– Половина восьмого – давай послушаем новости.

– Я не могу, – сказала Диана вслух.

– Что?

– Я не могу этого сделать, – снова сказала она. Диана все отменит. Она прямо сейчас пойдет к Марку и скажет, что переменила решение и не сбежит с ним.

– Почему ты не можешь послушать радио? – недоуменно спросил Мервин.

Диана посмотрела на мужа. Ее подмывало сказать ему всю правду, но у нее не хватило решимости.

– Мне нужно выйти, – сказала она. Диана судорожно подыскивала объяснение. – Дорис Уильямс попала в больницу, и мне нужно ее навестить.

– Кто это еще такая – Дорис Уильямс?

Такой особы не существовало.

– Тебя с ней знакомили, – импровизировала она на ходу. – Ей пришлось лечь на операцию.

– Не помню, – сказал Мервин без тени подозрений: на случайные знакомства у него была плохая память.

– Хочешь пойти со мной? – вдохновенно предложила Диана.

– Ради Бога, нет! – ответил он именно так, как она и рассчитывала.

– Я съезжу сама.

– Ты слишком не гони, в городе затемнение. – Он встал и направился в гостиную, где стоял приемник.

Некоторое время Диана смотрела ему вслед. Мервин никогда не узнает, как близка она была к решению уйти от него, подумала Диана печально.

Она надела шляпку и вышла, перекинув пальто через руку. Машина, слава Богу, завелась сразу. Диана развернулась и поехала в сторону города.

Поездка была сплошным кошмаром. Она отчаянно спешила, но пришлось двигаться ползком, потому что фары закрывала светомаскировка и видимость была всего несколько ярдов, да еще из-за слез все впереди расплывалось как в тумане. Если бы не знакомая до мельчайших подробностей дорога, она наверняка бы разбила машину.

До города было всего миль десять, но добиралась она больше часа.

Остановившись наконец у отеля «Мидленд», она почувствовала, что выбилась из сил. Некоторое время она сидела в машине, стараясь унять слезы. Достала сумочку и напудрила лицо.

Марк, конечно, будет ошеломлен, но Диана не могла поступить иначе. Пройдет не так уж много времени, и она будет вспоминать обо всем этом, как о мимолетном романе. Будет не так жестоко сразу положить конец короткой страстной связи, нежели разрушить пятилетний брак. И она, и Марк всегда будут нежно вспоминать лето 1939 года…

Она снова расплакалась.

Больше сидеть и думать не было никакого смысла, решила она. Надо выйти из машины и со всем этим покончить. Она снова напудрилась и открыла дверцу.

Она вошла в холл и направилась к лестнице, не остановившись у конторки администратора. Она знала, в каком номере живет Марк. Это, конечно, скандальная ситуация – женщина одна поднимается в номер неженатого мужчины, но она решила, что сейчас ей не до правил приличия. Можно было встретиться с Марком в холле или в баре, но сказать ему то, что она решила, на публике казалось еще более немыслимым. Она шла, не оглядываясь и не глядя по сторонам, и не знала, увидел ли ее кто-нибудь из знакомых.

Она постучала в дверь. Она молила Бога, чтобы Марк оказался на месте. А что, если он в ресторане или в кинозале? Ответа она не придумала и постучала снова, громче. Неужели он мог в такое время отправиться в кино?

За дверью послышался его голос:

– Кто там?

Она снова постучала и сказала:

– Это я!

Она услышала быстрые шаги. Дверь отворилась, перед ней стоял Марк. Он искренне удивился и расплылся в улыбке, впуская ее внутрь, прикрыл дверь и обнял ее.

Теперь она почувствовала себя предательницей по отношению к Марку, как раньше по отношению к Мервину. Она виновато поцеловала его, и знакомая теплота желания растеклась по телу. Она отстранилась от него и сказала:

– Я не в силах уехать с тобой.

Он побледнел:

– Не говори так.

Она огляделась вокруг. Он складывал вещи. Дверцы гардероба и комода открыты, чемоданы на полу, повсюду сложенные рубашки, аккуратные стопки нижнего белья, обувь в пакетах. Он такой аккуратный.

– Я не могу, – сказала она.

Марк взял ее за руку и повел в спальню. Они сели на край постели. Он выглядел расстроенным.

– Не говори так, – вновь тихо попросил Марк.

– Мервин любит меня, мы прожили с ним пять лет. Я не могу так с ним поступить.

