– Эй, парень, ты живой? – раздался женский голос.

Меня вырвали из самой глубины ночи.

– А-а-а!!! Не трогайте меня!!!

– Ты чего орёшь? Ночь же. Не ори!

Незнакомка отшатнулась. Я притих.

– Ты чей? Где твои родаки? Потерялся, что ли?

– Я один! Не трогай меня! Отойди… Мне нормально здесь, – добавил на тот случай, если эта идиотка решит допытываться дальше. И вжался в угол скамейки ещё сильнее.

– Ты бездомный, что ли? – с лёгким раздражением спросила она. – Чё-то не пойму.

– Детдомовский! – Эту фразу я произнёс с неожиданной для себя резкостью и даже гордостью. И тут же отвернулся, закусив нижнюю губу, чтобы не расхныкаться. Заскрёб ногтем по скамье.

– Сбежал, значит? Ну-ну, знакомо… Из какого детдома? Не из Егорьевского?

– Нет.

– Ясно. И как давно сбежал? Сколько уже тут торчишь?

Она шагнула ко мне.

– Недавно, только не трогайте меня! – торопливо предупредил я и притворно потянул носом, будто был простужен.

– Да не трогаю я тебя! Достал… Волнуюсь, может, голодный… Хочешь, накормлю?

– Нет! – выпалил я и тут же об этом пожалел. Прикрыв голову руками, отвернулся.

– Ну и чего ты выпендриваешься? Дальше так будешь сидеть, ждать, пока тебя попрошайничать заставят? Ты что, не знаешь, сколько здесь уродов шатается? Вот честно, поломают тебе ноги и пошлют меж машин ползать. Или на педофила наткнёшься, он тебя в задницу отымеет. Хочешь, да? Идём, говорю, накормлю, поспишь у меня, а завтра ментам тебя сдам.

– Нет! Лучше тут! Не хочу есть! – огрызнулся я. Между тем разбуженный желудок снова заныл, стало подташнивать, я испугался и подставил ладонь ко рту, сплёвывая голодную слюну.

Молодая женщина несколько секунд смотрела на меня, беспризорника, и вдруг расхохоталась:

– Посмотри на себя, крендель, ты с собой, что ли, решил покончить? Жизни не знаешь, сидишь здесь, от гордости аж поплохело. Да? Чё, блевать потянуло? Думаешь не знаю какого это, не жрамши целыми днями?

Я отвернулся. Когда же она, наконец, свалит?

– Ладно, давай серьёзно. Как тебя зовут?

– Дима, – сухо ответил я, заметив, как высоко над её головой в чёрном небе белым пятном светит луна.

– Я хорошая, Дим. Не трону тебя. Давай вставай… Не поверю, что жрать не хочешь.

Всё внутри кричало: «Да-да! Хочу… Ну, конечно же, хочу!»

– Нет, не хочу.

– Какой же упоротый мальчишка, – покачала она головой, оглядывая площадь. – Ну что мне с тобой делать? Тут, что ли, бросить? Или знаешь что, я прямо сейчас вызову сюда патруль.

Неожиданно она схватила меня за руку, чтобы не убежал.

– Отпустите! Убивают!.. – заорал я снова, пытаясь вырваться.

– Дурак, пропадёшь тут! К бомжам попадёшь, они тебя…

– Нет! Дура, отпусти меня!

– Знаю, сама была детдомовской, всё знаю! – выкрикнула она в тот момент, когда я сумел вырваться и ринулся бежать.

Последние слова зацепили. Я остановился и удивлённо оглянулся.

– Я тебе всё расскажу о себе. Не бойся.

Постояв полминуты, решил вернуться к скамейке. Незнакомка взяла меня за руку, и я покорно согласился идти, куда поведут.

3

C площади мы прошли в переулок, уже довольно пустынный, затем свернули налево в Сытинский тупик, который упирался в Палашёвский. Три ступеньки вниз – и вышли к небольшому жилому дому странной формы. Похоже, его левую часть отсекли топором. Она была глухая, с ободранным фасадом и как будто даже кривая. Я шёл, не поднимая глаз, стараясь не озираться по сторонам. Решил, что если со мной что-то случится, то это будет только моё счастье. Нам ещё в детдоме старшаки рассказывали истории о том, как детей воруют и продают в рабство или расчленяют на органы. Ни того ни другого я себе не представлял и считал эти байки тупыми страшилками. Нас специально пугали, чтобы мы от ужаса мочились в штаны. А сейчас подумалось: «А почему это не может быть правдой?»

