Мелодический дар Маттиаса – главное, что угадал в нём Шютц
***
Чуть не забыли о главном, о чём непременно должны сообщить читателю. Именно: главное, что угадал Шютц в юном Векманне, или, вернее, что сделалось ему ясным, вероятно, уже в ходе их [первых] занятий и общения друг с другом, это – незаурядный, исключительный мелодический дар. И в этом Векманн подобен (правильнее, тот, о ком хотим сказать, подобен Векманну) другому гению, близкому нашей эпохе – подобен… Прокофьеву! Не вообще, а только по части силы и богатства, мелодического изобретения. Не составляет тайны факт, что Сергей Прокофьев, учась в консерватории, брал уроки органа и в короткий срок порядочно овладел этим инструментом. Что он там играл, и что запало ему в душу, кто скажет? Определённое воздействие органных звучаний на его оркестровку для автора (сей фантазии) вполне слышимый феномен. Гештальт летуч – вне зависимости от нашего сознания и внешних чувств. Два отрывочка из Векманна: Ach wir armen Sünder, Vers. 2
– чем не Прокофьев?
К этому краткий разсказ (за документальность не ручаемся). Этот цикл in 3 Vers. считается в авторстве Векманна сомнительным и приписывается его сыну, Якобу (или Якобусу)-младшему (названному в честь деда – отца [Маттиаса] Векманна – Якоба-старшего.) Действительно, оба крайних версуса мало похожи на Маттиаса, что особенно относится к Vers. 1. И вот, приходит Якоб-младший к отцу и показывает ему оба крайних версуса.
– Папа, в середине должно быть canto fermo in cantu colorato, так ведь?
– Ja, natürlich.
– У меня ничего не получается.
– А ты пробовал, есть наброски?
– Да, сейчас принесу. (Приносит.)
– Hm… nun also… also… Canto colorato требует всех стараний, чтоб кожа со спины слезла, он должен быть лучшим из всех. Понимаешь?
– Ну-да, да.
– Ja, ja, toropunka. Ну, вот что: оставь-ка это у меня.
Проходит дня два. – Якобус, зайди-ка ко мне. (Заходит.) На вот, я тут чуть-чуть подправил твои версусы и написал второй – по твоим эскизам, заметь!
– Ну-у, папа! Теперь кто ни сядет это играть, скажет, что это ты сочинил!
– Nun also, es muß sein, возьми это, тебе надо определяться, представишь, куда потребуется, да не ленись, сочини ещё что-то в этом роде, и побольше, а я позвоню этому, как его… а-да, вот… toropunka, punka-punka…
– Зачем вы привели в пример этот сомнительный опус? Что нет других, более ярких примеров векманновского мелодизма: 5. Vers / O Lux beata Trinitas, 2. Vers. / Komm, Heiliger Geist, Herre Gott?..
– Знаете что, голубчик? Вы – читатель? – Да, а что? А я – автор. Теперь скажите: кого больше, читателей или авторов? – Читателей больше. – Вот и старайтесь, не спите, изучайте Векманна, восхищайтесь Векманном. Ибо если всё человечество, состоящее из читателей будет спать и не изучать Векманна, то всё человечество и будет спать, что и требовалось доказать.
Другие его особенности: кулинария, озорство, прочее
***
Мы только что прикоснулись слегка к одной из реалий творчества Векманна. Представляет ценность для нас и замечание о спящем человечестве, не изучающем Векманна, именно – со стороны этимологии самой его фамилии. Но это дело будущего… Теперь же ещё немного о некоторых имеющих значение для нашего повествования, хотя и внемузыкальных, сторонах его личности.
Как и наш, увы, покойный, друг, Оливер Кин, Векманн был изрядным кулинаром. В дни его крещения, именин и какие-то ещё – а он был, можно сказать, всеобщим любимцем, ибо умел ладить с людьми, состоявшими во вражде друг с другом, и частенько их мирил (тут сразу вспоминается заповедь блаженства о миротворцах, которые сынами Божьими нарекутся, и то место, тоже из Евангелия, где, благодаря Иисусу, помирились и сделались друзьями Понтий Пилат с Иродом) – итак, в памятные для него дни в трапезной неизменно готовили блюда по его рецептам
Scharff 5 fach. Это блюдо состояло из запечённой курицы, начинённой весьма острыми специями, особо выдержанным сыром и лапшой (последнюю для желающих подавали и отдельно). К этому всему, в качестве пятого ряда, полагался некий с душистой ноткой кисло-сладкий соус, смягчавший остроту пряностей.
