Начало весны 1933 года. Западная Сибирь.

— Какой остров? Мы туда по небу попадем? На реке ледоход вот-вот начнется. В тайге снега по пояс, а за Петровым скитом скоро болота таять начнут. Они всегда рано таять начинают. Не дойдем. Летом надо пробовать, да и то, сам знаешь, какие там топи…

— Собирайся. С нами пойдет топограф из района. Сегодня приехал, а с ним еще один, важный, петлицы голубые. Так что пойдешь как миленький, — сурово повторил Иван Кузьмич, первый охотник в Покровском, хмурый, нелюдимый мужик, всегда разыгрывающий перед приезжим начальством сермяжную простоту, но понимающий законы жизни получше многих других. В кармане его полушубка лежал сложенный вчетверо лист бумаги с четкой директивой из райцентра — оказать всяческое содействие и помощь геодезической экспедиции для описания безымянного острова у устья реки Назино, а так же прилегающего к нему правого берега Оби. И никому в районе нет дела, что вместо берега там сплошная трясина, которая быстро оттаивает под лучами весеннего солнца, и устье Назино забито льдом, а на самой Оби скоро начнется ледоход, и что припай возле берегов уже не белый и надежный, а серый, подтаявший, весь в разводах темной воды. Гиблый край.

— Подготовь лошадей, завтра на рассвете выходим. И смотри, Степан, молчи. Дело, похоже, секретное, — добавил Иван Кузьмич, непреклонно глядя из-под густых бровей на щуплого мужика в ватнике и грязной шапке, изъеденной молью. Мужичок поморгал слезящимися глазами и уже открыл рот, собираясь начать возражать заново, но Иван Кузьмич, не слушая, вышел из избы.

Село Покровское раскинулось у излучины реки Каменки. Разбросанные по пологим холмам избы курились дымом печей, белели снегами огороды, в окнах кое-где мелькали огоньки керосиновых ламп. Сразу за кладбищем начиналась глухая тайга, низкие сопки уходили за горизонт и сливались с темным небом.

Когда-то давно на этом берегу остановились обозы раскольников, переваливших через Уральский хребет. Горели костры, плакали дети, а мужчины, помолившись, сидели кружком, кто на кучах валежника, а кто просто на холодных, мокрых камнях, и держали совет. На западе за далекими отрогами гор их ждали гнев патриарха Никона и царские указы, а впереди, на востоке, лежала бескрайняя, непроходимая тайга, суровые зимы и полная неизвестность. Утром часть обозов ушла дальше — искать свою землю счастья, а некоторые остались здесь навсегда. Вскоре на картах Западной Сибири Российской империи появилась новая маленькая точка.

Шли годы, каждое утро солнце на низком небе освещало то зеленый от листвы, то белый от снега мир вокруг затерянного в тайге поселка. Где-то за сопками сменялись эпохи, возникали новые государства, начинались и затухали войны, гремели взрывы, текла кровь и горели города. Но в Покровском время замедляло свой ритм, дни и ночи, меняя друг друга, соединялись в года и уходили в вечность, точно так же, как и воды Каменки по распадкам и долинам неспешно исчезали в океане. С годами от первых поселенцев — староверов — остались только просевшие, поросшие мхом избы, трухлявые кресты на могилах да молитвенный дом, переделанный сельсоветом под амбар.

Иван Кузьмич вышел за калитку и направился по центральной улице к сельсовету. Под ногами чавкала мокрая, промерзшая грязь, повсюду стояли глубокие лужи с настилами из свежих бревен. Когда улица приближалась вплотную к реке, становилось чуть светлее, и было слышно, как шумит вода и с глухим стуком сталкиваются между собой льдины. В тайгу пришла весна. Ночью все снова замерзало, а с солнцем маленькие ручейки под осевшими, серыми пластами снега стекали в распадки, оттуда, подтаивая собой метровые сугробы, уходили в Каменку и дальше, в воды великой сибирской реки Обь. В прибрежных болотах, раскинутых на многие сотни верст, талая вода, журча, собиралась под тяжелыми мхами, и весь край превращался в непроходимые топи. Пройдет совсем немного времени, Обь разбухнет и выйдет из берегов, необозримые пространства покроются темной водой с островками поросших соснами верхушек сопок. Нельзя сейчас туда идти, надо ждать, когда летнее солнце вернет Обь в свое русло. Но, видно, в районе кому-то очень не терпится. Власть советов не знает преград и желает видеть только результат своих решений.

