Внизу на улице нас ждали сани с крытой кибиткой. И совсем не ждал штормовой ветер и метель. Стоит ли куда-то ехать в такую погоду? Ни князь, ни прислуга этим вопросом не задавались.
Мне помогли сесть в кибитку, а вот князь уселся править парой гнедых, не обращая внимания на метель. Ребят, это нормально вообще? Он не замёрзнет? Мужик он крепкий, но ангину никто не отменял, и воспаление лёгких тоже. Но местных такие мелочи не заботили. Алеш погнал коней, и мы понеслись сквозь ветер. Белая крупа иногда залетала между слоями ткани даже в кибитку, ветер шумел снаружи. Это не карета, где я умудрялась ещё и задремать. Здесь же я решила посмотреть, куда мы едем, и это было ошибкой. Мы неслись вверх по жуткому серпантину, мимо мелькали сосны и ели, камни и снег летели из-под копыт коней.
Меня успокаивала только одна мысль: судя по словам Симоны, ни одна Амалия до конца своего года не пострадала. Я решила поберечь свои нервы и дальше за дорогой следить не стала.
В какой-то момент вьюга закончилась, стало заметно светлее. Сани остановились, и князь помог мне выйти. Мы стояли на вершине каменистого, присыпанного снегом плато. Только вместо обычных камней, здесь валялись глыбы малахита и лазурита. Если посмотреть вниз, то ниже нас облаком бушевала метель, скрывая лес, дорогу и другие гористые склоны.
А здесь солнце сквозь облака освещало каменистый пятачок, ослепляя бликами от снега. Но совершенно игнорирую весь остальной мрачный и вьюжный мир.
– Дай руку, Амалия, – я уже догадалась и сразу дала ему ту, где светился розовый турмалин. Князь взял меня за руку, и мы подняли руки вверх.
– Закрой глаза. Послушай горы и попроси мысленно, чтобы солнце спустилось, чтобы настало тепло. Попроси своих сестёр, души горных ветров, принести весну. Попроси камни остаться стоять вечно.
Я кожей чувствовала холодный ветер и солнечный свет, было в этом что-то странное, будто и то и другое было живым. Я повторила, что сказал князь. А потом мне очень сильно захотелось домой. Туда, где мне будет уютно и хорошо, где я снова могу быть собой. Пожалуйста, а? Земля под ногами отозвалась лёгкой дрожью, ветер растрепал пряди моих волос, солнце стало греть сильнее. Или мне показалось?
– Чшшш… Молчи, – прошептал князь. Он притянул меня к себе, крепко обнял, и я почувствовала лёгкое касание губ. Это было невероятно нежно и волнительно, будто он и вправду меня любил. Вот только продлилось это мгновение недолго.
Когда я открыла глаза, облака и метель внизу будто пропали, а князь произнёс:
– Спасибо, Амалия.
А меня здорово зацепил этот каменный чурбан. И захотелось показать ему – каково это, когда тебя не воспринимают всерьёз. Я привстала на цыпочки, и сама поцеловала его, уже не так невесомо. Хотела легко отступить, но он прижал меня к себе и провёл рукой по волосам. Чёрт, я ему хотела доказать, кто здесь живой, а не себе! Я отступила и, вопреки дико стучащему в груди сердцу, намерено легко произнесла:
– Пожалуйста, Алеш, – когда понимаешь, что эти «спасибо, дорогая» говорятся не мне, то отвечать становится проще. – Теперь обратно в замок, да?
Мне надо к деду Матею, но обсуждать это с тем, кто вчера после прямого «я не Амалия» продолжал считать меня куколкой, я не собиралась.
Но в замок мы вернулись не сразу – князь промчал нас дальше, спустился к городку, и мы снова пошли по площади, к нам подходили разные люди, кланялись, целовали подол. Солнце освещало ослепительно яркий розовый цветок над каменистой аркой, нас поздравляли с Новой Свадьбой, и я впервые подумала, что, судя по лицу князя, его это достало не меньше чем меня.
Только вот в отличие от него, я терпеть всё это не намерена!
6. Горных дел Мастер
Иона
Когда мы вернулись, князь сразу же ушёл в свою спальню, не сказав ни слова. Я же, как только осталась одна, затребовала у девочек будничное платье вместо халата. Должен же чёртов Штефан шить кроме подвенечных платьев обычные вещи?
