Хотя ей, похоже, и так…
Пока несся к выходу из клуба, расшибая человеческий трафик телом почти закатившейся звезды, туфли с нее слетели, узкое платье сползло выше, наверняка явив окружающим задницу в капроновых колготках. Но думать об этом было просто некогда. Фото ее зада в соцсетях – последнее, о чем стоило сейчас думать. Эти фото могут легко и стремительно смениться посмертными.
Из клуба выскочил как в жопу ужаленный, бросился к своей машине, матерясь, что не многорукий Шива. Верхову пришлось усадить на капот и прислонить к лобовому стеклу, чтобы достать ключи и открыть дверцу. Устроил ее на переднем сиденье, пристегнул и в три прыжка обежал машину, рухнул за руль и дал газу, даже не прогрев движок – в чудеса не верил, был уверен, что довезу труп.
Выхватил из кармана сотовый, и он заорал у меня в руках – звонил сводный братец Алинки.
– Пошел на хер! – рявкнул я в трубу и тут же нашел нужный контакт.
Ночь, пришлось звонить два раза до упора, пока на другом конце раздался не слишком довольный голос:
– Виталий, вы видели, который час?
– Вадим Юрич! Передоз кокаином! Лечу к вам!
– А я-то чем помогу?! – раздался уже вообще не сонный вопрос. – У меня психдиспансер, а не наркология!
– Вы ближе! Не довезу даже до вас, чую! Делайте что-нибудь!
– Вызову скорую.
– Нет! И полицию нельзя! Думайте, думайте, Вадим Юрьич! Я уже вижу клинику! Каталку давайте!
Бросил телефон на панель и протянул руку нащупать пульс на шее Алинки…
Жива еще.
Чуть не снес ворота, но, видимо, главврач охранника успел предупредить, потому что они уже почти совсем открылись, и я сам не понял, как пронырнул в не до конца еще раззявленную пасть кованых створок.
У главного входа торчали санитары с носилками.
Мне бы даже Димка-таксист позавидовал – такой я выписал дрифт, боком паркуясь у главного входа аккурат в сантиметрах от медиков. Дверь со стороны Алинки открыл изнутри и отстегнул девушку, когда ее уже тащили наружу. Успел увидеть, как её в предплечье всадили какой-то укол и бегом унесли. Бросил машину и рванул за ней, но санитар величиной со шкаф выписал мне стоп ладонью размером во всю мою грудную клетку.
– Нельзя. Ждите тут – так Юрич сказал, – прогудел пароходом и выпихнул меня на улицу.
Я матюгнулся и вернулся в машину. Сел за руль, захлопнул пассажирскую дверцу и только тогда понял, как меня колбасит. Я успел. Но теперь все зависело от Вадима Юрьевича.
От звонка сотового чуть не подпрыгнул, как на пружине. Снова Олег:
– Ты, борзый! – заорал он с ходу, и я отодвинул трубку от уха. – Где Алинка?! Я за нее перед Верховым яйцами отвечаю!
– Тогда считай, что ты уже кастрат, – ответил я спокойно, хотя внутри просто горело вернуться сейчас и въебать ему от души. Отвечало, блядь…
Прикурил, нервно поглядывая сквозь стеклянные двери в диспансер. В конце длинного и широкого холла было видно открытую дверь в какое-то помещение, залитое ярким светом. Туда и унесли Алинку.
– Чё ты сказал?.. – пытался наехать мажор.
Я скинул его вызов и выудил из списка контактов другой номер. Мне ответили после второго гудка:
– Слушаю… – настороженный голос.
– Верхов Роман Ильич?
– Вы кто, молодой человек?
– Алина сейчас находится в частном психдиспансере…
– Это какая-то шутка?! – зарычал мужик. – Я тебе шею сверну, щенок!..
Но я игнорировал и продолжал, поставив на громкую связь и уже отправляя ему координаты для навигатора. Услышал, как пиликнул его телефон – сообщение принято.
– …Вы можете не успеть увидеть дочь живой. Передозировка кокаином. Полиц…
– Никакой полиции! – медведем взревел медиамагнат. – Еду!
Я снова бросил сотовый на приборную панель и откинул голову на подголовник.
