–У меня есть жених и мне с ним хорошо.

Позже я узнал, что она вышла за него замуж, родила от него двух детей.

Вот так и закончилась моя первая любовь. Но она всегда останется в моей памяти.

Детство возникает какими-то отдельными вспышками, которые навсегда врезаются в твою жизнь. Эти яркие мгновения я и пытался описать. Возможно, это будет интересным для более детального описания, но я задумал сей трактат немного о другом. Хотя мне кажется, я еще не раз обращусь к своим воспоминаниям, которые навсегда остались во мне и сформировали мою нынешнюю жизнь.

Состоялся серьезный разговор с моими родителями. Они пригласили меня в большой зал. Хочу оповестить моих читателей, что жил я в двухэтажном доме, с тремя спальнями, верандой, гостиной и большим залом. Вот в этот зал я и был приглашен.

–Ты, действительно, хочешь поступать во ВГИК или это просто твоя фантазия?

– Да, мама, я хочу творить и хочу поступить в тот ВУЗ, о котором я так долго мечтал.

– Гриша, но ты хотя бы имеешь представление о том, что там 20 человек на место?

– Мама, я знаю, чего я хочу.

– Хорошо. Отец, покупай билеты, мы едем в Москву.

Так, после десятого класса я поехал поступать во ВГиК. Ведь я считал себя гениальным, и никто кроме меня не сможет снять то, что я задумал. Любая операторская работа, включая известных мэтров операторского искусства, для меня была не более, чем неудачная фотография любителя. Я – гений, вы только меня поймите. «Я – гений»,– звучало у меня в сердце. Но, как бывает у всех гениальных людей, их, как всегда, никто не собирается и не желает понимать. Так оно и вышло. Я попал на прием действительно к мэтру фотографии. Это была Лидия Павловна Дыко. Известнейший оператор, родоначальник советского операторского киноискусства. Она снимала фильм «Суворов», была ассистентом на фильме «Чапаев». В общем, это был кит, на котором держалась вся советская кинематография. Она, с легкой руки, у себя в кабинете забраковала 90% моих снимков. Оставила два для того, чтобы я не огорчался. И сказала:

– Молодой человек, сколько Вам лет?

– Шестнадцать, – нерешительно ответил я.

– Вам нужно много и очень много работать, поймите меня правильно. То, что Вы содрали с моей книги «Фотокомпозиция» лучший мой снимок, хоть и льстит мне, но не делает чести Вам, придумайте что-нибудь сами. Надеюсь, что Вы меня понимаете правильно. До свидания. Жду Вас в следующем году.

Как я вам уже говорил, гениальность была не принята. Гений потерпел

полное фиаско. И сразу же возник вопрос. И не просто вопрос, а гамлетовский: «Быть или не быть?». Моя мама человек практичный, и она, со всей твердостью своего характера, ответила: «Быть».

ВГиК – это было для меня недосягаемое, огромное и святое. Я помню, с каким трепетом я поднимался по ступеням этого заведения. Тяжелые двери открывались с большим трудом. И вот я в храме кино. Прохладные коридоры, суетящиеся студенты, мудрые и великие преподаватели, в отличие от студентов они ходили важно и размеренно по коридорам института кино. Я чувствовал себя очень неуверенно и робко. Крался по ступеням, осторожно подходил к каждой двери, всматривался в лица и, с каким-то восторгом, узнавал знаменитостей, о которых читал в журнале «Советский экран».

– Мама, мама, вон смотри, прошел Алов.

– Кто такой Алов? – с недоумением спрашивала меня мама.

– Это же великий режиссер, он снял «Тегеран – 43», «Легенда о Тиле». Здорово, я его увидел.

Я был на седьмом небе от счастья.

Мы зашли в кафе института и заказали кофе и студенческие сосиски. Я не мог есть и все время оглядывался по сторонам в надежде увидеть еще кого-нибудь. Вдруг за соседним столиком я увидел азиатскую девушку и сразу узнал ее:

– Мама, смотри, вон за тем столиком сидит Делбром Камбарова. Она играла эпизодическую роль в фильме «Пираты ХХ века». Ух, ты!

– Ешь и перестань так глазеть, это некрасиво.

