Литмир - Электронная Библиотека

Черчилль оперся на спинку кресла Уолдена.

– Не могли бы мы перекинуться парой слов с глазу на глаз?

Стивен бросил взгляд на брата. Джордж в шутку напустил на себя испуганный вид. Не реагируя на его юмор, Уолден поднялся.

– Давайте пройдем в картинную галерею, – предложил Черчилль.

Уолден последовал за ним.

– Полагаю, вы и эту выходку суфражистки тоже поставите в вину либеральной партии? – спросил Черчилль.

– Непременно, – отозвался собеседник, – но едва ли вы хотели так срочно поговорить только об этом?

– Естественно, нет.

Мужчины медленно пошли вдоль тянувшейся вдаль галереи.

– Мы не можем признать Балканы зоной особого влияния России, – сказал Черчилль.

– Я опасался такого ответа, но был готов к нему.

– На кой черт им сдались Балканы? Не принимать же всерьез всю эту болтовню про славянскую солидарность?

– Им нужен свободный выход в Средиземное море.

– Но ведь это и в наших интересах, если мы станем союзниками.

– Совершенно верно.

Они дошли до конца галереи и остановились.

– Существует ли способ предоставить им доступ в Средиземноморье, не перекраивая при этом карту Балканского полуострова?

– Я много размышлял об этом.

Черчилль улыбнулся.

– И я почти не сомневаюсь, что у вас уже готово контрпредложение.

– Да, готово.

– Не сочтите за труд изложить его.

– По сути, мы сейчас ведем речь всего лишь о трех небольших проливах, – начал Уолден. – Это Босфор, Мраморное море и Дарданеллы. Если мы откроем их для русских, Балканы станут им не нужны. Теперь давайте предположим, что этот проход из Черного моря в Средиземное объявляется свободным для международного судоходства и им смогут пользоваться суда под любыми флагами, а гарантами такого статуса станут совместно Россия и Англия.

Черчилль медленно пошел обратно, погруженный в задумчивость. Уолден не отставал от него в ожидании ответа.

После некоторой паузы Черчилль сказал:

– Но ведь эти проливы нам следует сделать зоной свободного судоходства в любом случае. Таким образом, вы подаете в виде большой уступки с нашей стороны то, к чему мы стремимся сами.

– Верно.

Черчилль поднял на него взгляд и ухмыльнулся.

– Да-а… Когда дело доходит до хитроумных ходов в духе Макиавелли, никто не сравнится с английской аристократией. Отлично! Продолжайте переговоры с Орловым и сделайте ему такое предложение.

– И вы не хотите сначала обсудить данный вопрос на заседании кабинета министров?

– Нет.

– Или хотя бы проконсультироваться с министром иностранных дел?

– Не на этой стадии. Русские наверняка захотят внести в договор свои поправки. По меньшей мере будут настаивать на уточнениях, каким образом два государства смогут обеспечить обещанные гарантии. А потому мне лучше представить кабинету полностью готовый вариант соглашения.

– Что ж, вам виднее, – сказал Уолден, гадая, насколько правительство вообще в курсе планов Черчилля. Тот ведь тоже усвоил уроки Макиавелли. Не могло ли здесь таиться подводных камней?

– Где сейчас Орлов? – спросил Черчилль.

– Ужинает с дипломатическим корпусом.

– Давайте найдем его и изложим новые предложения не мешкая.

Уолден покачал головой. «Насколько же правы те, кто считает Черчилля излишне импульсивным», – подумал он.

– Сейчас для этого не самый подходящий момент.

– Мы не можем ждать нужного момента, Уолден. У нас каждый день на счету.

«На меня пытались давить особы и поважнее тебя», – подумал граф, а вслух сказал:

– Вам придется предоставить судить об этом мне, Черчилль. Я продолжу переговоры с Орловым завтра утром.

Черчилль явно готовился настаивать, но пришлось сдержаться.

– Надеюсь, Германия не объявит нам войну этой ночью. Хорошо, будь по-вашему. – Он посмотрел на часы. – Мне пора уезжать. Держите меня постоянно в курсе дела.

– Непременно. Всего хорошего.

Черчилль спустился по лестнице, а Уолден вернулся в столовую. Прием подходил к концу. Теперь, когда король и королева удалились в свои покои, а гости были накормлены, задерживаться дольше не имело смысла. Уолден собрал свою семью, и они сошли в вестибюль, где встретили Алекса.

