Короче говоря, решение проблемы жилья с минимально возможными затратами. Это не догма, где-то будем другие методы применять, но главное сейчас — отработать механизм. В будущем у нас и ипотека будет.

Ельцин явно доволен, переговаривается с очередникам. Кто-то стоит с вырывающимся рыжим котом...

— Давайте внутрь зайдем, а то кот сбежит — сказал я, вызвав волну смеха

Пустили кота, кот рванул в подвал, затем и сами зашли. Несмотря на минимальную и дешевую отделку — видно, что строили просторно. На этаже четыре квартиры — трешка, две двушки и полуторка. К моему удивлению, полуторка была очень современного дизайна, так называемая «еврооднушка» — кухня двадцать метров, то есть считай это еще одна комната. Для небольшой семьи с одним ребенком — этой квартиры пока и хватит, двушка не нужна.

Трешка тоже необычная — по тому же принципу, два с половиной. Только двушки классические. Прихожая просторная, явно не экономили на пространстве.

— Какие стены несущие?

Ельцин принялся объяснять. Здесь кстати оставили «ящики за окном» — по просьбе трудящихся, чтобы зимой не гонять холодильник, да и войдет больше.

Вышли, посмотрели все от и до, обошли кругом. Потом вручили ключи, кто-то реально заплакал — не шучу. В таких случаях бывает, перехватывает дыхание и у меня. Я ведь вижу перед собой своих соотечественников, народ, который ничего слаще моркови и не едал. И столько вынес на своих плечах, столько вытерпел. Один американский экономист написал про русских: в их обществе три поколения, одно за другим не смогло оставить своим наследникам никакой значимой собственности — что еще вы хотите от русских, и какой жизни вы от них ждете. Это народ который своими руками построил заново державу, и если не изменить историю — через несколько лет ему скажут: извините, вы свободны. Точнее, скажут то более грубо: вас рожать не заставляли. Так, да?

— Товарищи...

...

— Двадцатого февраля двадцать второго года Владимир Ильич Ленин написал большевику Каменеву письмо-отповедь, которое завершалось так: учись у немцев, паршивая российская коммунистическая обломовщина! Так Владимир Ильич отреагировал на попытки Каменева отказаться перенимать опыт немцев, организовавших в послереволюционной Москве образцовое предприятие. Каменев мотивировал свой отказ тем что якобы русский человек какой-то особенный и не может так трудиться как немцы. Вот Ленин ему и врезал!

...

— К чему я это говорю, товарищи. Да все к тому же. Все жалуются и ворчат — того нет и этого нет. А давайте посмотрим на себя и честно признаемся — а кто должен сделать то и это и вот это, чтобы это было? Кто для нас это должен сделать? Не мы ли сами!?

...

— Дома, за моей спиной — построены в том числе и вашими руками, и за счет ваших трудовых достижений. В целом — это все называется социалистическая предприимчивость и инициатива. Социалистическая предприимчивость и инициатива — важнейшая часть инициированного партией курса на ускорение, на обновление нашего хозяйственного механизма. Всякая инициатива будет всемерно поощряться, государство поможет трудящимся добиться тех целей которые они сами себе поставят — но для этого они должны выйти с инициативой, принять на себя обязательства, напряженными трудом добиться желаемого. Для нас, товарищи, нет и не может быть нерешаемых проблем, ведь мы — коммунисты. Уверен, что в Москве и других городах нашей великой Родины будет построено еще много нового жилья и двухтысячный год — каждый советский человек встретит в своей отдельной благоустроенной квартире. И почин в этом деле — должен принадлежать вам, товарищи. Советским строителям!

Последние слова потонули в аплодисментах.

На обратном пути с Борисом Николаевичем много и с удовольствием разговаривали о передовом опыте. Он в частности предложил для сельской местности и малых городов — творчески переосмыслить деревянное строительство, создать проекты современных деревянных домов на одну, две, четыре семьи и тем самым сократить использование цемента, кирпича и бетона, которые более нужны в промышленном строительстве. И как вариант — он предлагал комбинированные строения, первый этаж и центральный пролет — бетон, кирпич, второй и третий этажи — дерево.

