– Ну что, Адам, поздравляю! – поднимая бокал, обратился ко мне Егор. – Сколько там прошло? 8 лет? А начал ты вообще в одиночку… – он пробежал глазами по каждому из присутствующих за столом. – Мы все были рады стать частью этого поистине феноменального проекта!

После слов моего друга люди стали радостно аплодировать.

– Сегодня твой день, – Лиза встала со стула и подняла бокал, её примеру последовали и остальные.

– Будет вам… – робко возразил я. – Сегодня наш день.

Звон стекла, стук вилок и ножей о тарелки, смех близких людей. Кажется, ничего не сможет испортить сегодняшний вечер.

– Так, так, тихо, – Дмитрий хлопнул в ладоши, привлекая внимание. – Сейчас про нас расскажут по телеку!

Точное движение пальца вдавило большую красную кнопку пульта и экран загорелся. Дмитрий удачно поймал момент. Заставка вечерних новостей в самом разгаре. Спустя считанные секунды на экране появилась ведущая – молодая девушка, а динамики завибрировали, донося нам её голос сквозь километры:

– Добрый вечер, уважаемые телезрители! – поздоровалась девушка, а затем мило улыбнулась. – Сегодня радостный день для всего мира. Если вы ещё не слышали, то спустя долгие годы разработок Адам Винтер и его команда завершила проект Тепсус. С чем мы его и поздравляем. Если вам кажется, что это незначительно, то Адам с радостью вас переубедит.

Изображение щёлкнуло. На экране появился я. Запись была сделана несколько дней назад. Тогда я всё ещё находился в шоке и совсем не помню своих ответов репортёру.

Грохот праздника затих, все присутствующие приклеили взгляды к экрану. Репортёр задаёт вопрос: "Итак, Адам, расскажите нам, несведущим в науке людям, почему вашу работу называют прорывной?"

Я отвечаю:  "С радостью, но, перед этим, позвольте мне выразить огромную благодарность моей команде."

Я из прошлого повернул голову в сторону оператора и посмотрел в объектив и сказал: "Спасибо"

– Ох, ну ведь не упустит момента, а! – отреагировал Егор.

– Тихо! – перебила его Лиза. – Смотрим.

Адам Винтер, сокрытый в телевизоре, продолжает отвечать: "Тепсус расшифровывается так – технология переноса сознания в ускоренную симуляцию. Понимаю, что это звучит сложно, поэтому простыми словами. По задумке пациент подключается к компьютеру с помощью специального шлема, считывающего мозговую активность. Тогда в дело вступает наша технология. Сознание человека переносится в компьютер: пациент видит, слышит и чувствует всё, что он чувствовал в реальной жизни, но находится в компьютерной симуляции"

– Ну слишком сильно ты упростил… – пробубнил Дмитрий.

Репортёр вновь задаёт вопрос: "А почему симуляция называется ускоренной?"

Мой голос отвечает: "Используя колоссальные вычислительные мощности мы можем, как бы, ускорить сознание человека внутри Тепсуса. Представьте, что на обучение в школе у вас ушло бы не 11 лет, а, например, 1 месяц."

" Это было бы великолепно, Адам, но разве это возможно? "

" Да, в этом примере мы ускоряем сознание в 120–150 раз, а можно – куда быстрее. Единственное, что необходимо – достаточные мощности. Для ускорения сознания в 10 раз необходимо, порядка, 2.43 эксафлопс, что, бесспорно, достаточно много, но прогресс же не стоит на месте! "

Сразу после создания Тепсуса нами и в особенности мной заинтересовались все вокруг: частные компании заманивали миллиардами, лишь бы выкупить наш патент; СМИ разных стран зовут меня на интервью; Политики всех уровней приглашают попить чай.

Ответом на все предложения было чёткое «нет», но недавно мне на почту пришло загадочное письмо, а уже сегодня я лечу частным джетом в Нью-Йорк прямиком в штаб-квартиру ООН.

Единственное, что мне сообщили, – конференция закрытая и чрезвычайно важная.