Пока женщины одевались в гардеробной, Уолден попросил одного из слуг вызвать их карету.

«В целом вечер сложился довольно удачно», – размышлял он ожидая.

Мэлл чем-то напомнила Максиму один из кварталов, прилегавших к Московскому Кремлю. Это была широкая и прямая улица, протянувшаяся от Трафальгарской площади к королевской резиденции. По одну ее сторону располагались богатые дома, среди которых выделялся Сент-Джеймсский дворец, по другую – обширный парк. Кареты и автомобили знати двумя рядами выстроились вдоль Мэлл примерно до ее середины. Шоферы и кучера стояли, прислонившись к своим авто и экипажам, позевывая и коротая время, пока их не вызовут, чтобы забрать из дворца хозяев или хозяек.

Экипаж Уолденов дожидался у тротуара на парковой стороне Мэлл. Возница в синей с розовым ливрее графов Уолденов расположился рядом и читал газету при свете фонаря своей кареты. Всего в нескольких метрах, скрытый во мраке парка, за ним наблюдал Максим.

Им владело отчаяние. Его план рушился на глазах.

Его английский не позволил ему четко понять, что «кучер» и «лакей» не одно и то же, и потому он превратно истолковал смысл заметки в «Таймс» о порядке подачи экипажей. Он рассчитывал, что сам возница должен будет дожидаться у дворцовых ворот появления своего хозяина, чтобы затем бегом вернуться к карете. По первоначальному плану Максима именно в этот момент он собирался обезвредить кучера, переодеться в его ливрею и подогнать карету к дверям дворца.

На самом же деле кучер остался при карете, а рядом с дворцом дежурил лакей, что и стало для Максима неожиданностью. Теперь, когда экипаж вызывали, к нему бросался лакей, чтобы потом вместе с кучером забрать с дворцового двора хозяев. То есть ему предстояло устранить не одного слугу, а двоих, причем сделать это скрытно, чтобы ни один из сотен остальных дожидавшихся на Мэлл людей ничего не заподозрил.

Свою ошибку он понял уже пару часов назад и с тех пор лихорадочно думал, как решить проблему, пока кучер у него на глазах болтал с другими возницами, восхищался стоявшим рядом новеньким «роллс-ройсом», играл в какую-то игру по полпенни и протирал окна кареты. Самым разумным теперь представлялось отказаться от первоначальных намерений и избрать для убийства Орлова другой, более подходящий день.

Но сама эта мысль была Максиму ненавистна. Прежде всего не существовало ни малейшей уверенности, что подвернется второй столь же удобный шанс. А во-вторых, Максим горел желанием прикончить князя именно сегодня. Он уже предвкушал грохот револьверного выстрела, рисовал в воображении, как упадет настигнутый пулей Орлов, составил закодированную телеграмму для Ульриха в Женеву, представлял себе радость от этого известия, которая воцарится в маленькой типографии, заголовки в газетах по всему миру, а потом и революционную волну – она прокатится, сметая все на своем пути, по России. «Я не имею права откладывать покушение, – подумал он. – Необходимо сделать все сейчас».

Тем временем к кучеру Уолденов подошел молодой человек в зеленой ливрее.

– Как сам, Уильям? – спросил он вместо приветствия.

«Стало быть, кучера зовут Уильям», – отметил про себя Максим.

– Грех жаловаться, Джон.

Максим не совсем понимал этот обмен репликами.

– Что новенького в газете? – полюбопытствовал Джон.

– Да вот объявляют цельную революцию, понимаешь. Король обещал, что на будущем годе соберет пожрать с собой только кучеров, а все толстосумы останутся глотать слюнки на Мэлл.

– Ха, так я тебе и поверил!

– За что купил, за то и продаю.

Но Джон уже двинулся дальше.

«Я легко уберу Уильяма, – подумал Максим, – но как быть с лакеем?»

В голове он прокрутил возможный вариант развития событий. Дворцовый привратник оповестит лакея, который бросится бегом от дворца к карете – то есть пробежит примерно четверть мили. Если он увидит в кучерской ливрее Максима, то сразу поднимет тревогу.

20
{"b":"8954","o":1}