К нам подсел худенький мужчина с кинооператорской сумкой. Моя мама сразу среагировала на это и начала с ним разговор.

– Извините, а Вы не оператор случайно?

– Оператор, – небрежно ответил он.

– А Вы учитесь или уже закончили институт?

– Я уже три года работаю.

– Вы снимаете фильмы?

– Нет, я работаю в Свердловске в фотоателье, снимаю для документов, ну там паспорт, водительское удостоверение.

У моей мамы в глазах был ужас, она смотрела на него, как на покойника, отбывшего в мир иной прямо у нее на глазах.

– Да, я фотограф, потому что работу кинооператора получить на студии практически невозможно. Каждый год институт выпускает по 40-50 операторов. А ведь старые же не умирают и никуда не улетучиваются. Поэтому, если у вас нет блата, то вы никогда не будете работать по назначению, это все иллюзия. В лучшем случае, вы будете фотографом с высшим образованием или снимать «Сельхоз-навоз-хронику».

Он допил свой кофе, распрощался, пожелал нам удачи и ушел. У нас с мамой была пятиминутная пауза. Потом мама резко встала и сказала:

– Все, забираешь документы и едешь в Ленинград поступать в институт

киноинженеров.

Среди студентов его называли институт киноинженеГров.

Мы собрались и поехали в Ленинград.

Моя мечта, как птица, улетела безвозвратно, я даже не успел помахать ей рукой – так быстро это случилось. Я заметил, что в жизни часто так бывает. Ты строишь планы, заучиваешь этот план, знаешь его наизусть: каждое слово, каждый слог, каждую букву. Но наступает день, когда вдруг, неожиданно, все это исчезает в один миг, в один взмах. И уже нет плана на будущее. Нет твоей мечты. И остается ощущение, что это был лишь сон.

Но вместе с мечтой уходит что-то важное, уходит частичка тебя самого, частичка твоей души. А остается пустота. Происходит разрушение тебя, как целостной личности.

Мои воздушные замки улетали вместе с моей несбывшейся мечтой. Все растаяло, и все мои фото потуги были ни к чему. Я в Ленинграде, и поступаю в обычный технический ВУЗ. Я буду совершенно обычным инженером в каком-нибудь сельском клубе. В общем, киномехаником с высшим образованием.

Через месяц Ленинградский институт киноинженеров набрал будущих студентов в свой единственный в мире ВУЗ. Почему единственный? Потому, что второй такой ВУЗ в мире был никому не нужен. Да и учились в нем студенты третьего мира: Ангола, Вьетнам и Йемен, в общем, пол-Африки и часть Азии. Я поступил в Ленинградский институт киноинженеров с легким трением, но без особых проблем.

Глава 2.

Меня поселили в общежитие института на Новоизмайловском

проспекте. Временно, на месяц. Общежитие это принадлежало электротехническому факультету. Зрелище, прямо скажем, не для слабонервных. Ободранные двери, выбитые стекла, обшарпанные стены. Но весь ужас заключался в том, что общага была заселена кроме студентов еще и клопами немаленьких размеров. Я получил белье у коменданта и отправился спать.

Наутро встал

от того, что все мое тело горело и чесалось. Я подошел к зеркалу и просто не узнал свое лицо. Это было не лицо, а опухшая морда, больше похожая

на жопу. А жопа чесалась еще сильнее, чем лицо.

Я вышел в коридор и увидел двух пьяных студентов, которые что-то обсуждали, включая в свой лексикон ненормативные выражения. У одного из них была расстегнута ширинка, под джинсами не было трусов, и выглядывал член. Тот, который выглядел, как пьяный стриптизер, повернул ко мне лицо и представился:

– Я – студент второго курса Чеберс.

– Григорий, только что испеченный студент.

– У тебя деньги есть?

– Есть, – неуверенно ответил я.

– Пошли, за пивом сходим.

– Я не пью.

– А баб ты трахаешь?

– Как это – трахаешь?

– Ну, ебаться хочешь?

– Нет, пока не хочу, я ни разу их не…

Я только что поступил в этот дурацкий институт, – с возмущением ответил я. Тебе лучше советую магазин застегнуть, а то растеряешь свое хозяйство.