***

На часах – 6:00. Я вышел из аэропорта и осмотрелся. Ко мне тут же подскочили двое крупных мужчин в деловых костюмах и проводили к транспорту. Я сел в чёрный мерседес. Спереди и сзади едет настоящий кортеж. Неужели я настолько важный гость? За тонированным стеклом автомобиля прекрасный вид на набережную Ист-Ривер. И вот мы уже подъезжаем к штаб-квартире. Улица оцеплена.

– Да что, чёрт побери, происходит? – спрашиваю я.

Шофёр по всей видимости не разговаривает на русском, а, может, – ему запретили.

Меня проводили до входа в здание. Оно прямоугольное, точно, как кубик домино, возвышается ввысь и смотрит в небо.

Я зашёл внутрь, прошёл сквозь металлоискатель, меня раздели, переодели, затем я прошёл сквозь ещё один металлоискатель и только тогда мне разрешили сесть в гостевой зоне.

Через минуту рамка металлоискателя вновь запищала. Я повернул голову. Эффектная блондинка, сопровождаемая толпой охранников, прошла досмотр и села рядом. Она говорит на чистом Английском, хорошо, что и я на нём говорю. Хоть и не на таком чистом.

– Привет, – свет отразился от её белоснежных виниров и ударил мне в глаза, от чего я тоже улыбнулся. – Адам Винтер? Рада с вами познакомиться!

– Привет, взаимно, очень рад. Разве мы раньше не встречались?

Вопрос был задан лишь для того, чтобы не ударить в грязь лицом. Я даже представить себе не могу кто эта девушка.

– Лара Биртис. Социальные науки, – девушка поправила волосы. – Все заголовки пестрят вашим именем, может вы знаете зачем нас созвали? Да ещё и секретность такая.

– Тоже хотел спросить и у вас.

– Можно на ты, – улыбнулась блондинка.

Спустя 30 минут ожидания на ресепшене собралось с десяток именитых учёных. Лично знаком я далеко не со всеми, но слышал про каждого, кроме, конечно, обворожительной Лары. Вскоре нам выдали бейджики и пригласили пройти в зал совещаний.

Завораживающее своей помпезностью место: просторное помещение со столом в форме полумесяца, стены украшены лепниной и древнегреческими сюжетами. Серые стены, белый потолок. Сверху ослепительно светят лампо-прожекторы.

Нас вежливо усадили друг за другом, выдали каждому по папке цвета морской волны с большими чёрными буквами на ней. «Top Secret. Shield».

Сказали пока не открывать. Минуту все сидели молча. Через пять то и дело начал доноситься шёпот и ёрзание на стульях. А через десять мы уже общались во весь голос.

Стыдно признаться, но у меня большие проблемы с памятью на имена и даты. Если я очень постараюсь, то могу, конечно, запомнить человека, но когда их много и в один момент – нет. Другое дело – лица, их я различаю хорошо.

Одно из лиц выделяется особенно ясно: высокий рост, крепкие плечи, грубая кожа лица и перманентно недовольный вид. Его руки неподвижно лежат на столе, глаза стреляют: вправо, влево, вправо, влево. Уши слушают. По одному виду понятно – он военный. До сих пор он ничего не сказал, может потому, что соблюдает дисциплину, а, может, потому, что не понимает: о чём же говорят эти очкарики с горящими глазами. Я опустил глаза в район его груди, там написано: «Dick Cocish – Военный-врач». Справа от него, чуть сгорбившись, сидит архитектор, далее – физик-ядерщик, следом – биолог широкого спектра, что бы эта формулировка не значила. По левую сторону: космолог-марсолог, строитель, специалист по ИИ и нейросетям, Лара – психолог, и я. Некоторые стулья с папками напротив, стоят пустыми. Кто-то не пришёл на встречу. Грустно.

– Знаешь, – обратился я к Ларе. – Командочка у нас такая, словно нас хотят запрячь что-то строить.

– Согласна, – Лара наклонилась ко мне так, что её островатый парфюм ударил точно в голову, минуя рецепторы в носу. – А ты наблюдательный.

Наконец входная дверь в зал распахнулась и в неё зашёл уверенный в себе, но немного уставший старик в костюме тройка. Его счастливое лицо показалось знакомым, но где я его видел?