В конторе сельсовета было жарко, председатель затопил не остывшую с утра печь и ушел к себе — хлопотать насчет ночлега для гостей. Отблески огня из-под заслонки освещали часть стены из выбеленных бревен, на потолке мерцали красные тени, непривычно пахло городскими папиросами. За длинным столом сидели приезжие и тихо разговаривали. Сизый дым пластами плавал по комнате, колышась от теплого воздуха, нагретого горячими боками обмазанной глиной печи. Иван Кузьмич снял шапку, подошел к столу и еще раз поздоровался.

— Вы уже проработали маршрут? — спросил один из гостей, высокий худощавый мужчина с внимательными серыми глазами. От жары он снял кожаную, на меху, куртку, и теперь каждому были видны голубые петлицы и кубики на новенькой гимнастерке. Из-под расстегнутого воротника белело свежее нательное белье.

— Маршрут известный, — комкая в руках шапку, прогудел Иван Кузьмич. — Отсюда пойдем по старой просеке до Лосиной пади. Дальше, по распадкам выйдем к Петрову скиту. Снега там глубокие, но, ничего, — дойдем. За скитом начинаются торфяники, там когда-то была гать до заброшенной пушной фактории. Если Бог даст, найдем ее.

Второй из гостей, усталый, с воспаленными от бессонницы глазами, топограф из района подкрутил в лампе фитиль и склонился над раскрытой планшеткой.

— Подойди сюда, — не отрываясь от карты, подозвал он охотника. — Смотри, — желтый от никотина и таежных костров палец провел по слюдяной пленке и уперся в какую-то точку, — здесь гать?

Иван Кузьмич наклонился через его голову, посмотрел на разноцветные изломы линий под пальцем, ничего не понял и пожал плечами.

— Мы картам не обучены, мы по своим знакам ходим.

— Это понятно, — больше для себя, задумчиво протянул топограф, не отрываясь от планшетки. Человек в гимнастерке вдруг улыбнулся Кузьмичу, как старому знакомому, достал из кармана серебряный с глазурью портсигар и протянул охотнику. Иван Кузьмич осторожно достал папиросу и прикурил от мгновенно поднесенной спички.

— Как думаешь, дойдем? — спросил человек, внимательно рассматривая лицо Кузьмича.

Перед охотником стояла трудная задача: объяснить приезжим, что их желание почти невыполнимо, да чтобы не подумали еще, что он просто не хочет идти, пугает их и саботирует задание. Если, наоборот, сглаживать все трудности, то получится еще хуже, особенно если кто-нибудь из них останется в трясине. Надо ждать, пускай сами опробуют весеннюю тайгу на себе, пускай поползают по заснеженным буреломам, пускай поищут гать в ледяной воде, пускай попробуют перейти сибирские реки в разгар ледохода. Надо, чтобы они сами поняли безумие своей затеи и сами приняли решение повернуть обратно.

— Попробуем, — уклончиво сказал Иван Кузьмич. Только сейчас он заметил, что рядом с уполномоченным на широкой лавке лежит кожаная портупея и кобура с тяжелым наганом.

— А как мы с фактории на остров сможем попасть? — спросил топограф.

— Раньше охотники в том месте на другой берег Оби перебирались. Значит, должна быть там лодка, — ответил Иван Кузьмич и, представив, как они будут на лодке плыть среди огромных льдин, идущих по течению, не выдержал. — Летом надо, по воде, в этих краях весь путь по воде, по рекам… Через тайгу никто не ходит…

— Если бы можно было по воде, мы бы сюда не приехали, — веско, разделяя каждое слово, сказал уполномоченный. — Задание срочное и секретное, и мы с вами должны его выполнить точно и в срок. Вам понятно?! — закончил он, словно ударил.

Дверь отворилась, и в комнату, стуча сапогами, ввалился председатель.