– Почему ты меня так назвал?

– Потому что тебя так зовут. Я знаю, что ты одновременно и Николь, и Арабелла, хотя я совершенно не понимаю, как это может быть. Но я уверен, что мне не придется оставаться в неведении до конца моих дней. Когда мы доберемся до Кингсвера и я достаточно оправлюсь, клянусь, я отыщу причину твоих страданий. Я найду способ успокоить твой разум раз и навсегда. Обещаю, я изгоню из тебя этого дьявола.

Николь отвернулась, чтобы он не мог увидеть печаль, исказившую ее лицо.

– Боюсь, это не под силу даже тебе, – тихо ответила она.

Они добрались до Экзетера через три дня. По мере того как процессия продвигалась в юго-западную часть страны, жители которой в основном были приверженцами короля, Генри Джермин все более замедлял темп их передвижения. В Экзетере Генриетта-Мария расположилась в Бедфорд-Хауз, который был заранее приготовлен для нее и ее свиты. В первый же вечер пребывания на новом месте королева почувствовала себя гораздо лучше, она выглядела добродушной и повеселевшей, и Николь решилась испросить у нее разрешения покинуть ее величество и уехать со своим мужем.

– Но моя дорогая леди Аттвуд, я считала, что между нами была договоренность, и вы будете сопровождать меня. Я ведь и так пошла вам на уступки, разрешив взять с собой мужа, дочь и слуг. И мне крайне неприятно, что теперь вы пытаетесь обмануть мое доверие, – королева сказала эти слова скорее печально, нежели гневно, и Николь стало стыдно.

– Почему бы тебе не схитрить? – спросил Джоселин, после того как она рассказала ему о своем разговоре с королевой.

– Каким образом?

– Заставь ее величество пообещать тебе, что она тебя отпустит после того, как родит ребенка.

– А что ты будешь делать в это время?

– Я доберусь до Кингсвера и возложу на Мирод обязанности по уходу за мной до полного выздоровления. Думаю, что это будет ей по душе.

Николь встревожилась:

– Она для тебя, наверное, все на свете?

Джоселин ухмыльнулся:

– Да нет, не совсем так. Но наша мать умерла, когда мне был год, а Мирод – шесть. Между нами было еще двое малышей, но они оба умерли, так что можно сказать, что на сестру лег весь груз моего воспитания.

Николь подумала о том, каким пагубным могло быть влияние на него старшей сестры, но ничего не ответила.

– Потом, – продолжал Джоселин, – когда умерла моя жена, родив Сабину, Мирод занялась воспитанием моей дочери. Сама она так и не вышла замуж, как ты понимаешь…

«Господи, час от часу не легче!» – подумала Николь, но опять ничего не сказала.

– …Так что она будет просто счастлива поухаживать за мной, пока ты будешь ублажать королеву, – закончил Джоселин.

«Уж это точно», – подумала Николь.

Вслух же она задала вопрос, который интересовал ее уже довольно давно:

– Джоселин, почему ты так долго не женился? Ведь ты давно вдовец.

– Потому что я мечтал встретить тебя, – ответил он.

Она удивленно посмотрела на него:

– Ты хочешь сказать, что мечтал встретить кого-нибудь похожего на меня?

Ее муж покачал головой:

– Нет, я имел в виду именно то, что сказал. Я очень часто видел тебя во сне. Иногда это была ты, а иногда я видел совсем другую девушку, похожую на мальчика, потому что у нее были короткие волосы. Но это была тоже ты. Я знаю, ты мне не поверишь, но, когда мы встретились там, на дороге в Ноттингем, я тебя сразу узнал. И влюбился еще до того, как ты заговорила.

– Но почему ты мне раньше об этом не говорил?

– Потому что это звучит так странно, так невероятно, хотя это истинная правда.

– Так значит, мы искали друг друга среди столетий? – Николь растерялась и совершенно не подумала о том, что сказала.

– Наверное, – ответил он, его глаза потемнели и загадочно сверкнули, но больше он ничего не сказал.

На следующий день Джоселин с Карадоком, которому каким-то образом удалось на время отстраниться от обязанностей шпиона, сели на коней и поскакали по дороге, которая петляла среди диких лесов и вела в Дартмут. Николь, которая уже успела получить одобрение своего плана у королевы, проводила их до окрестностей города. Она так усиленно старалась держать себя в руках, расставаясь с мужем, поэтому лишь прикоснулась к его губам.

– Как только родится ребенок, пришли мне весточку, – произнес он, – я сразу же за тобой приеду.

– А если тебе придется вернуться на войну?

– Тогда вместо меня приедет Мирод, – ответил Джоселин.

С мыслью об этой неизвестной ей женщине, которая теперь почти полностью завладела ее сознанием, Николь развернула коня и поскакала обратно в Экзетер, чтобы дождаться там рождения ребенка, которым, насколько она знала историю, станет Генриетта-Анна, для членов семьи – просто Минетт, будущая жена гомосексуалиста герцога Орлеанского и любовница его брата, короля Людовика XIV.

В начале лета 1644 года принц Руперт собирался покинуть Оксфорд и проехать по всем своим укреплениям, выстроенным в форме звезды. Сначала он хотел помочь своему брату, принцу Морису, находящемуся на западе страны, избавить Йорк от нависшей над ним угрозы быть атакованным хорошо вооруженной двадцатитысячной армией парламентариев. Он сделал это шестнадцатого мая. При нем теперь был не только Бой, но и черный Лабрадор, тот самый пес, которого он приобрел во время осеннего военного совета, когда впервые заметил, как Арабелла Аттвуд смотрит на него сверху из окна. Сначала он называл его «Бой», но потом дал ему кличку «Шейд»;[9] эта кличка напоминала ему о тайном любовном приключении, когда он испытал самое большое блаженство за свои двадцать четыре года, проведя незабываемый час в тени парка с женщиной, которой искренне восхищался.

По мере того, как принц двигался на север, к нему присоединялись другие военачальники со своими людьми. Так, в Честере к нему примкнул Джон Байрон, а в Болтоне – любящий риск Георг Горинг, недавно освобожденный из плена парламентариев в обмен на графа Лозиана. Там же в Болтоне к ним присоединился граф Дерби, только что прибывший с острова Мэн. Все вместе они добрались до Латом-Хауза, который был осажден уже в течение месяца, а благородная и мужественная графиня Дерби, француженка, урожденная Шарлотта де ля Тремоль, стойко держала в нем оборону.