— Вы откуда это взяли то, Борис Николаевич?

— Да один мой помощник в Госстрое — он сам с Выборга, там немало таких домов. В Финляндии он был не раз и видел, что финны до сих пор так строят. А мы почему не можем? Если выпускать готовые конструкции, то дом можно за неделю поднять.

— Раньше за день делали — поддержал я

Весь день не давала мне покоя эта поганая история с взяткой. И хотя я понимал, что, наверное, у Михаила Сергеевича грязь за душой есть — а все же мерзость. И как выруливать не знаю.

К моему удивлению, вечером поднял вопрос Гейдар Алиев — он напросился ко мне на прием, уже потемну. Поговорили о нефти, о разработке дна Каспия, потом он мне и сказал

— Михаил Сергеевич, тут такое дело...

...

— Товарищ Шеварднадзе, наш товарищ — погиб можно сказать на боевом посту. Остались жена, дети. Наверное, будет правильно помочь им... со стороны ЦК.

Я произнес про себя бранное слово. А вслух сказал

— И верно, Гейдар. Нехорошо мы поступили, забыли ... человек на боевом посту погиб. Напиши что предлагаешь. Обсудим на Политбюро, думаю, возражений не будет.

11 сентября 1985 года.

Горький, СССР. Прокуратура Горьковской области

Увы... не Пушкины мы. И время сейчас — сильно не пушкинское.

Земскова Наталья Николаевна, следователь прокуратуры Горьковской области, когда-то интересная, а теперь вымотанная баба лет сорока, сошла с общественного транспорта, и едва подойдя к зданию областной прокуратуры, где работала, наткнулась на Витю Соколова, своего одноклассника и опера УГРО. И конечно же он тут был не для того чтобы признаться ей в любви. Да и кому нужна сейчас баба с грузом — это сорокалетний мужик еще боец — молодец, а она...

— Тпру... — заметил ее и Соколов — раз-два стой

— Стою хоть дой — огрызнулась она — тебе чего?

— Да вот, работу тебе подкинул. Там только оформить надо.

— А потом опять прибежишь на коленях просить приостановиться на новогодние?

— Ты что? Клиент уже в расколе.

Она прошла мимо, УГРОшник последовал за ней

— Я сейчас к шефу твоему заскочу, попрошу, чтобы тебе расписал. Там делов то.

— Ой, иди...

Когда она поднялась на место, и успела поставить чайник — вызвал шеф. Действительно дело расписали ей, она взяла тощий, еще не подшитый материал, бегло пролистала. Начиналось все с рапорта на имя начальника областного УВД об обнаружении признаков преступления. На этом она подняла глаза на Соколова

— Вы что, охренели?

...

— Он же номенклатура. Вы это согласовали хотя бы на уровне горкома?

Тут все было не так то просто. Формально — все советские граждане равны, но некоторые из них равнее, и на их задержание или производство следственных действий в отношении их надо получать разрешение. Конечно, если депутат даже самого малого совета — это понятно, но не только. Например, если задержать даже простого сотрудника райкома партии и не позвонить, не согласовать с его начальством — жди беды.

Хотя с другой стороны — при Черненко только выдохнули, теперь опять аресты по всей стране идут. В Одессе, говорят...

— Насчет него сверху указание было.

— А потом не открестятся?

— Нет, вряд ли. Кроме того, там фактический материал. Валюта, чеки. Да и клиент говорю же, в сознанке. Он дает показания на двух директоров торгов по валюте. Плюс злоупотребления, но это по мелочи.

— Судебно-бухгалтерскую надо будет?

— Это уже без меня, Николаевна. Твоя епархия

— Ладно, веди.

— У тебя, чего, соседка?