Хорошо, что он придумал переодеться в девчонку и проникнуть в класс к Софии. Леон Харт одобрил эту идею и помог с документами. Мелису Тарт на всех законных основаниях зачислили в школу с начала новой четверти. Идея сработала. Не известно, чем бы все закончилось, если бы не было рядом Тима. Но вот теперь, когда все прояснилось, и опасность стала реальной, а не предполагаемой, надо было действовать. Тим ждал помощи, по его расчётам, сенмиры должны были уже давно появиться, но что-то было не так.
Ночь была тихая, звезды бриллиантами рассыпались по небу, ни дуновения ветра, ни скрипа шагов на снегу… все смолкло вокруг. В окнах домов выключали свет. Сначала погасло одно окно, с зелеными занавесками, потом другое, с красными, потом третье, из которого продолжал литься голубоватый свет — там смотрели телевизор. Одно за другим гасли окна-светлячки, и во дворе всего на один дом, который скорее был похож на густой лес, чем на нормальный городской двор, стало совсем темно. Только звезды светили холодным, мерцающим светом.
В полночь Тим в очередной раз обходил двор, поросший вековыми соснами, не понимая, как могло случиться, что сенмиры до сих пор не появились во дворе на Эпл-Блум, как вдруг из черной мглы навстречу ему выдвинулась какая-то прозрачная тень. Он даже скорее почувствовал ее, чем увидел. Воздух задрожал от ее появления, как мерцает и искажается пространство над пламенем костра в морозный день, не более того, но взгляд лисенка уловил это. Это была призванная Ларсоном сущность из другого мира — из мира теней — это был демон, порабощающий сознание, Серый кардинал. Тим слышал о таких и знал, что бороться с ним бесполезно. Никакие средства не помогут, если в дело вступила серая сущность.
Через мгновение лисёнок Тим уже был самим собой. Он выхватил из кармана фонарик Адель и стал светить им вокруг, пытаясь поймать в луч света серого призрака. Но луч ничего не мог выхватить из мрака: ни нащупать, ни сжечь. В отчаянии он бросился к двери подъезда, надеясь собой преградить путь незримой сущности.
В какой-то момент он услышал над собой протяжный вздох и почувствовал, как обжигающий холод входит в его грудь, проходит насквозь и выходит между лопаток. На миг у него остановилось сердце, дыхание перехватило, он не мог пошевелиться, его глаза, не мигая, смотрели прямо перед собой в темноту ночи, и ему казалось, что он умирает. Вдруг, все вокруг почему-то перевернулось. На какое-то мгновение он увидел над собой звезды, они растекались в одно большое голубое пятно с двумя зелеными глазами, и, наконец, все заволокло туманом ночи. Он потерял сознание.
Как тягучая мгла просочился призрак сквозь дверь квартиры Софии Саливан. Он плавно двигался меж темных комнат, медленно нависая над спящими и заглядывая в их лица. Он склонялся над человеком и ждал… ждал… когда тот откроет глаза, и тогда он вливался в них, и человек начинал видеть, чувствовать, думать так, как хочет призрак, делать то, что он велит ему… Человек уже не принадлежал самому себе, демон владел и повелевал им, как незримый кукловод, дергающий за ниточки. В то утро София Саливан открыла глаза совершенно другим человеком.
Глава 7. «Маша и медведь».
Не помня себя, София позавтракала, механически почистила зубы, оделась и вышла во двор. Ноги сами несли ее, а она даже не задумывалась, куда. Мысли ее бродили где-то, как во сне. Если бы какой-то прохожий остановил ее, она бы даже не поняла, что он хочет от нее. Она, как лунатик, шла по городу, сворачивая то направо, то налево, не замечая ничего вокруг, не видя и не слыша. Люди оборачивались в след странной девочке, которая, как сомнамбула, шла по городу и что-то шептала себе под нос.
Она даже не заметила, как оказалась в лесной чаще. К ней подошел высокий человек с черной бородой. Ларсон отделил от Софии ее фантом и приказал ему вернуться в город. Фантом медленно поплелся в сторону Сноутона.
