. Мол, будь собой, и все нормально будет.
Дверь открылась. На пороге стоял внушительных размеров мужик с ярко-рыжей бородой и светлыми глазами. Лицо у него было такое, что он отлично подошел бы на роль капитана пиратского корабля или людоеда. Рукава рубахи засучены, на фартуке – изображение трогательного котенка, чем-то отдаленно похожего на героя мультиков про кота Саймона. Мужик был мне совершенно не знаком. Он сердечно поздоровался с Феликсом, обнял его и даже приподнял, а потом перевел взгляд на меня.
– Иван?! – громогласно воскликнул он, и лицо его расплылось в широкой улыбке. – А я ломал голову, тезка или нет! Надо же, какая встреча!
Глава четвертая. Чужой среди своих
Я изобразил на лице удивление и радушие. Сдержанное такое и вежливое. Пока было неясно, какого рода знакомство нас связывает. К счастью, в прихожую вышли еще несколько человек. Взрослые дядьки с не очень серьезными лицами. И началась обычная канитель встречи. Что да как, давно не виделись, раздевайтесь и к столу. И все такое. Как и полагалось по субординации, я вел себя тихо и вежливо, как хороший мальчик. Оглядывался с любопытством, все-таки я впервые оказался в настоящем обиталище художника.