— Нет.
Он громко стонет, отчего Оливер хрюкает и ворочается во сне, затем переворачивается на спину.
— Брось, чувак. Не стоит жить в отрицании.
— Ты не мог бы любезно занять свой рот мятным чаем, который я тебе приготовил, и заткнуться уже?
— Ты думаешь об этом, о ком-то, и я выведаю у тебя эту информацию, Аксель Якоб, даже если это будет последнее, что я…
— Завтрак? — спрашивает Оливер совершенно внезапно, бл*дь.
Мы с Вигго оба подскакиваем на полметра над нашими стульями.
— Иисус Рождественский Христос, — рявкает Вигго, прижав ладонь к сердцу. — Да что с тобой не так? Вампиром в прошлой жизни был?
Оливер стоит в изножье кровати и чешет живот.
— Божечки. Я просто встал с кровати, — мямлит он, затем моргает и трёт глаза. — Что тут делает Ви?
— Я пошёл по твоему следу, — говорит ему Вигго. — Ты не отвечал на мои звонки. Что происходит?
Лицо Олли делается замкнутым.
— Я не хочу об этом говорить.
— Окей, — Вигго поднимает руки в жесте капитуляции. — Нам необязательно говорить об этом. Пока что. Но мы поговорим об этом. О том, как ты без предупреждения уехал от колледжа и команды, что настолько не в твоём духе, аж пугает.
— Я не буду об этом говорить, — упирается Оливер, с надеждой косясь на кухню. — Но ты поможешь мне почувствовать себя получше, если после моего душа тут появятся pannkakor.
— Бездонная ты бочка, — бормочу я, вставая и забирая с собой кружку кофе. — Иди в душ. От тебя пахнет самолётным воздухом и едой из кафетерия.
Вигго хрюкает.
— Вот к кому ты побежал? К утешающим объятиям и словам Акселя?
— За компанию страдать веселее, — говорю я ему.
Оливер улыбается мне, наблюдая, как я достаю ингредиенты для блинчиков. Я отчаянно стараюсь не думать о том дне, когда учил Руни печь их.
— Вчера вечером он обнял меня, — хвастается Оливер.
Вигго ахает и бросает на меня обиженный взгляд.
— Это было при уважительных обстоятельствах, — для галочки констатирую я, зачерпывая муку.
— Что я должен сделать, чтобы заслужить объятия? — требует Вигго.
— Если когда-нибудь пролетишь тысячу миль и заявишься ко мне на порог в слезах, я обниму тебя, Вигго.
— Пфф. Да легко. Я уже пролетел тысячу миль. А теперь мне нужны лишь слёзы, а это… — он моргает, слегка шмыгает носом, и ну поглядите, его глаза блестят. — Смотри. Я в слезах. Практически лужица.
Я кидаю в него брусочек сливочного масла.
— Отдери жопу от стула и помоги мне с блинчиками.
Глава 14. Руни
Плейлист: P!nk & Willow Sage Hart — Cover Me In Sunshine
Рассвет поднимается из-за горизонта, разливая десятки ослепительных оттенков оранжевого и жёлтого. Взглянув на деревья, я наблюдаю, как прохладное голубое небо становится всё ярче за кружевом полуголых веток, а те листья, что ещё остались висеть, озаряются солнцем и пляшут на ветру как крохотные язычки огня. Я очень усердно стараюсь не скучать по Акселю и не вспоминать, как он смотрел на закат в день нашего свадебного похода. Я стараюсь не слишком задумываться о том факте, что он разделил со мной своё любимое место.
А потом мой телефон вибрирует на журнальном столике. Я беру его и снимаю блокировку. Мои щёки приподнимаются в улыбке, когда я читаю сообщение Акселя.
«Спасибо, что сообщила мне, когда безопасно добралась. Извини, что отвечаю только сейчас. Прошлым вечером из ниоткуда заявился Оливер (очень даже в его духе), и к тому времени, когда я его накормил, что заняло несколько часов (тоже очень в его духе), и сумел проверить свой телефон, было уже так поздно, что я не хотел рисковать и разбудить тебя».
— Чёрт, — бормочу я.
«Что он там делает? — пишу я. — Он заметил ремонтные работы?»
«К счастью, он пребывает в блаженном неведении относительно масштабов ремонта, — отвечает Акс, — и того, что это подразумевает, так что ничего страшного. Что касается цели его визита, я не уверен. Что бы там ни было, думаю, ему просто нужна передышка».