– А как же я?

Она подняла на него глаза. На нем был серовато-розовый свитер и галстук-бабочка, синие фланелевые брюки и мягкие туфли из испанской кожи. Он выглядел на редкость элегантно.

– Вы оба любите меня, но он мой муж, – сказала она.

– Мы оба, да, любим, но я от тебя без ума.

– А он – нет?

– Мне кажется, что он тебя совсем не знает. Послушай, мне тридцать пять лет, у меня были увлечения, один роман длился целых шесть лет. Я никогда не был женат, хотя и бывал в шаге от этого. И я знаю: то, что случилось с нами, правильно. Я такого никогда не чувствовал. Ты красива, забавна, неординарна, умна, и занятия любовью доставляют тебе радость. Я привлекателен, у меня веселый нрав, я довольно умен, неординарен и хочу лечь с тобой в постель прямо сейчас.

– Нет, – сказала она, но хотела сказать другое.

Он мягко привлек ее к себе и поцеловал.

– Мы идеально подходим друг другу, – прошептал он. – Помнишь, как мы писали записки под табличкой «Соблюдайте тишину»? Ты сразу все поняла, тебе не потребовались объяснения. Другие женщины сочли бы меня сумасшедшим, но я тебе понравился таким.

Верно, подумала Диана; когда она вела себя странно, например, закуривала трубку или выходила на улицу, не надев трусиков, или посещала фашистские митинги, крича наподобие пожарной тревоги, Мервин раздражался, а вот Марк довольно посмеивался.

Он провел рукой по ее волосам, погладил по щеке. Постепенно паника, владевшая ею, начала куда-то отлетать, она успокоилась. Диана положила голову на плечо Марка, ее губы коснулись нежной кожи его шеи. Она почувствовала, как движутся кончики его пальцев по ее бедру, забираются под юбку, гладят ноги изнутри, в том месте, где кончаются чулки. Сегодня этого не должно случиться, мелькнула слабая мысль.

Он нежно положил ее на спину, шляпка упала на пол.

– Это неправильно, – пролепетала она.

Он поцеловал ее в губы, лаская их своими губами. Она почувствовала его пальцы через тонкий шелк трусиков, и по телу Дианы пробежала сладостная дрожь. Еще мгновение, и мужские пальцы проникли в нее.

Марк знал, чего она хочет.

Однажды в начале лета, когда они, обнаженные, лежали в спальне гостиничного номера, прислушиваясь к шуму волн за открытыми окнами, он вдруг спросил:

– Покажи мне, как ты касаешься себя сама.

Ей стало стыдно, и она сделала вид, что не поняла его:

– Что ты имеешь в виду?

– Ты знаешь. Как ты ласкаешь себя? Покажи мне. И я буду знать, что ты особенно любишь.

– Я этого не делаю, – солгала она.

– Ну, девушкой… еще до замужества, тогда уж наверняка делала, ведь это делают все. Покажи.

Она хотела отказаться, но тут же поняла: то, что он предлагает, будет ужасно волнующе.

– Ты хочешь, чтобы я сама завела себя… там… а ты будешь смотреть? – спросила она, и голос ее дрожал от желания.

Он улыбнулся и упрямо кивнул.

– Ты хочешь, чтоб до конца?

– До конца.

– Ой, не могу, – сказала она, но сделала, как просил Марк.

Сейчас кончики его пальцев уверенно коснулись тех самых мест, тем же знакомым движением, с тем же нажимом, и она, закрыв глаза, целиком отдалась пронзившим ее ощущениям.

Вскоре она тихо застонала и начала ритмично покачивать бедрами. Она почувствовала на своем лице его горячее дыхание, и он приник к ней еще ближе. И в тот момент, когда она уже теряла над собой контроль, он настоятельно потребовал:

– Посмотри на меня.

Она открыла глаза. Он продолжал ее ласкать, как и прежде, но только немножко быстрее.

– Не закрывай глаз, – сказал Марк.

Смотреть в его глаза в такие моменты – в этом было что-то невыразимо интимное, своего рода сверхнагота. Словно он видел все и знал про нее все, и она почувствовала неведомую прежде свободу, потому что больше нечего было прятать. И тут она достигла пика, но заставила себя не отрывать от него глаз, ее бедра дрожали, рот судорожно ловил воздух в спазмах удовольствия, сотрясавших все ее тело. Он улыбался, глядя на нее, и сказал: