– Александр Владимирович! Александр Владимирович! – окликнула его консьержка. – Вам плохо, что ли? Что это вы?..

Александр Владимирович Григорьев тряхнул головой и с силой провел ладонью по своему чисто выбритому лицу.

– Н-нет, – выговорил он, – все в порядке…

Непонятное какое-то ощущение. Шел-шел, зашел в собственный подъезд, и вдруг накатило… Как будто внезапно проснулся среди ночи и, вместо того чтобы оказаться в постели, очутился в своем подъезде. Вечер уже. Вечер трудового дня. С работы возвращаюсь. Что это, черт возьми, со мной?

Григорьев еще раз тряхнул головой, нажал кнопку лифта и, дождавшись, пока створки разойдутся, вошел. Консьержка проводила его удивленным взглядом – надо же, заработался как. Работать в крупнейшем банке города, да еще когда ты совладелец этого банка, – заработаешься тут.

На пятом этаже Григорьев вышел из лифта, сделал два шага по направлению к двери своей квартиры и остановился. Постойте-постойте… а в прошлый раз было точно такое же ощущение. Как будто проснулся среди ночи. В прошлый раз, когда…

Он рывком раскрыл «молнию» на кожаной папке и принялся лихорадочно рыться в бумагах. Договор с Воронежем… письмо из Твери от поставщиков… из Москвы… и еще, еще бумаги… А где же?..

Опять пропала!

Григорьев мучительно застонал, опустился на корточки и стал раскладывать на коврике перед своей дверью бумаги – договор, письма…

Нет! Пропала!

Сосед-пенсионер в растянутых трико с мусорным ведром в руке вышел из своей квартиры и проследовал вниз по лестнице, проворчав какую-то гадость о «назюзюкавшемся капиталисте». Григорьев не обратил на соседа никакого внимания.

Что же это такое? Уже второй раз у Александра Владимировича по пути из банка домой пропадает важная бумага. Не просто важная, а, можно сказать, важнейшая. Которой вообще-то полагается лежать в надежном сейфе, а не в кожаной папке. Ну а что же делать, если времени не хватает, еще и дома ночью работать с бумагами приходится.

Вот и поработал.

«Ну все теперь, – с тоской подумал Григорьев. – Задовский, компаньон мой, на этот раз точно собрание акционеров устроит. К чертям выгонит меня и один банком станет руководить. И прав будет – на хрена банку нужен такой управляющий, который второй раз за неделю теряет важные документы? Это сколько же я убытку уже банку принес?»

Бездумно двигаясь, как заведенная машина, Григорьев собрал бумаги обратно в папку, открыл дверь своей квартиры и вошел.

«Где этот чертов документ мог пропасть? Потерялся? Исключено – папка без дырок, новая, купил только что…»

Александр Владимирович, не раздеваясь, прошел в ванную, сунул голову под кран. Присел на край ванны и закурил. Две капли с его волос упали на сигарету. На смоченной сигаретной бумаге появились крошечные коричневые точки – просвечивал табак.

«А может быть, украл кто? Да нет, вроде. У банка меня машина ждала, так до подъезда дома и довезла. Папку я из рук не выпускал. Может, в банке? По дороге из кабинета к выходу? Я ведь точно помню, что переложил документ из сейфа в папку перед самым уходом и… все. Потом все время папку в руках держал. Всю дорогу. Черт его знает, что такое…»

Еще одна капля с волос Григорьева упала прямо на кончик его сигареты. Горящий табак коротко, едва слышно, пшикнул и погас.

– Ну что я могу сделать, Александр Владимирович?! Что я могу сделать? – уже раздраженно произнес Задовский. Он порывисто развел руками, несколько раз пересек собственный кабинет и остановился у стола. В упор посмотрел на стоящего напротив него понурившегося Григорьева и пригладил свои редкие серо-рыжие волосы. Потом глубоко вдохнул, отчего и так крупные черты его лица сделались еще крупнее, и выдохнул.