Я улыбаюсь в экран, когда приходит новое сообщение от него. «Между прочим, Гарри передаёт привет».
Там прикреплено фото пса, его карие глаза широко раскрыты, морда смотрит в линзы камеры. Но что заставляет моё сердце завертеться в груди, так это то, что снимок — селфи, и худая, мускулистая рука Акселя обнимает его. Я вижу его от губ и ниже, но упиваюсь каждой деталью. Тень бородки, которую он постоянно забывает сбривать, потому что буквально работает от рассвета до заката, пока не валится с ног в палатке. Длинная шея и впадинка у основания горла — я определённо не фантазировала о том, как проведу по ней языком.
Я держу палец над фото, затем нажимаю «сохранить».
«Скажи Гарри, что я передаю привет, — печатаю я, — и что я по нему скучаю».
Три точки сразу же начинают танцевать внизу экрана, и моё сердце совершает кульбит.
«Гарри говорит, что тоже скучает по тебе».
— Миленький пёс.
Я вскрикиваю и роняю телефон как горячую картошку. Уилла с любопытством косится на меня, ставя мой чай на журнальный столик, затем садится со мной на садовые качели на крыльце, построенные Райдером.
— Спасибо, — говорю я своим самым бодрым голосом.
— Ты в порядке? — спрашивает она.
Я киваю.
— Ага. Абсолютно. Непременно.
Уилла с минуту всматривается в мои глаза, затем, похоже, решает, что я веду себя в своей типичной, умеренно странной манере. Вздохнув, она кладёт голову на моё плечо, и мы смотрим на рассвет с её обтянутого сеткой крыльца.
— Я так счастлива, что ты здесь, — говорит она.
— Я тоже, — отвечаю я ей. — Я рада, что я нашла это место. В конечном счёте.
Она хрюкает, затем отпивает кофе.
— Бедная ты женщина. Я же говорила, что с радостью приеду к тебе, но ты такая упрямая.
— Кто бы говорил.
Мы чокаемся кружками, и я пью чай, скучая по кофе, но зная, что когда мой живот закатывает истерику, кофе мне нужен меньше всего на свете. Та бутылка вина и неожиданно острые блюда в духе кухни фьюжн, которые мы ели вчера, вдобавок к тревоге из-за планов рассказать Уилле о моей болезни, заставляют мой живот сжиматься неприятными спазмами.
— Руни? — Уилла кладёт ладонь на моё колено. — Ты куда отключилась?
Я смотрю в её глаза, широко посаженные и карие, искрящие крохотными искорками золота и янтаря. Её дикие кудри собраны в небрежную гульку на макушке, а когда она улыбается мне, я испытываю прилив нежности к моей лучшей подруге, самому близкому подобию сестры, что у меня когда-либо будет. Я так боюсь, что моё признание причинит ей боль, но затягивание сделает лишь хуже. Пора стиснуть зубы и быть честной.
— Мне нужно кое-что тебе сказать.
Уилла склоняет голову набок. Она сжимает моё колено, затем выпускает, обеими руками обхватив кружку кофе.
— Я слушаю.
— Во-первых, я хочу, чтобы ты знала — я сожалею, что скрывала это от тебя. Я не хотела, но я не знала, как быть такой подругой, какой я хотела быть, и при этом сказать тебе правду.
Её лоб недоуменно хмурится.
— Руни, о чём ты говоришь?
Я проглатываю ком в горле и выдавливаю из себя слова.
— Ты знаешь, какие мы. У нас эта любовь в стиле «Девочек Гилмор», Лорелай и Рори. Я жонглирую слишком многим, у меня непростые, пусть и желающие лучшего родители-снобы. Ты надираешь задницу своей мечте и прокладываешь свой путь. Мы крепко опираемся друг на друга, вместе едим дерьмовую еду, слишком много болтаем и обнимаемся не как взрослые женщины, а как дети, с беспечной, стискивающей кости отдачей.
Уилла кивает.
— Знаю. И я люблю тебя за это.
Я тоже киваю и смаргиваю слёзы.
— И я… хотела защитить тебя. Я не хотела беспокоить тебя, когда твоя мама так болела, когда ты и так несла на себе столько всего. Тебе не нужно, чтобы кто-то ещё из близких обременял тебя, особенно когда в моём случае это ни к чему не приведёт. Потому что то, с чем я имею дело, никуда не денется. Это хроническое.
