Что же оставалось творцам, носившим и воплощавшим замыслы, которые нужно было забыть? Лишь вечное чувство тревоги и дюжая сила воли, не сковырнуть едва заметный силиконовый прыщик, спрятанный где-то под гривой волос, блокирующий участок памяти, связанный с произведением. Лотерея, которую каждый использовал по-своему.
Я долго сторонилась этого подхода, придерживаясь архаичного лозунга, что искусство должно иметь автора. Модная рулетка была не по мне, ведь я никогда не была последовательницей трендов. Я пишу маслом на холсте не ради признания, а ради процесса. К счастью, и в наши дни такие работы находят своих почитателей.
Но в воскресенье, ложась спать, я нащупала на затылке под длинными волосами крошечную резиновую пластинку. Это была блокировка памяти. В жизни я ими не пользуюсь, нет причин. Неужели я стала очередной авантюристкой, жаждущей краткой славы жертвы детективного расследования? Было сложно в это поверить. Я повернулась набок, чтобы спросить у мужа, не в курсе ли он, что за крамольную идею я придумала, но тот уже спал.
После завтрака я обнаружила в переполненном ящике электронной почты подтверждение моего участия в большой выставке, приуроченной к Биеннале Современного Искусства. Разве я подавала заявку? Что я там выставлю? Конечно, последние полгода я работала над внушительной живописной серией, но у меня и в мыслях не было выставить её на ярмарке современного искусства. Что современного в яркой фигуративной живописи? Если вы не живёте в начале двадцатого века, то ничего. Я была вне себя, учитывая, что биеннале проходило в моей родной стране, куда я уже два года не могла долететь. В смешанных чувствах я набрала своего арт-агента и в лёгкой тревоге, поглаживая песчинку под волосами, стала ждать её ответа. Олеся ответила не сразу. Немудрено, сколько у неё таких, как я. Вообще удивительно, как ей хватает времени и душевных сил на всех причудливых подопечных.
– Привет, Фи! Как ты? – ответил заботливый голос.
– Олеся, привет, я в порядке, – машинально ответила я, забыв на мгновение о причине звонка.
– Всё готово?
– Готово? – этот вопрос окончательно выбил меня из колеи. – Что готово?
– Отлично, – в голосе слышалась улыбка. – Ты не помнишь?
– О чём?
– Умница! Поражаюсь, как художник может быть таким пунктуальным и адекватным. Ты просто исключение из правил.
Я попыталась сглотнуть, но в горле пересохло.
– Так значит, – я снова потрогала едва заметную родинку на макушке.
– Да, значит, ты, наконец, решилась!
– На что?
– А вот этого я тебе не скажу. Всему своё время! Ты получила приглашение от биеннале?
– Да, – я кивнула, будто она могла меня видеть.
– Замечательно! – на распев ответила Олеся.
– Там написано, что моя заявка принята, – я открыла письмо и пробежалась по строчкам. – Мне выделяют отдельное помещение и даже оплачивают часть расходов на, – я перечитала поставивший меня в ступор отрывок. – На ужин. Что за ужин?
– Ах, ерунда. Мы решили, что будет здорово провести ужин перед открытием ярмарки и презентацией твоего, – Олеся задумалась, подбирая слово. – Твоего экспоната.
– Кто приглашён?
– Я пришлю тебе список чуть позже. Это все наши.
– Наши, – по инерции повторила я, пытаясь осмыслить новости.
– Да, все свои.
– Ладно. А что нужно делать? Я писала сценарий?
– Просто ужин в кругу друзей, ничего такого. Чтобы тебе было проще перед открытием. Ты ведь не помнишь, что ты там задумала. Да и вообще этого не знаю даже я. Я подготовила всё по твоим заметкам, но общей картины у меня нет. Это может быть живопись или, может, какой-то ролик. На открытии узнаем. Наверное, – она весело хмыкнула. – А если не узнаем, ещё лучше!
– Картина или ролик, – я была в замешательстве.
– Не переживай, всё готово. Я взяла вам с Никитой билеты. Вылетаете накануне, в четверг.
– Спасибо, – выдохнув, сказала я.
– Ладно, мне пора, тут Серж мне присылает пачки голосовых, нужно разобрать. До завтра?
– Да, до завтра.