Ларсон взял Софию за руку и повел куда-то. Она не сопротивлялась, не кричала, не звала на помощь. Она покорно и послушно шла вслед за ним. Он привел ее в какую-то избушку, и они долго сидели в ней, пока не стемнело. Тогда Ларсон вышел на порог, а вернулся уже медведем, огромным, черным, косматым… он подошел к девочке и истошно заревел. София вздрогнула и уставилась на медведя. Ни страха, ни удивления она не испытывала. Все это было для нее каким-то далеким и нереальным. Она с интересом осматривала избушку, и совсем не удивилась, когда услышала голос у себя в голове.
— Идем, садись мне на спину, я повезу тебя, — сказал медведь.
Она послушно забралась на широкую спину и удобно на ней устроилась. Медведь нес ее через лес, а она лежала на спине и смотрела на облака, проплывающие над головой. Постепенно ясность ума стала возвращаться к ней. Она снова четко слышала звуки хрустящего снега под медвежьими лапами, ощущала его запах, но на душе у нее было спокойно, как будто так все и должно было быть. Через час или два ей стало любопытно, и она заговорила с медведем.
— Куда ты везешь меня, мишка?
— Много будешь знать, скоро состаришься, — был ответ.
— А… Ну ладно, а долго нам идти?
— Долго.
— А что потом?
— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали.
— Какой ты, однако, ворчун, мишка…
Она недовольно перевернулась у него на спине и замолчала, но через пять минут снова стала одолевать медведя вопросами.
— Давай играть, я буду Маша, а ты — Миша, — смеялась она, — Ты помнишь эту сказку?
Она запустила руки ему в косматую шкуру и погладила его по загривку, от чего по спине медведя волнами побежали мурашки.
— Отстань от меня, — буркнул медведь.
— Как так, отстань, ну уж дудки. И вообще, я есть хочу, когда мы есть будем?
Медведь остановился и, скинув смеющуюся девочку в сугроб, отряхнулся, превратившись в высокого бородача. Ларсон никогда не имел дела с детьми, он и не знал, насколько они могут быть докучливы и несносны, но дал себе слово сохранять спокойствие, во что бы то ни стало. Девочка была нужна для важного дела. Ей нельзя было причинять вреда. Сжав зубы, он стал разводить костер. «Терпенья мне! О! Боги! Дайте мне не убить ее раньше времени!», — думал он.
Уютно устроившись возле костра, они ели жареного в сметане кролика, запивая горячим сбитнем из больших кубков. От сытной еды клонило в сон, и София заснула. Огромный медведь взвалил ее на спину, и они зашагали дальше.
Время шло, мало-помалу он начинал привыкать к ней. К концу третьего дня он уже заметил, что ухмыляется в ответ на ее шутки, и поймал себя на мысли, что девчонка-то, в принципе, не плоха…
Серая сущность заставила Софию осознавать свое похищение как игру. Для нее все это было сном, веселым приключением, сказкой, воплотившейся в жизнь. Она по-доброму относилась к гиганту в косматой шкуре, ласково называла Мишей и чесала ему спинку, от чего медведь млел и таял, а она чувствовала, как волны удовольствия разбегаются под его всклокоченной шерстью.
Вот уже пятый день шли они через лес. Девочка ехала на спине медведя, иногда засыпая от мерной качки. Временами они останавливались. Ларсон становился человеком, разводил костер на лесной полянке, готовил неприхотливый обед.
— Где мой короб с пирожками, а ну говори, куда ты его подевал? — эта игра в Машу и Медведя порядком надоела Ларсону. Вначале он пытался рычать и пугать девочку, но та только хохотала. Страха в ней не осталось ни на грамм. Он даже пытался укусить ее, но она неизменно смеялась и даже хватала его за язык! Несносная девчонка! И всегда на привале требовала короб с пирожками! Ну, сколько можно!
— Вот твои пирожки! — он поставил перед ней невесть откуда взявшийся короб. София взвизгнула, подпрыгнула и захлопала в ладоши. Смеркалось. Закат окрасил морозное небо в малиновый цвет. С последним лучом солнца уходило тепло дня. Мороз крепчал. Кое-где уже загорались первые звезды. Было слышно, как трещат от мороза деревья в лесу, и запоздалые птицы устраиваются на ночлег среди голых ветвей деревьев.
