Формулировки давались с трудом. Слова выглядели какими-то колючими, неотесанными. Он так долго находился во власти обволакивающего опьянения, что предложения не клеились, все шло наперекосяк. Однако он понял, зачем это было нужно: облекая воспоминания в слова, о событиях становилось легче говорить. Он по-новому смотрел на жизнь, которая в сентябре 2015 года привела его в это место.
Начав писать, Тим уже не мог остановиться. Вместо сна он сидел перед ноутбуком и записывал мысли ночи напролет. Он рассказывал о детстве и юности, о родне, о том, как стал заниматься музыкой и как развивалась его карьера. Писал о сложных отношениях с менеджером Арашем и о времени, которое провел со своими девушками, Эмили и Ракель.
Вторая половина дня проходила за долгими терапевтическими беседами: вместе с врачом они обсуждали стратегии вымещения эмоций. По старой привычке Тим анализировал полученную информацию весьма скрупулезно – он всегда дотошно подходил к делу.
Постепенно Тим осознал, как много в себе подавлял. Он так долго вынуждал себя двигаться вперед, что начал воспринимать это как должное.
Внезапно все предстало в совершенно ином свете. Даже неприятные чувства и эмоции, с которыми он боролся с самого детства, – нервозность, тревожность и отчаяние. Может, в них не было ничего плохого? Он представил себе, что они будто компас, эдакий инструмент, способный указать ему нужное направление.
Сама по себе эмоция может обладать как положительной, так и отрицательной энергией, но ни одно ощущение на свете не желает нам зла.
До недавнего времени Тим то и дело переходил грань, жил в постоянных боли и страданиях. Боль была как физической – ему не давал покоя желудок, – так и душевной. Он не просто бился головой о стену – нет, он ее пробивал, и это происходило снова и снова. Ему и впрямь казалось, будто он играет с жизнью и уже одной ногой в могиле.
Как же он жалел, что никого не слушал!..
Я родился в 1989 году в Стокгольме в семье двух любящих родителей: Класа и Анки. Папа иронично называл себя «торговцем бумаг» – в Швеции всегда было принято немного принижать свои достижения. На самом деле у него было несколько магазинов канцтоваров, так что денег в семье хватало. Мама была успешной актрисой, по ее стопам пошел и мой брат.
* * *
К массивным люстрам поднимался дым. Стрелы охотников рассекали воздух, а маги бросали в драконьи головы огненные шары, но чудовище, казалось, было непобедимо. Острые зубы сверкали в темноте, оно бросалось на каждого члена клана, который осмелился подойти ближе.
Вместе с друидами, священниками и колдунами рыцарь Импортант вот уже несколько часов сражался, чтобы добраться до последнего чудовища, схватка с которым определяла исход всей битвы. Клан проявил смекалку и применил умную тактику: они то двигались всем войском в сорок человек, то делились на группы, чтобы уничтожить драконьи яйца, оставшись при этом в живых.
И вот Импортант, облаченный в огненно-оранжевые доспехи, спрятался за одной из каменных стен замка, построенного внутри горы Восточных королевств. Импортант был паладином, рыцарем с магическими способностями, который всегда приходил на помощь, когда кто-то из его клана оказывался в опасности.
Импортант полностью оправдывал свое имя[5]. К наплечникам его доспеха крепились ножи, руки скрывали железные рукавицы, а еще у него был пояс, о котором мечтал каждый игрок. Из-за забрала сияли белоснежные глаза. Иногда рыцарь объезжал столицу союзников Стормвинд только для того, чтобы поймать завистливые взгляды, устремленные на огромные рога, что украшали доспехи его коня – верный признак преданной службы.
Шестнадцатилетний Тим Берглинг сидел на кровати, облокотившись о стену. Оттуда-то он и управлял Импортантом. Пальцы отчаянно колотили по лежавшей на коленях клавиатуре, и рыцарь, подчиняясь командам Тима, торопился спасти очередного колдуна, оказавшегося в ловушке.
