– Что-то мне в это не очень верится, – с сомнением ответила я.

Мой взгляд в эту минуту был устремлен за окно и прикован к фонтану, вернее, к моему преследователю, который уже третий час терпеливо вышагивал на будто бы негнущихся ногах вокруг не действующей по серым будням городской достопримечательности. Власти били все рекорды чиновничьей глупости, и фонтан, призванный радовать и развлекать народ, функционировал по большим праздникам, да и то все чаще в ненастную погоду, когда на площади ни одной живой души не найдешь. Впрочем, объясняли это экономией бюджетных средств.

– Влюбился, это как пить дать, – не унималась, тоже старательно глядя в окно, Людка и забавно щурила глаза; она страдала близорукостью, но очки не носила, считая, что никто, кроме меня, не имеет права знать о ее физическом недостатке; линзы же она не признавала. – Просто это скромный человек, стеснительный. Боится подойти к тебе, познакомиться.

– Если боится, пусть отстанет! А то прилип, как банный лист.

– Ой, а может, он думает, что ты замужем? Боится, что муж ему наваляет?

– Если бы он так думал, то не шлялся бы за мной. А ну как вместо меня муж выйдет на улицу и правда по шее накостыляет? Тогда вся скромность мигом испарится.

Но Людку, уж если она что-то вбила себе в голову, переубедить практически невозможно.

– Да пойми же ты, дурья башка, – вежливо вдалбливала она в мои уши. – Может, человек переживает свою последнюю любовь. А может, первую. Вдруг он всю жизнь только тебя и ждал. А сейчас встретил, случайно, на улице увидел, и загорелся. Места себе не находит. Не ест, ни пьет. Ночи не спит.

– Из-за меня? – искренне удивилась я и со слабой надеждой подошла к зеркалу, которое висело на стене рядом с дверью.

К сожалению, ничего нового я там не узрела. Разве что парочку новых морщинок, которые не разглядела утром. Пользуясь случаем, я подвела губы и брови и вернулась на свое место. По дороге меня едва не сшиб с ног Котылев, как вихрь ворвавшийся в кабинет.

– Прихорашиваешься? – весело подмигнул он. – Куда собралась?

Котылев был практически единственным нашим другом и единомышленником во всем здании районной администрации. Мы знали друг друга давно, еще с детских лет. Бегали когда-то в одной компании, вернее, носились как угорелые, но потом выросли, остепенились, стали поспокойнее, но и духовной связи не утратили. А то, что работали мы в одном здании, еще больше сблизило нас. Котылев частенько спускался со своего третьего на наш, первый, этаж, попить чайку или просто поговорить и отвлечься от надоевших дел. Мы смело делились друг с другом самым сокровенным, абсолютно ничего не утаивая, и помогали советом или делом, в зависимости от ситуации. Впрочем, наши отношения нельзя было назвать в полной мере равноправными. Котылеву все равно нелегко приходилось в общении с двумя женщинами, которые, вдобавок ко всем своим недостаткам, были порядочными язвами и за словом в карман не лезли.

В администрации Котылев занимал должность руководителя общего отдела, но начальником слыл небольшим. В основном ему доставалась черновая работа, достойная завхоза, но Васька не хныкал и не капризничал, как могли бы хныкать и капризничать другие на его месте, а терпел и ответственно выполнял свои должностные обязанности. Более ответственного работника в администрации найти было сложно, поэтому зарабатывал он немного.

– Опять в коридоре лампочки перегорели, – с ходу пожаловался он. – Вот, бегу в магазин, бухгалтерия деньги выделила. Хотя как, выбил я деньги-то у них, не хотели давать, говорят, лимиты бюджетных средств на текущий квартал израсходованы, ассигнований нет и не предвидится. Ну я пустые кармана вывернул, они сжалились и нашли дополнительные лимиты. Вот, лампочки сейчас куплю, а потом сам же буду их вкручивать. Знаете же, что глава на должности завхоза экономит.

– Ну а кто же еще лампочки вкрутит, если не ты, – с трудом сохраняя серьезный вид, ответила я, дружески потешаясь над вечной проблемой приятеля. Котылев постоянно жаловался на то, что ему приходится выполнять работу завхоза, но никогда не ставил этот вопрос ребром перед главой администрации. Другим же любил сказать, что все в администрации держится на нем. И в этом была определенная доля правды.