Мы подошли к подъезду. Незнакомка обернулась. Окинула взглядом с головы до ног.

– Ты точно детдомовский? – строго спросила она.

– Да.

Она посмотрела ещё пристальнее, пытаясь в моём лице выявить лукавство, затем недоверчиво оглядела внутренний двор позади меня.

– Ладно, пошли, – приложила ключ к домофону. – У меня здесь квартира. Если вдруг в гости кто притащится, не обращай внимания. Тебя не тронут.

После этих слов я напрягся. Расчленяют на органы, насилуют, продают…

– Вообще никто не должен.

– Уф…

Мы вошли в маленький подъезд, где не было лифта, а на жилую площадку приходилось по одной квартире. Наверх вела крутая лестница. Дом казался обездоленным. Все жильцы давно спали. За их дверьми царила глубокая ночь, а одна, чёрная, была опечатана.

На третьем этаже моя спасительница остановилась и полезла в сумку. На пол упала связка ключей.

– Чёрт! – еле слышно произнесла она нагнувшись. Затем открыла дверь, и тёмный пугающий коридор встретил меня запахом чужого мира.

Я застыл в прихожей, боясь сделать следующий шаг. Хозяйка скинула туфли, положила сумку, прошла по коридору, включила свет в ближней комнате и позвала меня.

Там находилась кухня. От проёма до середины тянулась барная стойка, справа у окна стоял маленький низкий диван с красными декоративными подушками, рядом – стеллаж, набитый глянцевыми журналами, слева – шкафчики и матово поблёскивающая мойка. Везде был приглушённый свет.

– Ванная – прямо по коридору. Найдёшь? Кстати, забыла представиться – Регина, – сказала она, стоя ко мне спиной и рассматривая полки холодильника.

Ванная была маленькая, в самом дальнем углу квартиры, совмещённая с туалетом. Белый кафель, тёмно-синий пол, тусклое освещение. Под ногами мягкий ворсистый коврик. Я мыл руки с особой тщательностью, чтобы потянуть время. Сердце испуганно билось. Всё напоминало бредовый сон. Моментами я даже забывал дышать и чуть не терял сознание. Обратно почти бежал, стараясь не глядеть по сторонам, представляя, что у каждой стены притаились призраки. Когда вернулся на кухню, Регина указала на высокий барный стул. На него пришлось взбираться. На столе уже ждала еда и кружка горячего какао. Я сидел и смотрел на всё это, не решаясь прикоснуться без дозволения хозяйки.

– Давай лопай быстрее, а то я спать хочу, – сонно улыбнулась она.

Я схватил вилку и стал огромными порциями запихивать макароны в рот. Щёки раздувались, и Регина, наблюдая за мной, посмеивалась. Я ел быстро и жадно, при этом успевая отрывать взгляд от тарелки, чтобы рассмотреть свою спасительницу.

У неё были волнистые, тщательно уложенные волосы, усыпанные серебристыми блёстками. Густые ресницы, какие я только в мультиках видал. Сильно накрашенные глаза, которые смотрелись хищно под тонкими, высоко вздёрнутыми бровями. И красный напомаженный рот с двумя маленькими вампирскими зубками, сильно обнажавшимися при смехе. Доброты в этом лице было всего ничего, зато много сумрачной печали.

– Пойду постелю тебе. Будешь спать в моей гардеробной, – усмехнулась Регина. – Это комната. Честно. Просто я там свои наряды для выступлений храню. На диванчике поспишь, места хватит. А я у себя в спальне буду, за стеной.

Я молчал, в недоумении уставившись на неё сонными глазами.

В комнате, где Регина приготовила мне постель, было спокойно и хорошо, несмотря на горы вещей, набросанные как попало. Здесь же хранились и многочисленные коробки из-под обуви, с крышками и без. Некоторым туфлям на высоком каблуке коробки не досталось, и они парами стояли на полу. Платья, представлявшие собой непонятные полоски ткани, расшитые стразами, болтались на вешалках, как шёлковые платки. Другие наряды, скомканные, лежали на стульях, а то и под ними. Дверца шкафа была приоткрыта, и с неё свисали огромные боа из перьев. Тут же корсеты, пояса, ленты, чулки… Ещё на полу стояли чемоданы, чемоданчики, коробочки поменьше, а на столике с подсветкой была разбросана косметика. В таком огромном количестве, что на поверхности невозможно было найти место даже для кружки с какао.