Покорность матери раздражала Маргарет, и она решила действовать.

– Я сама у него спрошу.

– Я бы попросила тебя этого не делать, – сказала мать, и теперь в ее голосе слышалась мольба. – Ему и без того трудно. Ты же знаешь, как он любит Англию. В других обстоятельствах он звонил бы сейчас в военное министерство, чтобы получить назначение. У него сердце разрывается.

– А мое сердце?

– Это совсем другое дело. Ты молода, у тебя вся жизнь впереди. Для него отъезд из Англии – крушение всех надежд.

– Я не виновата, что он – фашист! – резко ответила Маргарет.

– Я думала, что в тебе больше доброты, – тихо сказала мать и вышла из комнаты.

Маргарет почувствовала себя виноватой, и все-таки возмущение терзало ее душу. Это так несправедливо! Отец никогда не считался с ее мнением, а теперь, когда ход событий доказал его неправоту, от нее ждут сочувствия.

Она вздохнула. Мать у нее – красавица, женщина эксцентричная, непредсказуемая. Выросла в богатой семье, человек сильного характера. Свойственная ей эксцентричность была результатом сильной воли и отсутствия образования, которое могло бы этой волей управлять: ею овладевали безумные идеи, потому что она так и не научилась отделять здравые суждения от вздора. Ее непредсказуемость являлась способом борьбы сильной женщины с мужским превосходством: спорить с мужем не дозволялось, но можно было выскользнуть из-под его контроля, нацепив на себя маску непонимания. Маргарет любила мать и терпеливо относилась к ее странностям, но преисполнилась решимости не походить на нее вопреки их внешнему сходству. Если Маргарет не дают образования, она будет учиться сама и скорее останется старой девой, чем выйдет замуж за какого-нибудь свинтуса, который сочтет себя вправе обращаться с ней, как с домашней прислугой.

Иногда она мечтала о том, чтобы у нее с матерью были совсем другие отношения. Маргарет хотелось довериться ей, вызвать ее сочувствие, посоветоваться. Они могли бы стать союзницами, вместе добиваясь свободы в мире, который предпочитал видеть в женщинах украшение чужой жизни. Но мать давно уже отказалась от подобной борьбы и хотела того же от Маргарет. Но этому не бывать. Она станет сама собой, она полна решимости добиться поставленной цели. Но как?

Весь день еда стояла у нее поперек горла. Она пила одну чашку чая за другой, а слуги тем временем готовились заколачивать дом. Во вторник, когда мать поняла, что Маргарет не собирается паковать свои вещи, она велела новой служанке Дженкинс сделать это за нее. Конечно, Дженкинс не знала, что паковать, и Маргарет пришлось ей помогать: мать в конечном счете добилась своего. Впрочем, как всегда.

– Не повезло вам, мы закрываем дом через неделю после того, как вы начали у нас работать, – сказала Маргарет новой служанке.

– Теперь работу будет легко найти, миледи. Мой отец сказал, что безработицы во время войны не бывает.

– Что же вы будете делать? Пойдете на фабрику?

– Я хочу в армию. По радио сказали, что вчера в ВТС записались семнадцать тысяч женщин. По всей стране у мэрий выстроились очереди, сама видела фото в газете.

– Счастливая, – сказала Маргарет огорченно. – Меня ждет только одна очередь – на посадку в самолет в Америку.

– Вы обязаны делать то, что скажет маркиз.

– А что говорит ваш отец о вашем решении?

– Я ему ничего не скажу, поступлю, как считаю нужным, и все.

– А если он заберет вас из ВТС?

– Не имеет права. Мне исполнилось восемнадцать. Раз я взрослая, родители не могут мне помешать.

– Вы уверены? – удивилась Маргарет.

– Конечно. Это всем известно.

«Кроме меня», – подумала Маргарет.

Дженкинс отнесла чемодан Маргарет в холл. Выезжать надо будет рано утром в среду. Увидев выстроившиеся рядком чемоданы, Маргарет наконец осознала, что ей суждено пережидать войну в штате Коннектикут, если она не перестанет скулить и ничего не предпримет. Несмотря на мольбы матери не устраивать скандала с отцом, она решила бросить ему вызов.