– Поэтому я и в отпуске уже два года не был, – грустно вздохнул Котылев.

Его бритая наголо, чтобы скрыть от природы поредевшую шевелюру, голова и большие пушистые усы, которые не редели несмотря ни на какую природу, а только буйствовали пышным цветом, давно стали предметом наших с Людкой шуток, но в этот момент он не вызывал иных чувств, кроме жалости. Вид у него действительно был печальный.

– Заходи, не стой на пороге.

Дважды Ваську приглашать не пришлось. Он с готовностью схватил один из стульев, предназначенных для посетителей, и поставил его на стыке наших с Людкой рабочих столов.

– Вась, а Машка у нас красивая? – глядя на него в упор, спросила Людка, когда Котылев уселся.

Котылев насторожился, почувствовав подвох, и заметно заволновался. Он растерянно смотрел на меня, беспомощно моргая веками, и мучительно выискивал правильный ответ.

– Она мне как сестра, – нашелся, наконец, он.

– Понятно, что не брат, – беззлобно огрызнулась Людка. – Но тебя никто и не спрашивает про ваши отношения. Просто скажи: красивая или нет?

Васька прищурил один глаз и впился в меня оценивающим взглядом второго, демонстрируя всем своим видом, как старательно он ищет во мне нечто красивое. Я не дала ему ответить и буквально огорошила следующим вопросом:

– Вась, как ты думаешь, из-за меня можно ночи не спать?

– Конечно, – сразу оживился он, разлепив сощуренный глаз. – Я, например, часто из-за тебя не сплю. Помнишь, как-то ночью у вас во дворе подожгли мусор в контейнере? Казалось бы, в чем проблема. Если тебя это волнует, так выйди с ведром воды и затуши огонь. Нет же, ты села на телефон и подняла на уши всю администрацию. А администрация подняла на уши меня. Ну и набегался тогда, всю ночь из-за тебя не спал… А когда твоя дочь Дашка грибами отравилась? Опять же не спал, по больнице бегал…

– Ты не понял. Меня интересует, могу ли я произвести на кого-то такое впечатление, чтобы он из-за этого ночи не спал?

– Почему бы и нет? – задумался Котылев. – Опять же, на меня. Помнишь, в прошлом году мы с тобой в Давыдовку по жалобе ездили? Под дождь тогда еще попали, у тебя тушь размыло по всему лицу, а тебе хоть бы хны. Так вот, следующей ночью я долго не мог заснуть, перед глазами стояла ты, как живая.

– Нахал! – возмутилась я и выгнала его из кабинета. – и так живая была. Беги за своими лампочками, а то разберут.

Время шло, Людка, чтобы не скучать, упорно продолжала гнуть свою линию. Она говорила так убедительно, что к концу недели я стала понемногу привыкать к мысли о том, что у меня появился таинственный поклонник. Мысль показалась лестной и помогла вновь почувствовать себя привлекательной женщиной. Да что там, просто женщиной. За долгие годы замужества я успела отвыкнуть от этого, ощущая себя то кухонным комбайном, то посудомоечной машиной, но никак не тем, кем изначально явилась на этот свет.

Происходящие со мной перемены первой заметила Дашка.

– Ой, мам, а что это ты так наряжаться стала? – с неприкрытой поддевкой в голосе интересовалась моя дочурка, когда я перед выходом в свет дольше обычного крутилась у зеркала в прихожей.

– Жених у меня появился, скоро замуж выйду!

– Даже не думай. Хватит с меня и одного папочки.

С тех пор, как почти девять лет назад я развелась с Алексеем, тема замужества в нашей семье стала запретной. Даша очень болезненно воспринимала любые разговоры на этот счет. А череда неудач на личном фронте лишь утвердила ее во мнении, что все мужики – сволочи, а замужество – неимоверная глупость, на которую решаются лишь полные дуры…

Неугомонный поклонник преследовал меня почти две недели. К исходу второй, когда надо мной уже стали посмеиваться и подшучивать сослуживцы, слышавшие «звон», мужик неожиданно явился прямиком ко мне на работу. Мы с Людкой как раз высматривали его в окно, удивляясь тому, что «жених» куда-то пропал.