– Оповестим сейчас всех, только думаю, что это бесполезно, – вяло сказал Мельников.

– Кстати, – злясь в душе на своего приятеля, обратилась я к Королихину. – Вы эти данные откуда-то переписывали или сам Сапожников их вам сообщил?

– Сам сообщил, – кивнул администратор. – Я просто записал с его слов, и все…

– Так, может, он и не работал вовсе ни в какой фирме «Артекс»! – воскликнул Барабаш. – Может, и нет такой фирмы!

– Может, и нет, – глядя в пол, согласился Королихин. – Но вы сами подумайте, Вениамин Викторович, – не станем же мы проверять каждое предыдущее место работы наших сотрудников! На это же уйдет бог знает сколько времени! К тому же многие эти фирмы-фирмочки, как вы знаете, ликвидируются через месяц после открытия! И как все это потом поднимать?

– Ну ты все-таки не в забегаловке работаешь, Евгений Федорович! – парировал Барабаш.

– Тогда мне нужно бросать основную работу и только этим заниматься! – не остался в долгу администратор. – Нанимайте тогда специального сотрудника, который будет досконально изучать все предыдущие места работы остальных!

Мельникову надоело слушать эти пререкания, и он направился в коридор, где по-прежнему тусовались его оперативники.

Я же подумала, что ему просто не хочется заниматься этим делом. Оно явно не входило в разряд громких, за раскрытие которых можно получить хороший бонус. А избалованный похвалой начальства Мельников уже привык к подобным делам. Но с другой стороны, Андрей сам всегда говорил, что за раскрытое дело далеко не всегда получишь поощрение, а вот взбучку за нераскрытое – обязательно. Почему же он не мычит, не телится?

– Так что же, в первую очередь к матери Порфирьева, что ли, ехать? – с досадой спросила я майора, когда он вернулся в кабинет. – Ведь ей еще предстоит сообщить о смерти сына!

– Да, – подобравшись, кивнул Мельников. – Сейчас я отправлю туда Прокудина и…

– Я поеду с ним, – тут же заявила я.

Майор посмотрел на меня полным сочувствия взглядом, словно хотел сказать: «И охота тебе переться посреди ночи», но спорить не стал.

– Я не возражаю. Только рад буду, если ты тоже подключишься. Тем более что у вас с Прокудиным уже был благоприятный опыт сотрудничества. Вот и продолжайте, так сказать, развивать деловые отношения, делитесь своими навыками…

«Похоже, он был бы рад, если бы я теперь раскрывала за него все возникшие дела, – усмехнулась про себя я. – Эх, Андрей, Андрей… Куда же девалось твое честолюбие? Раньше ты старался сам раскрыть дело. И если даже я подключалась к расследованию, то твоему начальству об этом не становилось известно. Впрочем, если я и это дело раскрою, то основные лавры-то все равно достанутся тебе, как обычно. А я уж довольствуюсь гонораром от господина Барабаша…»

– Ладно, давай сюда Прокудина, мы поедем вместе, – сказала я, видя, что Мельников уже откровенно позевывает, посматривая на часы.

– Да, – спохватился майор. – Сейчас я ему все скажу, пойдем.

Мы вышли из кабинета Барабаша и двинулись в зал, где нас ждали Прокудин, Мишаков, эксперт и еще пара оперативников. Из всей компании только Прокудин сохранял невозмутимость, остальные же измаялись сидеть за столиками в ожидании начальника.

– Прокудин! – строго произнес Мельников, выходя в зал.

Старший лейтенант сразу же вытянулся в струнку.

– Сейчас поедешь вместе с Татьяной к матери убитого, сообщишь ей о смерти сына… Только тактично сообщишь, Прокудин, понял? Чтобы истерику не вызвать, – еще строже подчеркнул майор, хотя прекрасно было понятно, что тактичность в подобном сообщении нисколько не смягчит горя матери, а истерика скорее всего неизбежна. – Адрес-то узнали, что ли? – спросил майор.

– Так точно, – пробасил Прокудин, вынимая из кармана блокнот.

– Не надо, – остановил его Мельников. – Одним словом, снимешь показания, выясни там поподробнее про ее сына все, что сможешь. Вот Татьяна тебе поможет. После этого можешь отправляться домой, а завтра с утра ко мне на доклад. Ясно?

