Вернуться, чтобы заняться неким очень важным делом.

Ясно, что это дело связано с Полом и Биллом, а если Перо не мог говорить об этом по телефону, то, возможно, потому, что дело это покрыто, по меньшей мере, мраком и, вполне возможно, незаконно.

И все же, по-своему Тэйлор был рад, невзирая на то, что опасался фанатичных толп. Еще до отъезда из Тегерана он разговаривал по телефону с женой Билла Гэйлорда, Эмили, пообещав ей не возвращаться домой без Билла. Однако поступившее из Далласа указание, что все служащие, кроме Бриггса и Гэллэгера, должны уехать из Ирана, поневоле вынудило его нарушить данное слово. Теперь же, когда указание изменилось, он, как знать, может, в конце концов и выполнит свое обещание.

«Ну ладно, – подумал он, – не идти же мне туда пешком, лучше полечу самолетом», – и снова поднял трубку.

Джею Коберну припомнился эпизод, когда он впервые увидел Росса Перо в деле. До конца своей жизни он будет помнить его.

Случилось это в 1971 году. Коберн к тому времени проработал в ЭДС всего пару лет. Он занимался в Нью-Йорке наймом рабочих и служащих для корпорации. Как раз в том году в маленькой католической больнице родился Скотт. Роды прошли благополучно, и Скотт появился на свет нормальным здоровым младенцем.

На другой день после родов, когда Коберн пришел в больницу, Лиз пожаловалась, что Скотта почему-то не приносили на утреннее кормление. Сначала Коберн не придал этому значения. А спустя несколько минут в палату вошла какая-то женщина и сказала: «Вот снимки вашего ребеночка».

«Я что-то не припомню, чтобы его фотографировали», – ответила Лиз. Женщина протянула ей фотографии. «Нет, нет, это не мой ребенок».

Женщина на мгновение смутилась, а потом выпалила: «Да, и правда. С вашим ведь какая-то проблема».

Впервые Коберн и Лиз услышали, что с их сыном какая-то проблема. Коберн помчался взглянуть на новорожденного, а увидев, впал в глубокий шок. Младенец лежал в кислородной камере, весь посиневший, как пара джинсов, и с трудом дышал, хватая ротиком воздух. Врачи вокруг собрались на консилиум.

Лиз находилась на грани истерики, а Коберн, позвонив домашнему врачу и попросив срочно приехать в больницу, в нетерпении ждал его.

Что-то нарушилось, и произошел сбой. Что это за больница такая, где даже не могут сказать, что твой ребенок умирает? Коберн сходил с ума.

Он позвонил в Даллас и попросил к телефону Генри Бриггса.

– Генри, сам не знаю, зачем звоню, но я просто в панике и не знаю, что делать, – и он объяснил суть дела.

– Не отходи от телефона, – ответил Бриггс.

Затем в трубке послышался знакомый голос:

– Джей?

– Да.

– Это Росс Перо.

Коберн хотя и встречался с Перо два-три раза, но никогда не работал непосредственно под ним. Он даже не был уверен, что тот помнит его в лицо: в ту пору в ЭДС уже работала добрая тысяча сотрудников.

– Хэлло, Росс.

– Джей, мне нужно кое-что узнать.

И Перо начал задавать вопросы: какой адрес больницы? как зовут врачей? каков их диагноз? Отвечая на все эти вопросы, Коберн в то же время смущенно думал: «А знает ли Перо, кто я такой?»

– Подождите минутку, Джей.

Короткое молчание. Потом Перо предложил:

– Соединяю вас с доктором Уршелом. Это мой близкий друг и ведущий кардиолог в Далласе.

И уже спустя минуту Коберн отвечал на уточняющие вопросы доктора.

– Не расстраивайтесь, – закончил Уршел. – Я сейчас переговорю с местными врачами. Будьте у телефона и ждите моего звонка.

– Хорошо, сэр, – согласился Коберн.

Трубку снова взял Перо:

– Ну, поняли, в чем дело? Как там Лиз?

«Откуда же, черт возьми, он знает, как зовут мою жену?» – сразу же подумал Коберн.

