Даглас вёл Лойс под руку по тропе через перелесок, ползущей к вокзалу. Деревья свисали сверху мокрыми белыми обрывками, покрытыми снегом, словно встопорщенным мехом. Сугробы обхватывали фонари, залезали беспорядочными морозными узорами на их облупившиеся столбы.

Дряблый дым и прозрачный, рябящий по воздуху пар медленно застревали в спутанных кронах.

Об спину Лойс шмякнулся рыхлый снежок. Девочка возмущённо обернулась и заметила, как нарочито отставший Даглас, посмеиваясь, прячется за стволом берёзы. Дважды просить девушку не нужно, и она, полная азарта попасть печнику прямо в лицо, смяла снег и метко швырнула его в лукаво прищуренные латунные глаза, смотрящие из-за дерева.

– Ах ты ж! – демон по-совиному задорно расхохотался, сбрасывая с лица расплавившиеся водянистые ошмётки.

Девочка язвительно высунула язык, за что получила снежком в грудь, в ответ разозлённо схватила в охапку ледышку и кинула в мужчину, но тот увернулся гибко и быстро, как ветер.

– Эй! Я в домике! – Даглас сложил руки над головой, изображая крышу, и улыбнулся широко и весело, выявив ямочки на щеках.

– Так не честно! – в животном бешенстве гавкнула Лойс, разъярённая своей неудачей до отвращения к себе.

– А ты давай, поймай меня, черепашка!

Дразнится… думает, она… она Макар, на которого все шишки валятся?..

– Э, рыжая манда!

Лойс, не оборачиваясь, малодушно стерпела брошенное в затылок оскорбление. Билл Кинг обычно огрызался на неё так по десять раз на дню, если не двадцать, особенно – после того, как ночью измажет её лицо углём. А ещё пастой, навозом, протухшими яйцами…

– Да ты глухая или чего?..

Девочку грубо схватили за плечо крупные пальцы. Она всё же нехотя повернула голову, упёршись глазами в жёлтые, обросшие чёрным кариесом зубы задиры. Он обиженно скалился, как крыса, у которой отняли мусор.

– Отстань, – Лойс уже научная горьким опытом перекинула косу на грудь, чтобы у парня не появилось соблазна содрать скальп с её головы.

– Поднос отдай. Сегодня не хаваешь, – Билли требовательно протянул жирную руку, с гнусным превосходством улыбнувшись. Его наглые глаза навыкате, как у рыбы, высверливали в голове у девочки пару кровавых дыр.

– Скройся, фаршированный.

Такой непростительной дерзости мальчик не ожидал. В здравом уме никто не смел на него наезжать, даже ребята одной с ним весовой категории, и единственная, кто его рот топтала – эта уродливая тощая свинья. Борзая, потому что бесстрашная?..

От злости Билли заскрежетал зубами, подняв верхнюю губу, свёл брови так, что его маслянистые глаза чуть из орбит не вылезли.

– Слышь, – парень сцапал девочку за грудки и дёрнул к себе так бесцеремонно, что её деревянный поднос перевернулся, и порция пресной овсянки с водой плашмя впечаталась ему в льняную рубашку, едва застёгнутую на все пуговицы. – Ты вякай поменьше. Забыла, что вчера было?

Лойс плохо забывала причинённую ей боль. Тем более, когда это продолжалось буквально годами. Её холодная строптивость бесила горца-хулигана, привычного к беспрекословному повиновению, и поэтому она всегда одна из первых попадала под удар, даже несмотря на то, что гораздо меньше и слабее.

День назад он избил её поленом. До сих пор болят руки, которыми она тогда смиренно прикрывала голову для защиты. Слёзы высохли, а саднящие до судорог синие полосы остались.

Но так просто она не даст себя сломать… Если доживёт, конечно, до момента, когда сможет воткнуть вилку этому мерзкому жиробасу в глаз.

– Я помню.

– Брысь отсюда, дура.

Девушка отошла, освобождённая от хватки, и поставила на стол пустой поднос. Её плечи припадочно тряслись от униженного гнева и доведённой до безумия скорби. Но плакать она уже не могла, только яростно дышать, не в силах никак противостоять и ему, и самой себе.

Слабая, немощная, глупая…

– Ты, черепаха безобразная. Быстрее, твою мать!

Когда Лойс уже собиралась уходить из развороченной в хлам шумом и зеваками столовой, Билли остановил её, чуть не сломав в своих толстых пальцах её предплечье. Опустился к её уху, грязно дыша солоноватым смрадом ей в лицо:

– Ты думаешь, тебя полюбят и домой заберут?.. Мечтай, шлюха тупая.

Даглас растерянно остановился, увидев, как Лойс бесстрастно замерла с поднятой рукой. В глубоко беспокойных глазах девушки плыли нити белёсых вздрагивающих слёз.

Потеряшка неспешно опустила ладонь, будто окунутая в транс мутной ледяной воды, снежок мокрым комком выпал из её пальцев. Она ощущала… пустоту? Ярость и расстроенный азарт сменились на унылую надоедливую мелодию в голове, будто кто-то со всей психованной дури бьёт скрипку о лестничные перила.

Почему она подумала так?.. Тем более о нём…

Даглас стремглав подошёл и тревожно протянул руку, собираясь добродушно взять девочку за плечо в качестве поддержки, но побоялся её недовольства и передумал, неуверенно одёрнул пальцы.

– Извини, если я напортачил. Не хотел.

Лойс безжизненно опустила голову, глядя на налипший на сапоги снег, блестящий перламутровыми переливами.

– Это я. Я напортачила. Ничего.

– Мы оба дурачки с тобой, – несогласно нахмурил брови печник, поджав губы в неловкой улыбке.

Девушка ухмыльнулась, уже в чуть более приподнятом настроении. Как-то у мужчины получалось располагать к себе и делиться частью своего тёплого позитива, даже такой ничтожной.

И то верно.

А кто не дурак в этом чёртовом мире?..

Они продолжили дорогу, уже не решаясь дразнить друг друга снежками.

– Куда мы идём? – бодро отбивая обледеневшую дорогу хрустом шагов, спросила Лойс.

– На вокзал, – разомлевший от опьяняющего кислорода, втянув воздух сквозь зубы, ответил Даглас, затем ненавязчиво поинтересовался: – Ездила когда-нибудь паровозом?

– Не-а…

Лойс озлобленно стеснялась своих постыдно малых знаний о внешнем мире, ибо его для неё за стенами приюта и колонии не существовало, словно за забором в самое небо упиралась чёрная титановая стена.

– Я думала это как автомобиль. Только на рельсах.

– Почти так, – мужчина мягко улыбнулся, подбадривая помрачневшую девушку. В её возрасте он сам поразительно мало знал о простых вещах, но двадцать лет совершенно другой жизни перекроили ему такое жалкое понимание действительности. – Но его не поймаешь, как извозчика.

– Тогда на вокзале ждать надо?