Минуты тянулись, я терял терпение. Вышел, помаялся у стеклянного входа в клинику, вглядываясь в то, что происходило внутри. Но видел лишь прямоугольник желтого света, вытянувшийся от двери и постепенно растворявшийся в темноте, как мост из этого мира в другой. Поежился от таких мыслей и решил, что надо отвлечься. Ведь если Вадим Юрьевич еще не вышел, значит, жива Алинка, откачивают. Иначе здесь уже была бы и полиция, и скорая – засвидетельствовать смерть, – а он сам разводил бы руками и говорил, что везти надо было не к нему.
***
Где-нибудь в Штатах Верхова бы застрелили еще на подступах за то, как он ломился на частную территорию, хоть и клиники. А у нас он просто гавкнул на охранника, посветил известным всей стране таблом с мощной озвучкой «Урою, гнида! В асфальт закатаю!» – и всё, уже размазывает меня по стеклянной двери главного входа, словно фотообои валиком. Радовало, что хоть яйца целые остались, отрежут их пасынку – я в этом уже вообще не сомневался.
– Ты ее накормил?! – ревел медиамагнат, поднимая такой кипиш, что даже мёртвые встали бы.
– Сама наелась, – прохрипел я, выпуская последний воздух из легких, потому что вдохнуть этот сыч мне не давал – как обручем стянул горло пальцами. Точно браток из девяностых, вообще не изящно дела решает. Нет бы его охрана тут беспредел чинила, так он сам руки замарать был не прочь. Чувствовалось, что отрывался на мне на всю катушку. – В «Синем… фи-лине»… – почти беззвучно просипел…
…и Верхов меня отпустил.
– «Синем филине»? – переспросил и тут же пнул стекло ногой.
Только оно бронированное, ибо психи тут разные встречаются.
Но все же его рьяные попытки «достать и уничтожить» принесли успех – санитар, что задвинул меня за дверь лапищей, как у Годзиллы, пришел утихомирить буйного родителя. Я отошел подальше, чтобы не попасть под руку ни тому, ни этому. На фоне шкафа в зелененьком хлопковом костюме даже медиамагнат как-то сник. У медбрата он фейс-контроль не прошел, и корочки какие-то там не помогли. Его пообещали переодеть в смирительную рубашку и поселить в палату к такому же буйному. Я от греха забился в свою машину. Ибо этот в костюмчике сейчас уйдет за бронированные двери, а я тут с бешеным родителем один останусь. Больно оно мне надо?
Только спрятаться не удалось. Этот груздь ввалился на переднее сиденье и как-то смиренно спросил:
– Закурить есть? – и тут же сам взял с панели пачку. Прикурил, закашлялся. – Лет двадцать назад бросил.
– А сейчас зачем начали? – вышло хрипло – горло будто смялось, говорить было не то чтобы больно, а как-то физически неприятно, будто звуки железной щеткой по гортани скребли, как по сковородке.
– Тупой вопрос, – ответил он, сверкнув глазами, и снова затянулся. – Ты кто вообще?
Ответить я не успел – вышел Вадим Юрьевич. Мы с родителем феечки одновременно рванули из машины. Главврач даже на шаг отступил, будто его нашим напором откинуло.
– Жива, жива, жива! – выставил ладони вперед, предвосхищая все вопросы, Юрьич. – Но нужна срочная госпитализация, я ничем больше помочь не могу. Уже вызвал реанимобиль… а вот и он! – выглянул из-за наших сведенных вместе плеч врач, вытягивая шею и поправляя очки. – Девушку доставят в хорошую клинику к моему другу…
Алинку в этот момент вывезли на каталке, и Верхов все-таки чуть не раскидал санитаров, но к дочери прорвался. Правда, душещипательную встречу мне не удалось посмотреть – Вадим Юрьевич взял меня под локоть и отвел в сторонку:
– …И удружил ты мне, Виталий Семеныч, – покачал он головой в колпаке.
– Ну простите, – развел я руками. – Честно, я просто растерялся. На ум ни одна больница больше не пришла.
– Если бы не ты, у нее и шансов бы не было. Повезло ей, что лежал у меня один кокаинщик из… – главврач указательным пальцем ткнул в небо, – после его выписки пара ампул Е021 осталась, а то бы… всё, – теперь док развел руками.
Алинку уже погрузили и подключили к капельнице, она была в сознании, но белая, как простыня, которой ее укрыли по грудь. Верхов пытал врачей из реанимации, а когда дверцы захлопнулись, подошел к Юрьичу:
– Спасибо, – пожал руку с чувством, хлопнул по предплечью выразительно и рванул к своей машине.