– Да не очень, чтобы хорошо, – ответил он. – Врач при ней и дает успокоительные…

Пока Перо разговаривал с Коберном, доктор Уршел занимался с врачами больницы, убеждая их перевести новорожденного в медицинский центр Нью-йоркского университета. Уже через несколько минут Коберн с ребенком мчались туда в «скорой помощи».

Перед туннелем в центре города они попали в уличную пробку.

Коберн выскочил из «скорой помощи» и бегом пробежал почти два километра до контрольной будки, где собирали плату за проезд в туннеле. Там он уговорил контролера задержать все автомашины на полосах движения, кроме тех, которые двигались в той же полосе, что и «скорая помощь».

У медицинского центра Нью-йоркского университета их уже поджидали десять-пятнадцать врачей и сестер. Среди них находился и ведущий кардиолог Восточного побережья, прилетевший из Бостона, пока «скорая помощь» добиралась до Манхэттена.

Малютку быстро внесли в центр, а Коберн передал персоналу конверт с рентгенограммами, врученный ему в больнице. Женщина-врач быстро проверила снимки.

– А где остальные?

– Там все, – ответил Коберн.

– И это все, что они сделали?

Новая рентгеноскопия показала, что у Скотта, помимо врожденного порока сердца, оказалась пневмония. Вылечив у ребенка в первую очередь пневмонию, врачи взяли под особое наблюдение состояние его сердца.

И Скотт выжил. Он вырос вполне здоровым мальчуганом, как и его сверстники, играл в футбол, лазил по деревьям и барахтался в заливе. И Коберн стал понимать, почему Росса Перо так любили люди.

Его целеустремленность, способность сосредоточиться только на одной проблеме, не обращая внимания на другие, пока не будет решена главная, имела и отрицательную сторону. Он мог и обидеть людей. Так, день или два спустя после ареста Пола и Билла он пришел в офис, когда там Коберн разговаривал по телефону с Ллойдом Бриггсом в Тегеране. Перо показалось, будто Коберн наставлял Бриггса и давал указания, а он твердо придерживался мнения, что служащим штаб-квартиры не следует отдавать приказы тем, кто находится на местах, так сказать, на поле боя, и лучше знает обстановку. Он тут же, в присутствии многих, устроил Коберну беспощадный разнос.

Перо совершал и другие опрометчивые поступки, не делающие ему чести. Во время работы Коберна по найму служащих корпорация ежегодно присуждала лучшему кадровику звание «кадровик года», а имена победителей выгравировывались на металлической почетной доске. С годами перечень имен на доске все возрастал, некоторые победители время от времени увольнялись из компании. Поэтому Перо принял решение стереть с доски имена таких уволившихся победителей. По мнению Коберна, это решение было необдуманной блажью. Ну уволился парень из компании – ну и что тут такого? Однажды и ему довелось стать «кадровиком года», и ради чего переписывать историю? Было похоже, что Перо воспринимал чуть ли не как личное оскорбление, если кто-то выражал желание сменить место работы.

Но недостатки Перо были и неотделимы от его достоинств. Его непримиримое отношение к людям, уходящим из компании, являлось обратной стороной безграничного доверия к своим служащим и заботы о них. Безжалостная строгость, находившая на Перо временами, была неотъемлемой частью его бьющей ключом энергии и неукротимой решимости, без чего он никогда не создал бы ЭДС. Коберн легко прощал Перо его слабости.

Стоило ему только взглянуть на Скотта.

– Мистер Перо? – сказала Салли. – Вас просит Генри Киссинджер.

Сердце у Перо екнуло. Удалось ли Киссинджеру и Захеди что-нибудь сделать за прошедшие сутки? Или же он звонит, чтобы сообщить, что ничего не получается?

– Росс Перо слушает.

– Минутку. С вами будет говорить Генри Киссинджер.

И через несколько минут Перо услышал знакомый гортанный акцент.

– Хэлло, Росс?

– Да, сэр.

У Перо перехватило дыхание.

– Меня заверили, что ваших людей отпустят завтра в десять утра по тегеранскому времени.

С облегчением Перо сделал глубокий выдох.

– Доктор Киссинджер! Это самая приятная весть, какие я уж и не помню, когда слышал. Не знаю, как вас и благодарить.

– Детали должны быть окончательно улажены сегодня же чиновниками нашего посольства и иранского Министерства иностранных дел, но это пустая формальность. Меня известили, что ваших людей выпустят.