Лимонный суп с бараниной, где лейтмотивом выступало соединение опять же сыра с лимоном и пряностями, а также с некоторыми подходящими сюда экзотическими овощами. (Напомним, Гамбург был и тогда мультикультурной северной столицей.) Мясо готовили отдельно, а затем составлялся целый гештальт.
Обед подавали именно в такой последовательности, при этом, не жалея шнапса. Для справки: Schnaps – не водка (Wodka), а менее крепкий напиток на каких-нибудь фруктах или травах. Произносились красноречивые тосты (риторике обучали). Рыбу Маттиас употреблял редко и, кажется, не очень её любил. Но когда ему приходилось бывать в знаменитой тогда гамбургской харчевне Schurfsterns u. Co., где готовили традиционный гамбургский суп из угря, с редкими травами и пряностями (подробности см. у В. Гауфа), то от этого удовольствия ему уже было не отвертеться.
Известно, что Векманн был склонен к озорным, несколько странным проделкам. Когда Томас Зелле (кантор и один из друзей) дирижировал какой-то его вещью, а Векманн был за органом, то он вдруг начал петь (с какой целью, неизвестно). Зелле рассвирепел и поклялся не ставить впредь ни одной ноты Векманна. Обезкураженный Маттиас идёт домой, открывает Библию, а там: “Не плачь: вот лев, от колена Иудина, корень Давидов, победил…” и т. д. (Откр. V:5 и дал.). Так возникла кантата “Weine nicht”, которую Векманн выдал за сочинение своего друга Кристофа Бернгарда. Зелле так полюбил этот концерт, что неоднократно ставил его с большим подъёмом. Бернгард же приобрёл в Гамбурге такую известность, что стал в итоге преемником Зелле.
Случай этот, кроме озорства, свидетельствует о безразличном отношении славного мужа к авторству, славе, видному положению и проч. Не стремился иметь много учеников, быть мэтром… За исключением времени, проведённого в Дании, он, по всей видимости, никогда не занимал капельмейстерского поста, а исполнял только должность органиста (считавшуюся, правда, в Гамбурге достаточно почётной). Положение Векманна с семьёю, особенно со времени обоснования его в Гамбурге, надо считать, по крайней мере, среднезажиточным, и оба брака его (первая его жена, Регина, умерла в 1665 г., он женился в 1669 на Катарине, ставшей вдовой в 1674), учитывая его поистине ангельский характер, счастливыми. От первого брака Векманн имел 8 детей, от второго родилось трое. Это почти вдвое меньше, чем у Баха, но всё равно много.
И вообще он был вполне счастливым человеком – по свойствам своей души и характера в первую очередь – но и во внешнем отношении тоже – как в профессиональном плане, музицируя на прекрасных органах, руководя Collegium musicum, где он имел возможность реализации любых своих композиторских идей – так и в личной жизни, о чём уже сказано. Гамбургской чумы и сопровождавших её несчастий касаться не будем. Закон континуума: за счастье плати. Самого, впрочем, Бог сберёг.
***
Маттиас Векманн… Weckmann (других вариантов написания и произношения этой фамилии не касаемся) – будитель, будильщик (wecken – будить, пробуждать, перенос. возбуждать, и т. д.). В монастырях был такой брат, в обязанности которого входило будить братию ото сна.
В фамилии Bach кроется как бы некая скромность (музыкально-нумерологических аспектов фамилии не касаемся): не ручей, океан имя ему. С известным этим изречением не поспоришь; но вот что примечательно: ручей течёт, океан – нет.
Кого и что (и как) будит, что и каким образом пробуждает в пробуждаемых (или в чём-либо пробуждаемом) Векманн?
Что означает, в чём выражается, чем важно это вот течение ручья? И почему мы в размышлении о Бахе предпочитаем текущий ручей стоячему океану? Поставить эти вопросы легко, ответить на них весьма трудно и притом – невозможно сразу.
