Перо не смог удержаться, чтобы не спросить: «Ну и сколько же вы убили?»

«Должно быть, человек семьдесят или восемьдесят», – ответил Саймонс тоном, как нечто само собой разумеющееся.

Саймонс был великим солдатом, а теперь он обыкновенный фермер-свинарь. Есть ли у него еще порох в пороховницах? Ему стукнуло шестьдесят, и он уже перенес инсульт даже еще до рейда на Сантей. Мыслит ли он так же трезво и четко, как прежде? По-прежнему ли он крутой командир солдат?

Перо решил передать ему полный контроль за проведением операции по спасению. Полковник выполнит ее по-своему или же вообще не справится. Таков принцип Перо: он подбирал для конкретной работы самого подходящего исполнителя и предоставлял ему полную свободу действия. Но вот в чем вопрос: по-прежнему ли Саймонс самый великий спасатель в мире?

Он услышал голоса в приемной своего офиса. Они приехали. Перо поднялся из-за стола, вошел Саймонс, а с ним вместе Ти Джей Маркес и Мерв Стаффер.

– Как вы чувствуете себя, полковник Саймонс? – спросил Перо. Он никогда не называл Саймонса Быком, так как считал это прозвище фамильярным.

– Рад вас видеть, Росс, – ответил Саймонс, здороваясь. Рукопожатие было крепким.

Саймонс оделся по-простому – надел брюки цвета хаки. Воротник рубашки распахнут, обнажая сильную шею. Выглядел он старше своих лет: на энергичном лице добавилось морщин, белее стали волосы, которые сильно отросли с тех пор, как Перо последний раз видел его. Но выглядел он мощным и здоровым. Говорил тем же глухим прокуренным голосом со слабым, но все же различимым нью-йоркским акцентом. Саймонс держал в руке досье на добровольцев, которые подготовил Коберн.

– Присаживайтесь, – пригласил Перо. – Вы поужинали?

– Мы ужинали в ресторане у Дарси, – ответил Стаффер.

– Когда эта комната очищалась в последний раз от «клопов»? – с ходу спросил Саймонс.

Перо улыбнулся. Саймонс всегда начеку, он в полном порядке.

– Да она никогда не очищалась, полковник, – ответил он.

– Отныне я требую чистить каждую комнату, где мы сидим ежедневно.

– Я прослежу за этим, – подал голос Стаффер. А Перо добавил:

– Все, что вам нужно, полковник, говорите Мерву. А теперь займемся на минутку делом. Мы все признательны вам за то, что вы приехали и согласны помогать нам, и мы хотели бы предложить вам в некотором роде компенсацию…

– Даже и не думайте об этом, – сердито заметил Саймонс.

– Хорошо.

– Я не требую плату за то, что выручаю американцев, попавших в беду, – пояснил Саймонс. – За такую работу я еще никогда не получал вознаграждения, не хочу брать и сейчас.

Саймонс даже обиделся. Все почувствовали это. Перо моментально поправился. Он понял, что с Саймонсом нужно держать ухо востро, – старый солдат не изменился ни на йоту. Прекрасно.

– Команда сформирована и ожидает вас в конференц-зале, – сказал он. – Я вижу у вас досье, но мне известно, что вы предпочли бы лично произвести смотр добровольцам. Все они знакомы с Тегераном, и у всех есть боевой опыт, либо полезная военная специальность, – но все же при окончательном комплектовании команды последнее слово за вами. Если почему-то кандидаты не подойдут, мы предложим других. Здесь распоряжаетесь вы.

В душе Перо надеялся, что Саймонс никого не забракует, но право выбора все же остается за ним. Саймонс поднялся:

– Приступим к работе.

Саймонс и Стаффер вышли, а Ти Джей остался. Вполголоса он сказал Перо:

– У него умерла жена.

– Люсилль? – Перо ничего не знал об этом. – Очень сожалею.

– От рака.

– Как же он перенес такую утрату?

– Весьма тяжело.

Ти Джей ушел. В офис вошел двадцатилетний сын Перо, Росс-младший. В том, что его дети захаживали в офис, ничего необычного не было, но на этот раз, когда в конференц-зале шло тайное совещание, Перо предпочел бы, чтобы его сын выбрал другое время. Росс-младший мог видеть Саймонса внизу. Он встречал его ранее и знал, кто он такой. Теперь, подумал Перо, он легко вычислит, что единственная причина, почему Саймонс здесь, – это подготовка к штурму тюрьмы.

Присев у стола, Росс-младший сказал:

– Пап, а пап, я заходил к бабушке.

– Молодец, – заметил Перо.

