– М-да, скромно живет чудотворец.

– Погоди, – усмехнулся Войко, – там квартирка будь здоров. У него, говорят, дела в гору пошли. Ага. Раньше, я справки-то навел, психологией баловался, консультировать пытался.

– На дому?

– Естественно. Ленивый – жуть, зад лишний раз от дивана не оторвет! Но как-то не очень чтобы. А тут вдруг…

– Гримуар отрыл?

– Это что еще? Не, врет, будто бабка у него померла. Великая могущественная белая колдунья, авторизованная всеми мировыми религиями. А дар, значит, ему передала, единственному потомку и наследнику. Врет, кстати, складно. Ага. Так что, думаю, недолго он у нас тут сиять будет. Подкопит деньжат и в райончик почище переберется. Ща сам увидишь. У него там икон старинных… Уф, добрались.

Войко нажал пупочку звонка, и оба приятеля вздрогнули – грянули церковные колокола. За дверью что-то длинно прошуршало, и все стихло. Войко еще раз исполнил благовест. Молчащая квартира казалась нежилой, но оба чувствовали, что там, за дверью – кстати, солидной и новой, не в пример остальным на площадке, – кто-то затаился и наблюдает, боясь вздохнуть. Войко приблизил к дверному глазку раскрытое удостоверение, выждал и звучно пробасил:

– Гражданин ясновидящий, вы ежели не очень ясно видите, кто мы такие, так хоть с удостоверением ознакомьтесь!

За дверью нервно залязгали запоры. Наконец спала последняя цепочка, и в приоткрывшуюся щель на незваных гостей оглушительно пахнуло благовониями. Дешевые ароматические палочки, свечной воск, жженое дерево, какая-то вовсе уж неопределимая вонь… В полумраке за дверью угадывалось некрупное существо. Войко представился по всей форме и решительно просочился в щель, увлекая следом Мирона. Существо ойкнуло. Что-то зазвенело, задребезжало, грохнула закрывающаяся дверь. Бесцеремонный инспектор перво-наперво нашарил выключатель, и под потолком, притененная красным бумажным абажуром с драконами, затеплилась лампочка. Мирон разглядел вполне стандартную «богатую» прихожую: дорогая плитка, шелкография на стенах, новенький шкаф-купе. – только над дверью покачивались колокольцы, прямо у порога были начертаны на полу какие-то закорючки, а с подзеркальной тумбочки скалился массивный черный урод, пляшущий на одной ноге в веере собственных рук.

– Это Махакал, – пискнуло из угла.

– Махакала, – машинально поправил Мирон и обернулся на голос.

Хозяин всего этого великолепия неодобрительно пучился на них, живо напоминая обитательницу красного уголка в Мироновой школе, вечно недовольную заспанную сову. Невысокий, вроде молодой, но уже бесформенный, в невразумительном переливчато-черном балахоне в пол, с ранней лысинкой и встрепанными остатками волос. Он махнул рукавом, предлагая следовать за ним, и поплыл куда-то в глубь квартиры, теряющейся в густом сумраке. Идя следом за хозяином и настойчиво гудящим что-то свое приятелем, Мирон вполне оценил дизайнерскую выдумку чудотворца. Нарочитая нехватка освещения словно бы раздвигала стены старомодно распланированной типовой квартиры, а неудобный длинный коридор превращала в подобие пути к свету. Правда, и в комнате, куда их привели, никакого особенного света не наблюдалось. Видимо, он должен был воссиять непосредственно в душах посетителей после того, как они оплатят акт духовного служения человека-совы.

Войко, не ставший за время шествия по коридору более чутким, и здесь начал с поиска выключателя. Модная люстра, похожая на спутанный моток очень толстых проводов, осветила не слишком просторную комнату, захламленную ширмами, статуэтками, канделябрами и прочим ширпотребом. В центре высилось, задрапированное малиновым бархатом, нечто вроде алтаря смешанного буддийско-языческого стиля. По стенам теснились иконы, деревянные дикарские маски и дешевые свитки алого шелка. Человек-сова, при нормальном освещении оказавшийся еще менее представительным, с досадой взирал на дурно воспитанного территориального инспектора.

– Итак, господин инспектор, чем обязан? – хорохорясь, спросил колдун. – Кстати, ваше удостоверение я хотя бы видел, а кто, собственно говоря, ваш спутник, мне даже…

– А это, собственно говоря, клиент. Ага. Тот, кого постигло разочарование в жизни, кто утратил надежду, пережил утрату, не видит пути… – это ведь из вашего объявления, кажется? Вот, взгляните сами, какой у него потерянный, унылый вид. Ну а вы, господин Боруч – ах, простите, Великий Посвященный Десятой Ступени Потомственный Белый Маг Асмаргор, – собственно говоря, и будете сейчас возвращать цвет жизни на эти бледные щеки.

– Что?

– Как что? – хохотнул Войко, страшно довольный шуткой. – Сеанс ясновидения обещали? Вот, извольте удостовериться, у меня и объявление с собой. Ну так вперед, ясновидьте.

И, по-медвежьи облапив за плечи обе жертвы, Мирона и Боруча, подтолкнул их к алтарю. Мирон, одуревший от магической вони и навалившейся вдруг усталости, безвольно подчинился. Злосчастный Белый Маг, сейчас малость сероватый на вид, растерянно глянул на него, потом – с испуганным уважением – вновь на гиганта Войко и тоже не посмел перечить.

– Соблаговолите погасить свет, глубокоуважаемый господин инспектор.

– С величайшей охотой, глубокоуважаемый господин чудотворец.

Неудачливый психолог, видимо, обладал крепкими нервами. Впрочем, иначе духовным пастырем не станешь. Приняв решение, он моментально восстановил душевное равновесие и подбавил величавости в осанку и выражение лица. Видимо, благодаря активной практике наблатыкался с лету входить в образ. По углам алтаря ровно сами собой засветились разноцветные свечи, бронзовая курильница в виде жабы наддала вони, а магические причиндалы замерцали, как болотные огоньки, едва комната погрузилась во тьму. Сделав несколько пассов белыми мягкими руками и деловито поддернув рукава, маг водрузил на алтарь посередке здоровенный стеклянный шар и жестом повелел Мирону возложить на него ладони. Дознаватель, выпавший в астрал еще на этапе интенсификации вони, послушно облапил скользкую сферу. Поверх его ладоней легли пухлые ручки, и «Асмаргор» возгласил:

– Это хрустальное око всеведения!