– Я пришлю тебе список!
– Да, спасибо.
– Счастливо! – и её голос растворился в тишине студии.
Я, обескураженная разговором не меньше, чем письмом от организаторов ярмарки, поднялась из-за стола и обернулась. Со всех стен, из каждого угла и с обоих мольбертов на меня смотрели мои разноцветные воображаемые друзья – яркие живописные портреты, над которыми я работала последние месяцы. Я окинула их взглядом, стараясь держать себя в руках, но хватило меня всего на минуту. Я судорожно бросилась к холстам, перекладывая прислонённые к стенам рамы, стараясь понять, кого не хватает. Спустя двадцать минут и десять седых волос, я убедилась, что все нераспроданные картины были на месте. Это означало лишь одно: на выставке моей живописи не будет. Я отряхнула ладони, запачканные пылью, скопившейся на торцах старых работ, вздохнула и вернулась за компьютер разбирать студенческие проекты.
Просидев за экраном полтора часа, рецензируя эскизы, наработки, палитры и концепции учеников, я потянулась, размяла шею и пошла налить себе чаю, чтобы приступить к тревожному. К списку гостей загадочного ужина, который маячил в конце рабочей недели.
По дороге на кухню я наткнулась на мужа, расхаживающего по гостиной с ноутбуком. На его лице читалось недоумение. Зная, насколько сложно включиться в работу после внезапного вмешательства, я хотела тихо пройти мимо, но он поймал меня резким:
– Приехали!
Я остановилась и вопросительно посмотрела на него.
– Ты же знаешь, что мы в компании используем нейронки для кода? Это лютый костыль, чаще мешает, чем помогает. Точнее, помогает только полным нулям, или предсказуемому коду. Ну, как Т9.
– Да, знаю, – об этом я слышала последние пять лет.
– Так вот, у нашего бэкендера есть новая сетка, написанная на алгоритме твоего доппеля.
– О, уже и к вам полезли.
– Ну! Так вот, он загрузил в неё свой код, свою часть нашего гита и какую-то ещё фигню из своего общения в рабочих чатиках, – Ник замолчал, кивая сам себе.
– И? – подтолкнула я.
– И это полный атас! Сетка генерит код в точности, как он! Прикинь?
– Это хорошо или плохо?
– Ну не знаю. Она делает те же ошибки и пишет так же мудрёно, не сокращая лишние строки.
– Пф, – фыркнула я, увлекая мужа за собой на кухню, чтобы продолжить разговор.
– На фиг такая нейронка нужна? Она же не помогает, а ставит палки в колёса. Он думает, сэкономил время! Как же! Нам теперь разбирать его дебри по три раза на дню, вместо раза в неделю. Это ад!
– Почему он не обучил её на нормальном коде?
– Да фиг знает. Вот наш копайлат обучен на нормальном коде. Когда надо, выдаёт что надо. Но чаще всего просто какой-то рандом. А тут сетка действует по паттернам этого чувака. Так что это уже не рандом, а просто забор из душного кода.
– Сочувствую, – покивала я, снимая кипящий чайник с плиты.
– Это то же ядро, что и в твоей сетке!
– Я поняла.
– Это жесть! Значит, твой доппель посылает мне котиков, потому что думает, что так бы поступила ты!
– Ну да, – я в замешательстве заливала заварку кипятком.
– Тебе самой-то не страшно?
– А что такого? Удобный инструмент.
– Даже не знаю. Получается, она тянет за собой не только пользу, но и ошибки.
– Это часть натуры человека. Иногда в ошибках тоже есть свой смысл.
– Ну не в коде.
– Наверное. Но для искусства это справедливо.
– Налей мне тоже.
Пока мы вели светскую беседу о нейросетях, копирующих наше поведение, я совсем потеряла мысли о главной причине своей тревоги. Сказывалось утро. Как истинная сова, я всегда плохо соображала спозаранку. Мысли о новом забытом проекте плавно всплыли на поверхность вместе с глотком чая.
– Кстати! – опомнилась я. – Ты не в курсе, что за проект я затеяла?
– Ты про выставку?
– Да.
– Ты мне особенно не рассказывала. Знаю только, что в пятницу ты организуешь ужин перед открытием во Владимире. Кстати, круто, мы давно хотели провести праздники с родными.