Но ее бросало в дрожь при одной мысли об этом. Маргарет вернулась к себе в комнату, чтобы успокоиться и подготовиться к разговору. Прежде всего нужно сохранять хладнокровие. Слезами отца не проймешь, а дерзость его только разозлит. Ей надо показать себя разумной, рассудительной, зрелой, понимающей свою ответственность. Хотя тут дело не в аргументах, в ответ он сразу начнет кричать и так ее запугает, что она слова из себя не выдавит.

Как же начать? «Мне кажется, что я имею право голоса, когда решается мое будущее».

Нет, это не годится. Он скажет: «Я за тебя отвечаю, и поэтому решать мне».

А если: «Можно мне поговорить с тобой об отъезде в Америку?»

Он скорее всего ответит: «Тут нечего обсуждать».

Слова, с которыми Маргарет обратится к нему, не должны прозвучать оскорбительно, иначе он сразу же ее оборвет. Она решила начать так: «Могу я тебя кое о чем спросить?» Он будет вынужден ее выслушать.

А что дальше? Как затронуть нужную тему, не вызвав отцовского гнева? Она могла бы сказать: «Ты ведь служил в армии в прошлую войну?» Маргарет знала, что он участвовал в боевых действиях во Франции. «А мама ведь тоже была на военной службе?» Она знала ответ и на этот вопрос: мать добровольно пошла в медсестры, ухаживала в лондонском госпитале за ранеными американскими офицерами. Ну а потом Маргарет скажет: «Вы оба служили родине, поэтому ты должен понять мое желание поступить точно так же». Уж на такие слова ему нечего будет возразить.

Если бы только он отступил в этом вопросе, она сумела бы преодолеть и другие возражения. Маргарет могла бы пожить у родственников, пока не запишется в ВТС, на что уйдет всего несколько дней. Ей исполнилось девятнадцать, многие девушки ее возраста уже трудятся шесть лет полную рабочую неделю. Она теперь имеет право выйти замуж, водить машину, да к тому же и сесть в тюрьму. Нет никаких оснований запрещать ей остаться в Англии.

Звучит разумно. Остается набраться смелости.

Отец должен быть в кабинете со своим управляющим. Маргарет вышла из комнаты. На площадке возле двери у нее вдруг от страха подкосились колени. Конечно, отец придет в бешенство. Вспышки его гнева ужасны, наказания жестоки. Когда ей было одиннадцать, он заставил ее целый день простоять в углу его кабинета лицом к стене за то, что она нагрубила кому-то из гостей; когда ей было семь, он отобрал у нее игрушечного медвежонка в наказание за мокрую постель; однажды он в гневе выбросил из окна второго этажа кошку. Что он сотворит сейчас, когда Маргарет заявит о своем намерении остаться в Англии и сражаться с нацистами?

Она заставила себя спуститься по лестнице, но по мере приближения к отцовскому кабинету страхи овладевали ею все сильнее. Она представляла себе, как он выходит из себя, как краснеет его лицо и выпучиваются глаза. Она попыталась умерить биение пульса, спросив себя, есть ли на самом деле повод испытывать такой ужас. Ведь отец больше не может причинить ей страданий, отняв медвежонка. Но в глубине души она понимала, что у него есть масса способов сделать ей больно.

Когда Маргарет дрожа стояла у двери кабинета, через холл прошла домоправительница в своем неизменном черном платье. Миссис Аллен твердой рукой управляла женской частью обслуги, но к хозяйским детям всегда проявляла благодушие. Она любила всю семью Оксенфордов и очень расстроилась, узнав об их предстоящем отъезде: для нее это был крах устоявшегося жизненного уклада. Сквозь слезы она улыбнулась Маргарет.

Когда Маргарет посмотрела на нее, ей пришла в голову ошеломляющая идея.

План бегства мгновенно сложился в ее голове. Она одолжит денег у миссис Аллен, немедленно уйдет из дома, успеет в четыре пятьдесят пять на лондонский поезд, переночует у кузины Кэтрин, а утром сразу же пойдет вербоваться в ВТС. Когда отец ее настигнет, уже будет поздно что-либо изменить.

План был настолько прост и сложился столь стремительно, что она не могла заставить себя поверить в его осуществимость. И прежде чем Маргарет успела хорошенько все взвесить, она услышала собственные слова: