– Снимайте верхнюю одежду.– Улыбнулась медсестра, усаживая своего пациента на высокую кушетку.– Не волнуйтесь, мы сможем поставить Вас на ноги.
Денис разделся до трусов, и выпил пару таблеток, которые вручил ему хирург ещё на пороге операционной.
– Сейчас у Вас закружится голова, и вы почувствуете тяжесть в конечностях.– Продолжила голубоглазая девушка, выкладывая перед собой блестящие инструменты.– Не переживайте, это действие снотворного, которое вы только что выпили, и пока мы будем с Вами беседовать, Вы начнёте засыпать.
– У меня очень серьёзные ранения?– Испугался парнишка.– Или зачем тогда понадобился общий наркоз?
– Причин для волнения нет.– Суетливо затараторила медсестра.– Нам придётся чистить Ваши раны от грязи, и сшивать на Вашей груди повреждённую кожу, а это слишком долгая, и слишком болезненная процедура, чтобы проделывать её под местной анестезией.
– Ясно…
В глазах Дениса помутнело, словно он посмотрел на мир через плёнку, и закрутилось, словно его начали раскачивать на качелях.
– Завтра мы Вас выпишем.– Проговорил очкастый хирург, обрабатывая свои перчатки антисептиком.– Швы придёте снимать через неделю, а если Вам негде остаться, предлагаю пожить в гостинице, она бесплатная.
– Я плохо ориентируюсь в местности.– Выдавил скалолаз, едва управляя губами.– Мне бы какую ни будь карту города, или какой ни будь навигатор…
– В этом нет необходимости…– Отмахнулся мужчина.– За вами придут…
Голос хирурга стал совсем непонятным, и отдалился.
– У Вас появились друзья…
Свет от лампы поглотил всё пространство.
– Как и у всех нас…
Сознание покатилось с обрыва.
Раньше Дениса никогда не усыпляли наркозом, и он не чувствовал себя таким беспомощным, и таким уязвимым, каким почувствовал сейчас – его будут потрошить, словно мёртвую курицу, сшивать нитками, словно плюшевого медведя, перетаскивать с места на места, словно грузный мешок картошки, а он ничего не запомнит, и не станет возражать, даже если ему засунут скальпель в сердце – страшно однако, отключиться от мира, и полностью оказаться в чьей то власти – страшно, превратиться в пустоту, и не увидеть даже самых надоедливых снов – это как кусочек смерти, забирающий с собой кусочек жизни – как мгновение темноты, замещающее собой мгновение света.
Денис ухватился за последнюю секунду бытия, но спустя секунду полетел в небытие – ему стало до ужаса страшно, но одновременно страшно приятно – он ощутил беспокойство, но одновременно погрузился в покой.
Пустота – это лучшее состояние человека – каждый мечтает исчезнуть, но не может в этом признаться даже самому себе.
Пустота – это лучшее состояние человека – мы испытываем счастье, только когда не испытываем абсолютно ничего.
Пустота – это лучшее состояние человека – мы стремимся к темноте, как Денис устремился к забвению.
Пустота – это лучшее состояние человека – он отключился от мира, и полностью ушёл в небытие.
Пустота – это лучшее состояние человека – он улетел в бесконечность, и нашёл там душевный покой.
* * *
Сознание никогда не приходит резко – оно оживает постепенно, и мы не запоминаем тех промежуточных мгновений, когда наш организм наполнялся энергией. Сначала, Денис испытал прилив сил, и окунулся в мир сновидений, который показался ему подозрительным, и больше напомнил картинки из прошлого, нежели обычные сказки морфея. Затем, парнишка пришёл в себя, но не смог пошевелить даже пальцем – его тело по-прежнему казалось тяжёлым, а голова неестественно сильно болела. Дальше, проснулось любопытство – скалолазу захотелось узнать, как прошла его операция, где он сейчас находился, и всё ли у него в порядке, но чтобы это выяснить, ему пришлось изрядно постараться – собрать в кулаки силу воли, которой почти не осталось, открыть полусонные веки, которые показались бетонными, и скинуть с себя одеяло, которое напомнило увесистый камень, и плотно прижало его тело к больничной постели – он с этим справился, ведь чувство неопределённости давит на много сильнее, чем чувство усталости – да, в этой больнице работали настоящие профессионалы, отлично знающие своё дело, и относящиеся к каждому пациенту с глубокой ответственностью – причин для сомнений не оказалось – грудная клетка Дениса была аккуратно заштопана леской, хорошо обработана зелёнкой, и туго обмотана эластичным бинтом, доставляющим небольшой дискомфорт, но придающим большую уверенность, потому что скрытая от глаз работа всегда вызывает доверие. Следующие пару часов Денис спал, ожидая прихода хирурга, и пытался восстановить свои силы для выписки, ведь врачи обещали ему не медлить с этой процедурой. Нормально поспать скалолазу не дали.
– Ловите этого негодяя!– Послышался надрывистый голос, напоминающий бас саксофона.– Не дайте ему уйти!
Парнишка вскочил с кровати, и огляделся по сторонам. Голос шёл с улицы.
– Он побежал к парковке!– Кричал взволнованный мужчина.– Перекройте все выходы, и заблокируйте ворота!
– Есть командир!– Отвечали послушные голоса, выделяя каждую букву, словно демонстрируя этим своё повиновение.– Выполняем!
Денис облегчённо вздохнул, и любопытно отдёрнул занавеску – когда полицейские преследуют не тебя, а кого – то другого, ситуация кажется скорее забавной, чем страшной.
– Успокойся, Герман…– Говорила коренастая женщина, в строгой тёмно-синей униформе.– Мы не причиним тебе вреда.
– Вы как злобные собаки!– Ругался беглец.– Оставьте меня в покое!
– Герман?– Удивился Денис.– Редкое имя…
– Когда ни будь, я всё равно от вас скроюсь!– Преступник выбежал на открытое пространство, и свалился под тяжестью рук полицейских, которые повалили его на колени, и прижали дубинками к земле. Теперь он не сопротивлялся, а только молил о пощаде.– Ну что я такого сделал?– Шептал он доверительным тоном.– Ну дайте денёк погулять…
Денис присмотрелся к несчастному, и сумел разглядеть в нём знакомые черты лица, вызывающие приятную близость, и пробуждающие глубокую ностальгию, скорее похожую на дикий ураган, чем на мимолётное дуновение ветра. Страдалец был словно из прошлой жизни, которая осталась позади, и от которой сохранилась только память – он выглядел по родственному, и притягивал к себе непонятным магнетизмом – большие изумрудные глаза, с жаждой чистого адреналина – длинные чёрные волосы, с недостатком нормального ухода – острый еврейский подбородок, с весёлой козлиной бородкой – это был худощавый спортсмен, напоминающий длинноногого подростка, и обожающий смешной рюкзачок, который никогда ему не мешался – скалолаз, не разлучный с широкими лыжами, и вечно покоряющий скалистые вершины, недоступные для остальных – одинокий добряк, заблудившейся в горных просторах, и пропавший в ночной темноте – экстрималл, позабытый в жестокой метели, и исчезнувший в зимней пурге. Сейчас, на нём не оказалось никакого смешного рюкзака, никаких широких лыж, и уж тем более, никакой разноцветной одежды, которую он постоянно носил – вместо этого, он был одет в чёрный смокинг, красный галстук, и удобные мягкие сандалии, похожие на заурядные больничные тапочки. Он никогда не нарушал законов, хотя сейчас убегал от полиции, никогда не участвовал в драках, хотя сейчас агрессивно сопротивлялся, и никогда не вставал на колени, хотя сейчас не мог подняться на ноги. Кто же это был?