Александр Владимирович Григорьев и Валерий Петрович Задовский были владельцами «Булет-банка» – одного из крупнейших, да пожалуй, самого крупного в городе банка. Погодки, они управляли банком на равных правах, но сейчас, когда эта чертовщина, происходившая с Григорьевым, ставила под угрозу всю деятельность компаньонов, положение вещей изменилось: Григорьев незаметно отошел на второй план, важнейшие дела теперь Задовский стал брать на себя.

– Я и сам не понимаю, Валерий Петрович, что происходит, – то и дело дотрагиваясь кончиками пальцев до горла, тихо сказал, почти прошептал Григорьев.

– Я тоже не понимаю! – резко ответил Задовский. – Вы знаете, сколько мы денег потеряли из-за вашей… безответственности?!

– Мистика какая-то… – почти не слушая своего компаньона, так же тихо проговорил Григорьев, – я ж из рук не выпускал… – Он поднял глаза на Задовского.

– Н-ну, ладно, – смягчился вдруг Валерий Петрович, – в конце концов, мы с вами не первый год вместе работаем. Не первый и не второй…

– Четыре года уже, – подсказал Григорьев и опустил голову.

– Вот именно – четыре. Первый раз у нас с вами петрушка такая выходит… Ладно, собрания пока… не будет… Только смотрите, Александр Владимирович… Вы знаете, как я к вам отношусь – мы же с вами не один пуд соли, как говорится… Но это в последний раз, учтите, Александр Владимирович, в последний раз. Если и следующий документ… то я прямо и не знаю, что делать. Вы уж меня извините, но я буду вынужден…

– Понятно, – прогудел Григорьев, не поднимая головы.

– И хорошо, что понятно, – вздохнул Задовский и отвернулся к своим бумагам на столе, давая понять, что разговор закончен.

Григорьев направился к двери и дотронулся уже до ее кожаной обивки, когда Задовский внезапно окликнул его:

– Александр Владимирович! Я тут подумал… Может быть, вам в отпуск уйти? Пока все не утрясется? Вид у вас того… больной…

«Может быть, действительно в отпуск пойти? – думал, закрывшись в своем кабинете, Григорьев. – Тридцать пять лет мне, а из-за всей этой… дряни, чувствую себя стариком столетним. Нет, – качнул он головой, – банк только-только в гору пошел, работать нужно изо всех сил, а я… Ах, как некстати все эти пропажи!»

Он позвонил секретарше, попросил кофе, распорядился никого к нему не пускать и пару секунд спустя добавил:

– Кроме Задовского.

Принесли кофе. Григорьев поднес чашку к губам и вдруг замер. Постойте, постойте, если я сам не могу за собой уследить, то пусть за меня это кто-нибудь другой сделает. Телохранитель! Хороший телохранитель – вот что мне нужно, вот выход из положения.

Александр Владимирович даже улыбнулся, настолько проста и удачна показалась ему эта мысль. Помнится, Селиверстов, знакомец еще со школьной скамьи, рассказывал об одной женщине – профессиональном телохранителе. Она его несколько раз выручала здорово. Когда карасевские бандиты на него наехали, и еще там…

«Только бы Селиверстов на рабочем месте оказался», – подумал Григорьев, снимая телефонную трубку.

Интересно, почему это весной на меня находят воспоминания о прошлой – той – жизни? Почему это я с завидной регулярностью просыпаюсь каждую ночь, разбуженная неожиданно возникшей в моей памяти сценой?

Я посмотрела на часы – половина четвертого. Утро скоро. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить тетушку, спящую в соседней комнате некрепким, старческим сном, я встала с постели, накинула на себя халат и, прихватив со стола сигареты, вышла на балкон.

«А сегодня к чему этот сон был?» – подумала я, закуривая.

Вот уже четыре года прошло с тех пор, как я покинула отряд «Сигма», а все еще в памяти то всплывают эпизоды спецподготовки в отряде, то моей учебы в специализированном военном институте, готовящем, по выражению какого-то остряка, джеймс бондов русского розлива.

Я бы этого остряка за его выражение!.. Тоже мне, сказал – джеймс бонды! Моя подготовка за годы обучения и службы была такова, что я легко заткнула бы за пояс всех этих карамельных героев…