– Так точно, – снова ответил Прокудин.

– Ну вот и славно, – повеселел Мельников. – А я домой, у меня завтра очень напряженный день. Ты даже представить себе не можешь, до какой степени, Прокудин…

Оперативники сочувственно покивали, сами надеясь освободиться поскорее, только Прокудин, который был образцовым исполнителем и для которого приказ начальства был превыше всего, сохранил прежнее, без эмоций, выражение лица.

Все покинули бар-ресторан, Мельников сел в свою служебную машину, а мы с Прокудиным отправились к моей «девятке».

– Куда ехать? – заводя мотор, спросила я.

Прокудин снова полез в карман за блокнотом и, открыв его, четко продиктовал:

– Улица Соборная, пятнадцать, квартира сорок четыре. Порфирьева Тамара Григорьевна, сорок восьмого года рождения…

– Стоп, это не нужно, – остановила его я. – Едем.

Правда, перед тем как тронуться с места, я достала свой замшевый коричневый мешочек с гадальными двенадцатигранными костями, который все время со мной. И в расследованиях, и в жизни я частенько прибегаю к помощи этих костей, предсказания которых никогда не бывают ложными. Только нужно уметь их растолковывать.

2+18+27 – Если вас ничто не тревожит, готовьтесь к скорым волнениям.

Вот что сказали мне мои помощники, когда я рассыпала их на сиденье. И это означало, что начатое мною расследование, скорее всего, преподнесет мне некоторые сюрпризы. Собственно, это и неудивительно: я за годы занятий частным сыском не могла вспомнить ни одного дела, которое прошло бы и ровно, и гладко, что называется, без сучка без задоринки.

На машине мы добрались до дома Тамары Григорьевны за пятнадцать минут. На звонок открыла женщина в возрасте, с ничем не примечательной внешностью, типичная пенсионерка – полноватая, маленького роста, в фланелевом халате с бигуди на голове. Она растерянно переводила взгляд с меня на Прокудина.

– Здравствуйте, мы к вам по делу, – выступила вперед я, не забывая про пресловутую тактичность и ломая голову, как же все-таки ее соблюсти. Я в душе уже чуть ли не жалела, что отправилась сюда вместе с Прокудиным и волей-неволей взяла на себя столь неблагодарную задачу – сообщать матери о смерти сына.

– А я думала, это Алеша вернулся, – проговорила тем временем женщина, и растерянность уже начала сходить с ее лица, как вдруг Прокудин со всей серьезностью на лице бухнул:

– Алеша не вернется.

Я внутренне ахнула: пока я ломала голову над тем, как подобрать нужные слова, Прокудин сделал это за меня и весьма неудачно. Лицо женщины стремительно начало меняться. Глаза ее потемнели, брови нахмурились, и она с откровенной тревогой перевела взгляд на меня. Мне срочно пришлось вмешаться, пока твердолобый Прокудин вконец не испортил ситуацию.

– Вы нас извините, пожалуйста, – проговорила я. – Мы должны вам сообщить… Мы принесли вам плохую новость о сыне…

Я чувствовала, что никак не могу закончить и произнести горькую фразу. Я, повидавшая на своем веку немало смертей и выработавшая в своем характере черты, близкие к цинизму, никак не могла привыкнуть к общению с родственниками только что погибших людей. Тем более матерей. Женщина уже с нескрываемым испугом смотрела на нас и готова была захлопнуть дверь, чтобы таким образом отгородить себя от всех плохих известий, но тут снова вмешался Прокудин. Он вытащил свое служебное удостоверение и сказал:

– ГорУВД, убойный отдел. Ваш сын Алексей Порфирьев убит сегодня в баре-ресторане «Гладиатор» ударом ножа в область шеи.

И после этого неожиданно уточнил:

– Вы Порфирьева Тамара Григорьевна?

Женщина не сумела ответить на этот вопрос: она схватилась за сердце и стала медленно оседать на пол…

…Около часа ушло на то, чтобы привести Тамару Григорьевну в чувство, предотвратить сердечный приступ, выдержать ее рыдания, после чего она стала более-менее в состоянии отвечать на вопросы. Прокудин, по моим взглядам понявший, что сделал что-то не так, предоставил мне возможность вести беседу самой.