Он с любовью посмотрел на своего единственного сына. Росс-младший – высокий, широкоплечий, стройный молодой человек, выглядевший гораздо лучше отца. Девушки так и липнут нему: их привлекает не только то, что он богатый наследник. Он обращается с ними, как со всеми другими людьми: с безукоризненным тактом и зрелым здравым подходом, не свойственным его молодым летам.

Подумав, Перо-старший сказал сыну:

– И тебе, и мне нужно четко определиться. Я надеюсь прожить сотню лет, но, если все же со мной, не дай Бог, что-то стрясется, я хочу, чтобы ты бросил учебу, вернулся домой и позаботился бы о матери и сестрах.

– Я позабочусь, – ответил сын. – Об этом не беспокойся.

– А если вдруг что-то случится с твоей матерью, я хочу, чтобы ты жил дома и помогал сестрам. Я представляю, тебе придется нелегко, но мне не хотелось бы, чтобы ты нанимал кого-нибудь в гувернантки. Им будешь нужен ты, член семьи. Я рассчитываю, что ты будешь жить в отчем доме и следить, чтобы сестры воспитывались, как нужно.

– Пап, если ты почему-то не сможешь воспитать их, этим займусь я.

– Хорошо.

Сын встал и зашагал к двери, отец пошел вместе с ним. Тут Росс-младший обнял отца и прошептал: «Пап, я тебя так сильно люблю».

Отец тоже обнял его. Он с удивлением заметил на глазах сына слезы.

Росс-младший вышел.

Перо вернулся и снова сел за стол. Ему не следовало удивляться слезам на глазах сына: у него дружная семья, и Росс – сердобольный юноша.

Перо не думал сам лететь в Тегеран, но твердо знал: если его люди будут рисковать своими жизнями, то он не останется в стороне. Об этом знал и Росс-младший.

Все члены семьи благословили бы его на эту поездку. Может, они и попросили бы Марго сказать: «Ну вот, ты там рискуешь ради своих служащих, а как же мы тут?» – но она никогда не сказала бы таких слов. Они никогда не жаловались, никогда не говорили: «А как же мы тут?» – даже во время кампании по облегчению участи военнопленных, когда он отправился во Вьетнам и Лаос, когда намеревался лететь в Ханой и когда семья оказалась вынужденной нанимать телохранителей. Наоборот, они всячески поддерживали его во всех начинаниях, которые он считал своим делом и обязанностью.

Перо все сидел, задумавшись. В этот момент вошла старшая дочь, Нэнси. «Пупс», – позвала она. Так она называла отца. «Малютка Нэн! Входи!»

Она обошла стол и уселась к отцу на колени.

Перо обожал старшую дочь. Восемнадцатилетняя блондинка, хрупкая, но сильная, она напомнила Перо ее мать. Она отличалась решительностью и упорством, как и отец. Как знать, может, и у нее, как и у Росса-младшего, обнаружится деловая хватка, столь необходимая крупному бизнесмену.

– Я пришла попрощаться – уезжаю обратно в Вандербилт.

– А ты заглядывала к бабушке?

– Конечно.

– Умница моя.

Нэнси находилась в приподнятом настроении, взволнованная предстоящим возвращением в школу, где вскоре позабудет нервную обстановку и разговоры о скорой смерти бабушки.

– А как насчет добавки к фонду? – поинтересовалась дочь.

Со снисходительной улыбкой Перо вынул бумажник. Как всегда, он не мог устоять перед ее просьбой.

Нэнси небрежно запихнула деньги в карман, крепко обняла отца, чмокнула его в щеку, вскочила с колен и, вприпрыжку, беззаботно выпорхнула из комнаты.

А на глаза Перо в это время навернулись слезы.

«У нас словно встреча близких друзей», – подумалось Джею Коберну. И действительно, в ожидании Саймонса в конференц-зале правления ЭДС собрались старые знакомые по Тегерану, лениво обмениваясь впечатлениями об Иране и эвакуации. Ральф Булвэр говорил, как пулемет; Джо Поше сидел, озираясь по сторонам, и ни о чем не думал; Гленн Джексон рассказывал что-то о винтовках; Джим Швебах иронически ухмылялся, что придавало ему вид человека, знающего нечто такое, чего никто не знает; а Пэт Скалли вспоминал про рейд на Сантей. Теперь все они ожидали, что с минуты на минуту увидят легендарного Быка Саймонса. Скалли, когда он служил инструктором десантников, довелось тренировать солдат Саймонса перед тем знаменитым рейдом, и он знал все тонкости: и о скрупулезном планировании рейда, и о бесконечных учебных тревогах и прикидках. Знал он также и то, что Саймонс привел из того рейда всех своих пятьдесят девять ребят живыми.