– Зачем? – спросила Даянка с подозрением. Мне вот интересно: что, их Амалии – совсем куклы? Никуда не ходят, только спят, купаются и едят?
– А что, запрещено?
Девочка поджала губы.
– Нет, но… Не положено.
Я усмехнулась.
– Раз не запрещено, значит можно. Симона?
Младшая продолжала недовольно ворчать, а старшая тем временем радостно метнулась в гардеробную и принесла простое платье и шаль. Ну как простое… Светлое, с искусной вышивкой, но всё же не такое тяжёлое и без корсета. Ворот и рукава были на сборках, как крестьянские рубашки. Завершал образ широкий длинный пояс, края которого спускались до земли, а середина тоже была разукрашена бусинами розового кварца, агата и лунного камня.
– А что вы хотите посмотреть, княжна? Может, оранжерею? Можно? Пожалуйста?
– Ты что же, там ни разу не была?
Даяна чопорно произнесла.
– В княжескую можно входить только вам и князю. И Теодоре Тейтане. И тем, кто их сопровождает.
У меня возник резонный вопрос.
– А кто тогда ухаживает за растениями?
Девочки переглянулись и одновременно ответили:
– Как и за общими оранжереями, садовник.
– То есть не только мне и князю можно входить, да?
– Нет, ну садовников-то кто считает? Пойдёмте, княжна Иона?
Вот же снобизм! Но, кажется, Симона очень туда хотела. А мне нужна была помощь единственного человека в этом горном замке, который зовёт меня по имени.
В оранжерее было… красиво. Вот не моя тема – выращивать что-то. Мама любила, а у меня даже кактусы умирали. Здесь розы, там розы. Там цветы, здесь цветы. Ароматные травы… по запаху я опознала только мяту и укроп. Девочки радостно трогали какие-то растения, что-то шептали друг другу. Даже чопорная Даяна с моего разрешения сорвала клубничку с грядки и стала выглядеть как ребёнок, а не как юная бабушка.
Сквозь стеклянные стены ярко горело закатное солнце. Но вот оно опустилось за дальний склон, и, несмотря на то, что ещё не поздно, и повисла тьма. В оранжерее мягко светились камни вдоль тропинок, показывая путь обратно.
Симона восторженно улыбалась и даже взяла меня за руку на обратном пути. Вспомнилось, как в детстве я просила у мамы младшую сестру.
– Спасибо, княжна, – произнесла Даяна, когда мы вернулись – а теперь, будьте добры, подождите в комнате, мы ужин принесём.
Они вышли, я подождала немного и вышла следом. Из большого зала несколько дверей открывали ступени вниз. Из одной вкусно пахло тушёным мясом и слышались голоса. Определённо, мастерские в другом месте. Оставалась ещё две двери. Я пошла наугад. Заблудиться не боялась – мне всего-то надо будет всегда подниматься, если захочу пойти обратно. На третьем пролёте стало заметно холоднее, я смутно пыталась вспомнить, как меня вёл Войт в первый день. Каменные лестницы вели вниз, да только голосов слышно не было. Стены тоже были отделаны малахитом, лазуритом, где-то виднелась бирюза.
Толкнула одну из дверей – там оказался огромный зал. Боже, вот бы папа это увидел…Он всегда жаловался, что образцы после экспедиций негде хранить, а здесь стояли огромные стеллажи с сотнями разных камней. Около каждого – подпись, где и когда. Хм… не на русском ведь? Если сосредоточиться на каждом символе и букве по отдельности, то понятно, что язык другой. Но стоит расслабиться и посмотреть на надпись целиком, как сразу читалось, где и когда добыли этот прекрасный агат.
Всё это безумно интересно, и я бы осталась на пару часов, но не сейчас. Я вернулась в коридор и принялась вспоминать. Кажется, Войт в первый день вообще не открывал какие-либо двери, кроме как в общий зал. Значит, и мне надо просто спускаться. Я пошла дальше вниз, и, спустя пару пролётов пожалела, что не взяла предложенную Симоной шаль. Позади осталось ещё несколько дверей, и мне захотелось спросить неизвестного систематизатора камней и минералов: а почему он с той же педантичностью не подписал помещения и этажи?