За всем происходящим внимательно наблюдал друг Тима Фредрик Буберг, которого все называли Фрикку. Очевидно, парни провели за игрой не один час: между стаканами с недопитой колой валялись конфеты, крошки чипсов и выплюнутые мешочки снюса[6].
Сразу после школы Фрикку с друзьями пришли в расположенную на Линнегатан квартиру родителей Тима. Они дружно затащили свои компьютеры на пятый этаж и в комнате Тима подключили их к сети. Было давно уже за полночь, а рейды в World of Warcraft[7] все не заканчивались. Один из парней чуть не клевал носом.
В этой комнатке Тим Берглинг провел все свое детство. Здесь он рисовал портреты родителей и друзей, писал стихи об осенних листьях и той самой девчонке из класса, которая ему больше всего нравилась. Когда-то родители подарили Тиму подписку на «Иллюстрированную науку»[8], и он изучил все, что можно, о спутниках, археологических раскопках и роботах. Особую страсть Тим питал к космосу. На его детство пришлось выведение на орбиту телескопа. «Хаббл», так называли эту напоминавшую мусорный бак причуду, был оснащен камерами, которые с невероятной высоты могли получать идеальной точности снимки умирающих звезд и мерцающих галактик. Внимание Тима привлекло гигантское газопылевое облако, изображения которого он потом долго рассматривал. Эти огромные столбы газа и пыли подсвечивались ультрафиолетовым светом и напоминали воющих чудовищ, словно иллюстрации из какой-нибудь сказки-страшилки. Видимо, в таком же отдаленном уголке вселенной однажды образовалась и наша солнечная система. Это было так давно, что мозг отказывался воспринимать эту информацию. Самому быстрому космическому аппарату, который только смог создать человек, понадобилось бы несколько сотен миллионов лет, чтобы добраться туда, в непознанную вечность.
Пока Тим погружался в размышления о далеком и непознанном, его мать Анки обычно крутилась на кухне, где готовила тефтели или спагетти для сына, сидевшего в своей комнате, что располагалась справа от плиты.
Как же она обожала своего Тимлима! Она его так ждала! И вот, наконец, в последнюю осень восьмидесятых он появился на свет.
Анки безумно хотела общего с Класом ребенка, хотя обоим было уже за сорок, а за плечами были недавно распавшиеся браки.
Тим был типичным поздним ребенком. Когда он родился, его братья и сестра давно стали подростками. Первыми съехали Линда и Дэвид, дети от предыдущего брака Класа, а за ними в свободное плавание отправился и сын Анки Антон. В квартире осталось всего три человека – Анки предполагала, что это и было причиной определенной сдержанности и замкнутости Тима.
При этом он был ужасно упрям. В детском саду Тим напрочь отказывался есть не только макароны и шарики из картофельного пюре, но и фруктовые салаты и ревеневый крем. Он решительно отвергал то, что другие дети поедали с огромным удовольствием. Ему же подавай исключительно хлебцы с маслом! Как-то во время празднования Дня святой Люсии[9] один из воспитателей внес Тима в зал на руках просто потому, что тот не желал прикасаться к полу. А когда все отправились в цирк, Тим не захотел заходить внутрь.
– Я не знаю этого клоуна, – сухо констатировал он и просто-напросто остался на улице.
Порой ему требовалось побыть одному – в такие моменты он четко давал понять это. Если они с Анки о чем-то спорили, Тим нередко запирался в комнате и продолжал общение, подсовывая под дверь бумажки.
«Ладно, признаю! – частенько заканчивал переписку Тим. – Был неправ. Извини. Но я все равно считаю, что называть меня “диванной картошкой” было грубо. Согласна?»
«Согласна, прости», – отвечала Анки, запихивая очередное послание под дверь.
И вот они уже снова друзья, и Тим выходит из добровольного заточения.
